Рокировка по длинному пути

      После завтрака портал перенес нас в поселение. Было любопытно увидеть жизнь других магов и познакомиться с настоящим шаманом.       Если честно, при слове «шаман» мне всегда почему-то представлялся круглолицый якут или бурят в национальной одежде. Ну, или индеец с перьями в волосах на фоне вигвама.       Эта же община больше всего напомнила мне стойбище цыган. Черноглазые, черноволосые, улыбчивые, с плутовскими взглядами и стремительными движениями. Разве что одежда для цыган не такая цветастая. У мужчин только одно яркое пятно — на поясе красный шелковый шарф с бахромой, а у женщин пышные однотонные юбки ярких цветов и белые блузки с вышивкой на рукавах.       Жили они в тканевых шатрах размером с юрту, а самый красивый — белый с растительным орнаментом — у вождя, и располагался в некотором отдалении от остальных. Вот туда мы и направились.       Внутрь нас не пустили. При нашем появлении хозяин сам вышел на порог. Колоритный старик с трубкой в зубах и проницательным взглядом красовался в щегольских красных кожаных сапогах. И это в такую-то жару.       Шаман оказался немногословен. Кивнул, оглядел нашу группу и молча пыхтел трубкой, переводя внимательный взгляд с одного на другого, словно сканируя. Потом так же молча махнул рукой в сторону поселения и ушел обратно.       Его родичи, что все это время в молчаливом ожидании стояли за нами, радостно загалдели и с улыбками повели нас расселяться.       Жизнь в племени оказалась нереально интересная. Все вокруг словно сошло со страниц старинной книги о затерянном городе, даже казалось, что само время тут текло по-другому. И магия была необычная: палочками они не пользовались — магичили без них. Я для интереса представил себе Путь, и все вокруг расцвело красками, словно все стойбище находилось в некой магической воронке, где потоки сливались в вихри и переплетались. Выглядело очень красиво и необычно, но несколько хаотично. Я бы не смог тут ориентироваться по Пути — слишком много потоков, нереально зацепиться за что-то конкретное.       Чарли объяснил, что волшебники с помощью палочки способны на колдовство любой силы, а маги природы магичат по-своему. Они «черпают» магию извне сразу, зацепляя поток и направляя его на нужное волшебство, а не пропуская ее через себя, как это делаем мы, когда колдуем. И пусть серьезного и разнообразного колдовства, как у волшебников, у них не получится, зато легкие чары прекрасно и без палочки выходят.       Они не используют заклинания — управляют природной магической силой. А для более серьезных вещей у них есть с десяток знаков, типа рун. Но не такие, что в Хогвартсе изучают, а другие, похожие на примитивные стилизованные рисунки, выбитые на камешках — капли воды, солнце, снежинка, и они их комбинируют, приспосабливая для своих нужд.       С их помощью они стихии используют: огонь, который не гаснет и не требует дров, стоит только положить камешек в очаг и активировать магией. Комбинация огня и воздуха — жилище согревает, вода — водный резервуар наполняет — там в стенки камешки с рунами воды вставлены в специальные углубления, и вода всегда на одном уровне — не убывает. А если больше не нужна — то их просто вытаскивают, и она испаряется.       Воздух, огонь и вода — кипятят или греют воду — вставляешь в стенку пустого котла оба камня и активируешь, и тот заполняется водой, и вода кипит или греется, смотря по силе магии, вложенной в камень. Свет на светильниках так же активируется. Короче, все в быту на стихиях работает.        И пусть для нас эти знания не особо полезны — нам их использовать не получится, но посмотреть, как другие магики живут, было занимательно.       Еще меня просто поразили их кони. На самом деле это была разновидность фестралов, только видимая. Но когда я увидел этих тварей, то чуть не обоссался. Они выглядели один в один, как тиранноза́вры. Не помню, какие те были размером, но эти немного выше лошади. Гарри каждый день до озера верхом на них по лесу гонял вместе с мальчишками, и даже Гермиона решилась разок прокатиться, правда, в повозке. А я всю неделю от них подальше держался, но потом, перед самым отъездом, все же решился и тоже проехался вдоль поселка. А чего удивляться — Гермиона с Гарри на фильмы с современными спецэффектами про динозавров не ходили, а меня не так василиск поразил и драконы, как эта, неизвестно каким образом выжившая жуть с маленькими холодными глазками как у акулы и острыми зубами в три ряда.       Еще мы рыбу ловили. Местные на леску камешек свой приделывали и одну за одной таскали, а в сеть с такими камешками рыба сама запрыгивала, стоило только ее в воду немного опустить. А мы Акцио им помогали. Было весело…       Гермиону поселили отдельно в женский шатер, а нас, троих парней, всех вместе в один.       