Я не смогу отпустить

Недели шли. День сменялся ночью и снова наступал день, потом снова ночь, а потом снова день. Время летело — с каждой секундой оно, казалось, только ускорялось. Все было словно скачками, спотыкалось на валунах и летело по инерции до следующей кочки. Впечатлений не было никаких, только забывающееся понемногу счастье. Похороны давно прошли. Чонгук с Тэхеном были там, мемберы тоже. Долго потом Ви стоял у могилы смутно известного парня; слез он не ронял, только смотрел вниз с тоскливой еле заметной улыбкой, всматриваясь в холодный мрамор, возвышающийся над свежей землей, едва подернутой моросящим дождем. Все уже давно разошлись, а он сказал лишь одну фразу: «Я его плохо знал, но никто не отменял человечность.» Оказалось, что Енджун был тяжело болен, так же как и Тэ, но, проведя четыре дня в коме, после окончания тура, умер от кислородного голодания мозга. Врачи уже ничего не смогли сделать, они пытались искусственно насытить мозг кислородом, но ослабленный организм не смог бороться, и он умер лежа на операционном столе. Директор сказал, что в связи со сложившейся ситуацией, выступлений ближайшие, как минимум, два месяца не ожидалось, поэтому парни выдохнули и отправились зализывать раны и, параллельно, думать над концепцией будущего альбома, стараясь прийти в себя после всего произошедшего. Гук предложил Киму совместную квартиру (на время их «отпуска»). Короче говоря, он после долгих сборов и внутренних бурь предложил Тэ уехать жить вместе на берегу океана в Японии в уютной трехкомнатной квартире. Он, долго не раздумывая, согласился, улыбаясь во весь рот, но глаза его остались неподвижны, как воздух в пустыне — стеклянные и холодные. Бледность Ви не спадала, а наоборот, похоже, только усилилась и приобрела слабый оттенок желтизны, тенью спадавший на лицо. Худоба его по прежнему бросалась в глаза, и, хоть прошло много времени, он ни насколько не изменился — все такой же болезненный вид, скелет, обтянутый кожей, впалые глаза — мертвые глаза. Потухший взгляд, выдающиеся ключицы, костлявые колени. Но он вел себя как прежде. Иногда, когда Чон, задумавшись, устремлял взор на комковатую землю и терял внезапно из виду блондина, а затем оборачивался и находил его за своей спиной, шагающего по его следам. Так происходило каждый раз, когда Гук задумывался о чем-то второстепенном, и скидывал такие исчезновения на игру его непоседливой «Вишенки», которой такие выходки были присущи. Гул и черная пустота звенели в каждом углу квартиры. Холодом веяло от стен, от штор и коричневых шелковых покрывал. Ким оглядывал высокие потолки с заметным вниманием и интересом, в то время, как Чон молча следовал за ним, задумавшись и неотрывно смотря на острый затылок, спрятанный под поредевшими блондинистыми волосами. Взгляд Чонгука расфокусировался, он по наитию медленно шагал вперед, вдруг Ви снова исчез. Впереди ветер играл с легкими занавесками у открытого окна. Он обернулся. Парень стоял сзади и, глядя на потолок, проговорил: — Тут очень уютно и красиво! — он перевел взгляд на Гука, — Ты сам все это нашел? — Да. — улыбнулся тот. Ким бесшумно подошёл к нему и заглянул в глаза. Он был в этот момент похож на ласкающегося котика, который подошел к хозяину, уставшему после тяжелого трудового дня. Чон посмотрел уставшим взглядом на него и обнял крепко прижимая к себе. Он сжимал в руках его — хрупкого, беззащитного — и понимал, что, кроме него, Тэ-Тэ больше никто не сможет защитить. Он зажмурил глаза, будто это все сон, и открыл снова, убедившись, что блондин все еще в его объятиях, — зарекся никогда не отпускать его. — Есть такое время в жизни, когда понимаешь, что жизнь пролетела уже. — говорил Тэ, смотря в сторону, — Секунда, мгновение, но это нечто большее, чем простое осознание. Это смерть приходит. Стоит за спиной, ты чувствуешь ее ледяное дыхание и хриплый голос. Это не страшно — это только тихо и сдержанно. Смерть — начало бессмертия. — заключил в оболочку Ви и прижался, закрыв глаза, к недоумевающему Гуку. Он был холодный. — Ты замерз? — Немного… — мило улыбнулся парень своей квадратной улыбкой, отстраняясь. Чон подошел к дивану и стянул большой теплый плед с него. Тэ, волоча небрежно ноги, с ухмылкой подошёл к дивану, проведя по нему рукой. Чонгук обошел его сзади и накинул на его плечи плед, укутывая настолько, насколько позволял его характер. — Спасибо. — отозвался он и отошёл к окну. Брюнет сощурясь смотрел на чернеющий в сумраке на фоне светлого окна силуэт, сочиняя для себя, сам того не зная, красивую сказку наяву.