В первый же вечер нас потянули к вождю. Правда, Гермиону с нами не пригласили — у женщин, как я понял, своя женская магия и своя шаманка — Ханса, и к мужчинам они не суются, как и мужчины к ним. Девчонка, конечно, обиделась и дулась пару дней, а потом дорвалась до таинственных знаний, о которых ее новые подруги просветили, и ходила с горящими глазами и гордым видом. Ей шаманка сказала, что она сильная ведьма, и девчонку это очень порадовало, как будто она сама этого не знала. Так что в свободное время она мастерила себе женские обереги под напевы какой-то тарабарщины и была очень довольна.       На этот раз в шатер нас пустили. Я думал, будет как в старых фильмах — духота, жара и наркотический транс, но все оказалось куда проще — вроде игры.       Мы расселись, шаман протянул Чарли большой бубен из кожи, с глухим звуком, и попросил стучать в него костяшками пальцев в ритм. За шатром зазвучала музыка в мексиканском стиле, и Чарли старался попадать в такт, а шаман в разных местах потрясал своим маленьким бубном, но с шуршалками, которые издавали странный неприятный звук, словно гремучая змея трясет своей трещоткой.       Потом Чарли передал бубен мне, и я тоже в него постукал на свое усмотрение. Несмотря на то, что музыка одна и та же была, и ритм, по идее, тоже один, но стучали мы все по-разному.       Сначала я ничего не почувствовал — просто пытался не сбиться с ритма, но вдруг неожиданно поймал себя на том, что незаметно покачиваюсь и мотаю головой в такт, а в башке как-то мутно. Это меня отрезвило, прочистив мозги, и я поймал внимательный и одобрительный взгляд шамана. Чарли, к слову, в транс не впал, но тоже слегка подергивал ногой, а вот Гарри, когда ему бубен передали, конкретно поплыл — покачивался с закрытыми глазами и тряс головой.       Внезапно старик склонился к Гарри и легонько стукнул его своим бубном в лоб, и пацан рухнул на ковер как подкошенный, а музыка за шатром резко оборвалась.       Мы с Чарли сразу потянулись к нему, но тут у шамана прорезался голос:       — Не трогайте его, — спокойно приказал он, — мальчик просто спит.       Он стал водить над Гарри руками, что-то бормоча на грани слышимости, а то и выкрикивая отдельные слова с низким гортанным звуком и изредка потрясая бубном. Время шло, мне казалось, что мы в этом шатре уже вечность, задница затекла, ноги задеревенели, но когда все закончилось и мы вышли, оставив Гарри спать в шатре, то еще даже не настала ночь.       Мы сели к костру, шаман молча раскурил трубку и задумчиво смотрел на огонь.       — В мальчике осколок чужого Ачэк-карго, — неожиданно отмер он. — Теперь его уже нельзя удалить — шрам зажил, и частичное слияние уже произошло. Но можно помочь мальчику его усвоить окончательно. Он, в конечном итоге, и сам его растворит, но так выйдет дольше и болезненней.       — А это не повредит Гарри? — спросил Чарли. Вид у него был взволнованный. — Все же душа монстра в детском теле…       Шаман посмотрел на него, как на психа.       — Душа? — прищурился он, — о чем ты толкуешь, Ахоут?       Чарли растерянно посмотрел на меня. В Британии мало кто знал о крестражах, а Чарли получил сведения о них от меня, и только то, что я ему рассказывал.       — Разве крестражи — не часть души, расколотой убийством и помещенной в предмет, чтобы дать возможность вернуться после смерти? — с долей неуверенности спросил я. У старика был такой вид, словно он сдерживает смех, но он только вздохнул, покачал головой и поднял серьезный взгляд.       — Знаешь ли ты, мальчик, что есть душа? — спросил он. — Душа — есть искра Вихара — Бога. Он так велик и непостижим, что познает себя по божественной искре в каждом своем создании. И как часть божественного, душа бесстрастна и цельна, ее нельзя расколоть. Если я спрошу тебя: «Кто ты?» Что ты ответишь?       Я, честно говоря, растерялся. Философские беседы никогда не были моей сильной стороной. А действительно, кто я? Конечно, можно было ответить, что я — Рон, мальчик, ученик Хогвартса, сын, брат и друг… Но он явно не это имел в виду. Луна тоже задавала похожие вопросы, и ответы на них лежали в разных плоскостях, а не на поверхности. Поди догадайся…       — Все, чем ты себя считаешь теперь, — есть сознание и тело, оживленные с помощью божественной искры. Но кем ты являешься, есть Ачэк — дух, — покивал на мое молчание он. — Душа — это зеркало, в котором отражается божественный свет в мир. А дух связывает душу и сознание. Если ты живешь по законам добра, то твоя душа отражает больше божественного света и сияет для людей, чтобы они грелись в ее лучах и тянулись к Создателю. А если творишь зло, то зеркало темнеет, мутнеет, искажая свет. Когда же ты преступаешь закон, то по зеркалу идут трещины, и оно перестает отражать свет Вихара правильно — становится темным и со временем теряет связь с Богом и возможность к раскаянию. Чем дальше от света, тем ближе к тьме — иного не существует. Убийство — есть преступление против тела. Крестражи, как вы их называете, есть — преступление против самой души, потому мерзость и погибель. Ведь безумец, что решился на такое, не только губит свою душу, но и претендует на чужую.       — Как такое может быть? — отмер Чарли и растерянно переглянулся со мной.       — Попав в руки жертвы, крестраж влияет сначала на чужое сознание, порабощая его, чтобы оно стало сродным его Ачэк. Когда полностью завладеет им, то дополняет себя чужим Ачэк до целого, и, в конечном итоге, захватывает не только чужое тело, но и чернит чужую душу, принадлежащую Богу, — становится Ачэк-карго — проклятым блуждающим духом.       Он замолчал, не торопясь, затянулся, глядя в костер. А я подумал, что его слова не лишены логики. Конечно, я не все понял, и не со всем согласен. Но это точно, что крестраж, попав в руки, ментально влияет на объект, устанавливает контакт, играя на сильных эмоциях — ненависть, как у Гарри, или доверие, как у Джинни, или чувство вины, как у Дамблдора, или ревность и обида, как у Рона. Он подпитывается этими эмоциями, а потом овладевает чужим сознанием полностью, уничтожая его. Во дела.       — А если растворить крестраж сейчас, что это даст Гарри? — спросил я, — ему тогда не придется сражаться с Лордом и умереть от его руки, чтобы воскреснуть?       — Я не понимаю тебя, Ачэхар, — нахмурился он.       Чарли бросил на меня просительный взгляд и начал рассказывать о пророчестве, но шаман его перебил:       — Пусть мальчик сам покажет, — предложил он и, поднявшись с места, пошел ко мне.       — Мм… Рон, — неуверенно попросил брат, — он просит разрешения на легилименцию. Ты позволишь? — В его тоне явно чувствовалось беспокойство, что меня несколько напрягло.       — Не бойся, Ачэхар, я не выдам твоих тайн, — сказал шаман, понизив голос.       — Ладно, — неуверенно согласился я, — а это не больно?       — Если не будешь сопротивляться, — невозмутимо ответил шаман.       Он сел рядом и взял в ладони мое лицо, вынуждая смотреть ему в глаза и бормоча непонятные слова, на которые не срабатывал переводчик.        Больно не было, да и ничего особо не происходило. Просто в какой-то момент внешнее перестало существовать, а я заметил, что как будто, закрыв глаза, пересматриваю свои воспоминания. Потом стало хуже. Воспоминания ускорились, словно я просматривал их на быстрой перемотке. Все книги, которые я прочитал, мелькали с бешеной скоростью перед глазами, и я читал их заново. Все разговоры и встречи — словно я смотрю на них со стороны. Эффект, как в Омуте памяти, что был описан в книгах, только в голове.       Мне поплохело — такое чувство, будто сильно перепил и все кругом вращается. Но тут реальность вернулась, меня обожгло болью, и я со стоном схватился за голову. Башка болела и тошнило, словно после сотрясения.       — На, выпей, — подскочил ко мне брат, впихивая мне в руку кружку, куда шаман капнул несколько капель из флакона, — как ты себя чувствуешь, Рон?       — Хреново, — просипел я, отпивая. На удивление, после первого же глотка стало полегче, а когда я допил все, то все неприятные симптомы прошли.       — Я дам свой ответ завтра, — невозмутимо сказал шаман, — а пока отдохните.        Он ушел в свой шатер, оставив нас одних. Я подумал, что нужно вернуться за Гарри, но мне не хотелось возвращаться в шатер. Не то чтобы я не верил Хадзи, но доверять незнакомцу неразумно, тем более магу. Не настолько, чтобы оставлять его наедине с пацаном.       Но Чарли все решил сам. Убедившись, что со мной все в порядке, он вынес Гарри на руках и отнес в нашу палатку. Тот еще спал и просыпаться не собирался.        — Чарли, думаю, будет не лишним, если ты станешь обучать нас Патронусу, — сказал я, когда мы уже улеглись. Сна не было ни в одном глазу, а новые знания привели к новым вопросам.       — Я тоже об этом подумал, — вздохнул брат. — Даже если вы не сможете вызвать полноценного патронуса, то щит из света, даже слабый, отпугнет от вас дементоров. Завтра начнем тренировки. Ты уже решил, что будешь делать с Блэком?       — Отдам ему крысу, как только он появится, — пожал плечами я, хотя Чарли не мог меня видеть. — Главное, чтобы он ее прикончил, и тот не успел сбежать.       — Я рад, Рон, что ты сам этого не сделал, — сказал брат и отвернулся. — Доброй ночи.       — Доброй, Чарли, — зевнул я и закутался в плед. Но сон не шел, и я полночи раздумывал над третьей книгой. После легилименции вспомнил все довольно четко, даже то, что уже забыл — ведь прочитал книги заново. Но, думаю, эффект будет недолгим, и я старался проанализировать все теперь, пока еще свежо в памяти.       Еще меня волновал шаман. Он теперь знает, кто я — вдруг скажет кому?       Утро наступило слишком быстро. Чарли выглядел устало — видимо, тоже долго не мог уснуть. Я — сонно, и только Гарри выдрыхся за всех и фонтанировал энергией. А после завтрака Чарли, как и обещал, стал учить нас Патронусу. Его Патронусом, кстати, оказался большой филин. Мне показалось, что он должен был быть черным, хотя сам Патронус был полупрозрачной субстанцией, словно из сжиженного голубоватого воздуха. И еще он мог говорить голосом брата, конечно. Полезное заклинание. Мы все тут же захотели себе такого же и с энтузиазмом тренировались в любую свободную минуту, азартно гадая, кто получится у нас.       К несчастью, чары серьезные, и с первого раза у нас ничего не вышло, как и со второго — только искры и тонкое, невесомое облачко, похожее на пленку. Забегая вперед, скажу, что получилось у нас только перед самым отъездом, да и то не материальный Патронус, а устойчивый световой щит — на большее не хватало умения. Но Чарли был рад, сказал, что основу мы теперь знаем, значит, будем тренироваться сами, и все получится. Главное — подобрать нужное воспоминание и не только вспомнить, но и ощутить его.       Вечером посреди поселения разожгли большой костер, правда, сидели вокруг только мужчины и парни, достигшие совершеннолетия — пятнадцать лет по их меркам. Чтобы им стать, нужно убить медведя или рысь.       По кругу передали большой кувшин с каким-то сладковатым напитком. Он здорово дурманил голову, так что, когда парни повскакивали с мест, и под ту зажигательную музыку стали оборачиваться волками и с визгами и тявканьем кружить вокруг костра, я подумал, что это просто глюки. А когда понял, что все всерьез, то похолодел от мысли, что мы сейчас тоже после этого зелья превратимся и поскачем по поляне. Но все обошлось.       — Не переживай, Ачэхар, — усмехнулся шаман. Он, как оказалось, пристально за мной наблюдал, — они превратились не от питья.       — Вы оборотни? — спросил я, наблюдая, как Гарри, получив кивок шамана, бегает за волками, которые, играясь, норовят свалить его с ног, подталкивая лапами.       — Мы перевертыши, — непонятно ответил он, — как оборотни, но не зависим от фаз луны. Вроде анимагов, но врожденных.       — Здорово, — подорвался Гарри, который прислушивался к нашему разговору. — А вы можете научить нас анимагии? Я тоже хочу стать волком.       — Могу, — флегматично ответил шаман, посасывая трубку, — только не советую этого делать. Волки — часть нас самих, а анимагия, при всех достоинствах, привносит в сознание мага и недостатки, присущие его зверю. Это не превозносит Ачэк — дух, а уподобляет его животному с разумом человека. И даже если анимаг не будет потворствовать потребностям своего зверя, то он будет чувствовать его желания.       — Как это? — спросил Гарри под наш общий любопытный взгляд.       — Ты возьмешь в рот дохлую мышь? — спросил шаман, — потеряешь разум от запаха кошачьей мяты настолько, чтобы громко мяукать и тереться о ноги? Станешь вылизывать лапы или обнюхивать кому-то хвост, будучи собакой? Совладаешь с желанием загрызть или спариться с волчицей, будучи волком?       — Фу, нет, конечно, — ответил Гарри, а я передернулся.       — Но я думал, что анимаги просто превращаются в зверя, а не становятся им, — удивился я.       — Так и есть, но отголоски своего зверя после первого превращения в них будут сохраняться всегда, даже в человеческой форме. Просто, как я и сказал, они смогут их сдерживать. Звериная форма не предназначена для человека, хотя в каждом из нас живет неузнанный им зверь, которого мы взращиваем, чья звериная суть и принимает форму по превращении. Но твой зверь может быть как отважен до безрассудства, так и труслив до предательства. Не стоит будить то, что спит, — подытожил он, оставив после разговора неуютные ощущения. А я подумал, что он, скорее всего, прав, не зря же у Мародеров такая форма, которая им подходит, как никакая другая.       После, когда все разошлись, нас с Чарли отвели к шаману.       — Я готов помочь мальчику растворить крестраж, — сказал он. — В оплату возьму кусок шкуры короля змей. Но ты, Ачэхар, должен знать, что ответственность за это ляжет на тебя. Ты готов к последствиям?