Рокировка по длинному пути

      Разговор с шаманом еще долго не выходил из головы, заставляя сомневаться в сделанном выборе.       — Что вы имеете в виду, я вас не понимаю? — с недоумением спросил я. — Какие последствия?       — Знаешь, в чем истинная мудрость, Ачэхар? — вместо ответа спросил он, — нести бремя решений самому. Прими его — и у тебя не будет больше права обвинить другого: каждая жизнь и смерть будет на твоих и в твоих руках. Вичаша — ваш белобородый мудрец, продумал всё так, чтобы уберечь многих, но ты хочешь спасти некоторых. Не мне судить, что правильнее, ибо своей кожи нет ничего ближе, а крови дороже.       — Значит, вы думаете, что путь Дамблдора правильный? — растерянно спросил я, — и не стоит ничего менять?       — Почему? — удивился шаман, — к цели всегда ведет не один путь, все дело в самом Проводнике. Вичаша знал с самого начала, что в мальчике часть чужого Ачэк, но не смог бы его извлечь сам, да и не посмел бы этого сделать. Более того, он посчитал это знаком Пророчества, не зная, что в нем речь о духе, а не о теле. Мальчик никогда бы не смог — ни по состоянию души, ни по мастерству, убить тело Проклятого: его судьба — война духа с духом. Он борется с чужой Ачэк в своем теле и побеждает его. Жертва матери дала сыну защиту, ее кровь стоит между ним и ее убийцей, как, впрочем, она хранит и Гээджии — черного ворона. Только эти двое могут сопротивляться чужому Ачэк-карго и не дать собой завладеть, — добавил шаман и снова затянулся, давая мне время подумать.       Под вороном он явно воспринимал Снейпа. Удивительно, не зря, при всех практиках разрушительной темной магии и крови на руках, у него у одного из всех пожирателей был Патронус — оказывается, память о Лили и его тоже хранила, поэтому тьма не смогла завладеть им в полной мере. Надо же…       — Думаете, Дамблдор уклоняется от прямого столкновения с Темным лордом потому, что у него защиты нет? — спросил я немного не в тему, но меня внезапно заинтересовал этот вопрос.       — Он верит в пророчество и знает, что слаб, — ответил шаман. — В его руках Великая палочка, жаждущая смертей, а в сердце похоронена жажда власти и величия, которую он подавляет много лет. В душе он хочет того же самого, что и Ачэк-карго, и сознает свою уязвимость перед ним, не желая поднимать палочку для убийства. Все, на что его хватает — бороться с собой и помнить мертвых, тех, кого уже нет и кому еще предстоит погибнуть.       — Если все так, то все плохо, — вмешался Чарли, который до этого только слушал, но не вмешивался в разговор.       — Ваш мудрец позволяет мальчику и Проклятому встречаться лицом к лицу и учит его, чтобы он не поддавался, боролся; показывает, что близких стоит защищать, чтобы он смог пойти на смерть добровольно. И умереть, — продолжил старик, когда я вскинул на него взгляд.       — Умереть? — переспросил я, — почему умереть, он же потом воскрес?       — Он должен был умереть, — упрямо настаивал шаман. — К тому времени его связь с Проклятым была как никогда сильна, в чем немало помог Гээджии.       — Хотите сказать, что Снейп учил Гарри не защищать разум, а наоборот, открывать его? — спросил я с долей неверия.       — Конечно, иначе как Проклятый убил бы себя в Гарри? — спросил старик. — Это же живой сосуд, а не неодушевленная вещь: его не ткнешь клыком. Ваша Авада рвет связи между сознанием, духом и телом. Именно поэтому заклинание считается непростительным. Проклятый, в таком случае, просто разрушил бы связи, сохранив вместилище — убив самого Гарри, а его Ачэк, не будучи связанным с мальчиком, остался бы цел и завладел пустым телом. Вся жизнь Гарри была такой, чтобы Ачэк-карго и Ачэк Гарри боролись за душу, и мальчик побеждал и поглощал понемногу часть чужой Ачэк. Вспомни, чужой дух уже почти овладел им, когда он злился после слушания — даже мудрец прятал от него взгляд, подозревая это. И потом, когда он поранил другого мальчика, чужой дух поддерживал его и направлял. Когда Проклятый завладел его телом в министерстве. И мальчик сумел побороть его, как и сказано в пророчестве. Но мудрец не мог рисковать даже малой возможностью возрождения Ачэк-карго в Гарри, поэтому его путь приводил и к гибели мальчика, и Проклятого. Затем он и разрешил рассказать друзьям тайну, чтобы они закончили его дело, когда тот погибнет, чтобы угроза возвращения Проклятого навсегда миновала. И все же, он надеялся, что сущности не слились, и Проклятый убьет самого себя, а Гарри, защищенный жертвой, останется и выживет. Он надеялся на защиту крови, которую взял Проклятый для возрождения. Но мудрец ошибся. Именно потому, что он взял его кровь, он и не мог убить себя в нем — общая кровь защищала обоих. А когда мальчик вернулся, то уже полностью растворил чужой дух, разрушив связь и одержав верх, ибо стал добровольной жертвой за всех, и светом уничтожив всю тьму в себе, потому и выжил.       — А что даст нам, если крестраж растворить сейчас? — спросил я под впечатлением от услышанного.       — Проклятый не сможет влиять на мальчика, не сможет завладеть его телом, насылать видения. Но у мальчика не будет защиты, и Ачэк-карго сможет его убить без труда. К тому же Гарри привнесет некоторые черты чужого духа, вернее, сродные его духу черты в нем усилятся. Например, вспыльчивость или недоверие, может, злость. Бороться с врагом в себе всегда легче, чем с самим собой. Зато, ему не нужно будет встречаться с Проклятым и умирать от его руки. Так что ты решил?       — Теперь даже и не знаю, — правдиво ответил я.       — Хорошо, скажи, Ачэхар, а как ты планировал поступить?       — Ну, я планировал привлечь Снейпа — рассказать ему под клятву о том, что Дамблдор планирует смерть для Гарри, в то время, как он сам думает, что спасает ему жизнь. Не уверен, что директор рассказывает своему шпиону все — это не в его стиле. Думаю, Снейп может согласиться, тем более, что в Поттере крестража уже не будет, и умирать ему уже не нужно, а лорда может прибить любой. Потом, когда Блэк разберется с крысой, сходим со Снейпом за кольцом. Он в темной магии разбирается, должен справиться с защитой. А к чаше попробую подключить Билла — может, что посоветует. Он на гоблинов работает, возможно, найдет лазейку, тем более, что к тому времени его к нам в британский банк переведут. А нет, так можно яд василиска или воскрешающий камень гоблинам предложить взамен того, чтобы на чашу ядом капнуть — мы же ничего красть не будем. Или волос от Беллатрикс у охраны Азкабана купить, а гоблина под Империо взять, как в книге было, чтобы пройти до сейфа. А лорда можно в Албании найти и прибить, пока тот слаб. Ну, если с чашей не выйдет, то положить этот выкидыш лорда в стазис или напитком живой смерти напоить, и все дела — возродиться он уже не сможет, а у сейфа Лестрейнджей наследника нет, и крестраж там спокойно может тысячу лет лежать. Или Министерство подключить — пусть на гоблинов надавят. Мне главное, чтобы войны не случилось, — подытожил я и выдохнул.       — Звучит разумно, — одобрил шаман.       — Только если ничего не сорвется, — нахмурился брат.       — В любом случае, нужно спросить самого Гарри, — сказал я. — Это его выбор. Я все равно буду придерживаться своего плана и не дам Дамблдору навредить моей семье.       — Ты сам Гарри скажешь? — Чарли внимательно и с долей жалости бросил на меня взгляд.       — Да, прямо завтра с утра. Ему потребуется время, чтобы принять решение, — ответил я. Шаман невозмутимо кивнул, одобряя мой выбор, и мы с братом вернулись к себе.       — Ты осуждаешь Дамблдора? — спросил Чарли, пока мы шли к палатке.       — Нет, — честно ответил я. — У него нет другого выхода… Крестраж нельзя извлечь, иначе он бы это сделал. А раз так, то всегда останется шанс лорду вернуться, если Гарри не справится и поддастся. На кону множество жизней и перспектива нового Темного лорда — выбор очевиден. Просто… в его плане Гарри играет главную роль, а я считаю неправильным просто сидеть и ждать, когда один пацан со всем разберется только потому, что у него в башке крестраж. Я, честно говоря, все больше думаю про Джинни… неужели лорд мог возродиться в ней, если бы вовремя не переключился на Гарри? У нее-то защиты не было, и он ее почти до конца «выпил».       — Это было бы ужасно, — ответил Чарли, и мы замолчали.       Обсуждать ничего не хотелось, так что мы с братом, не сговариваясь, завалились спать, а Гарри давно видел десятый сон.       Утро наступило чересчур быстро. Гарри, как всегда, был взбудоражен — после завтрака нас ожидал запланированный поход в лес. Местные, при желании, могли приманить магией любого зверя: те становились такими послушными, что позволяли себя погладить, и с ними можно было поиграть. Гермиона была в восторге, да и Гарри нравилась вся эта живность.       — Рон, а ты чего такой хмурый? — весело спросил Гарри, плюхаясь на соседнюю лавку с тарелкой каши в руках, — не выспался?       — Ты ешь, Гарри, не отвлекайся, — буркнул я, бросив быстрый взгляд на Гермиону и вяло работая ложкой, — позже поговорим.       — А у меня вчера Патронус почти принял форму, — похвасталась Гермиона.       — Да! Классно! И кто это? — оживился Гарри.       — Не знаю, но что-то небольшое, — задумчиво нахмурилась она.       — Зато мой Патронус уже устойчиво принимает вид щита, — поддел ее Гарри. Эти двое соревновались, у кого быстрее получатся эти сложные чары.       — Ладно, мальчики, я побежала. Встретимся через полчаса, — подорвалась довольная Гермиона и упорхнула. А мы отнесли тарелки и отошли к поваленному дереву.       — Все так серьезно? — напрягся пацан, когда мы сели, и я поднял на него тяжелый взгляд.       — Понимаешь, Гарри, — начал я издалека, — мне нужно сообщить тебе одну вещь.       — Кто-то умер, да? — побледнел Гарри и вцепился в кору. — Кто?       — Да никто не умер, все живы, — раздраженно ответил я, — сядь и просто послушай.       Пацан немного расслабился и замолчал, уставясь на меня во все глаза.       — Короче, — не стал тянуть я. — Шаман нашел в тебе часть Темного лорда. Когда к вам пришел и развоплотился, то одна его часть попала в тебя.       Гарри слушал меня, открыв рот, а на последних словах схватился за лоб.       — Не может быть, — прошептал он и громко сглотнул. — И что теперь?       — Ты мне веришь? — удивился я.       — Конечно, ты никогда мне не врал, — уверенно ответил он. — А этот кусок можно как-то убрать?       — Нельзя, только растворить, — ответил я. — И тебе нужно решить, как поступить. Сделать это сейчас или твой дух все равно его поглотит, со временем.       — Мне нужно подумать, — обронил Гарри и рванул от меня бегом.       Вернулся он только к обеду. Расстроенный и с воспаленным шрамом на лбу. Похоже, он его тер все это время.       На мой пронзительный взгляд он только кивнул — мол, все в порядке, и молча сел на лавку. Я предупредил Гермиону, чтобы пока его не расспрашивала, так что она все это время, не умолкая, рассказывала о том, каких животинок смогла увидеть и погладить. И я был ей премного благодарен за то, что мне не пришлось говорить самому — настроение было на нуле. А после ужина, проводив Гермиону, мы так же молча пошли к шаману.       — Я вас ждал, — кивнул он, присаживаясь к костру и махнув рукой, предлагая и нам присесть. — Так что ты решил, Гарри?       — Я хочу его убрать, — уверенно сказал Поттер, — мне неприятно, что во мне кусок монстра, убивший родителей. Я теперь не смогу об этом не думать. Только… что будет, если его убрать?       — В одном теле должен быть один дух, Гарри, — подумав, ответил шаман. — В твоем теле ты хозяин, но тот кусок может на тебя влиять. Ему недоступны добрые чувства. Но там, где ты бы просто рассердился или обиделся, ты будешь злиться, ненавидеть и даже хотеть убить. Ты должен будешь бороться с этими чувствами и побеждать их. Ибо это естественное развитие твоего духа — учиться побеждать зло в себе. И каждый раз твоя способность противостоять злу в себе будет сильнее. Хоть ты и будешь чувствовать ваше сходство в некоторых вещах, но не захочешь стать таким, как убийца твоей матери, что отдала за тебя жизнь. И когда-нибудь ты растворишь тот кусок без остатка, и он больше не будет иметь над тобой власти. Но я могу растворить его сразу. Ты избежишь множества боли, ведь он будет мучить тебя страшными видениями, ослаблять тебя. Но сейчас тебе будет трудней себя контролировать — ведь защиты, рожденной в борьбе, у тебя не будет, а чужие чувства высвободятся одновременно и усилят твои собственные. Тебе будет тяжело — твой дух будет в смятении.       — И все же я хочу избавиться от куска, — решительно сказал Поттер. — Я постараюсь справиться, сэр.       — Ладно, — вздохнул шаман и поднялся, — проходи в шатер.       — Что, прямо сейчас? — напугался Гарри и нервно облизал губы.       — А чего тянуть, — флегматично ответил шаман и отложил трубку. — Да не бойся, это не больно, — неожиданно улыбнулся он и положил ладонь на плечо Гарри. Тот слабо улыбнулся и потопал внутрь, бросив на меня виноватый взгляд.       — А ты жди, — кивнул мне старик, видя, что я тоже собрался за Гарри. — Твоя поддержка, Ачэхар, потребуется позже.       — Почему Ачэхар? — раздраженно ответил я. — Почему вы меня так зовете?       — А кто же ты? — лукаво прищурился он, — как не дух, пришедший сквозь время? Ачэхар и есть, — хохотнул он и ушел в шатер, оставив меня в растерянности. Значит, он с самого начала, еще до просмотра воспоминаний, знал, кто я?       Гарри не было часа три. Когда шаман вышел, была уже ночь. Выглядел тот усталым, но довольным.       — Он справился, — улыбнулся он, когда я вскочил и бросился к нему. — Все прошло хорошо. Мальчик сильный, он выдержал боль.       — Боль? — вскинулся я, — вы же сказали, что боли не будет.       — У него болел дух, Ачэхар, а не тело. Крестраж мучил его видениями смерти его матери. Проводил его через злость к равнодушию и несправедливости приемной семьи, через ненависть к Гээджии, через обиду на тебя, через зависть к более обласканным и любимым. Врал ему, чтобы усилить эти чувства, извращал правду. Мальчику пришлось несладко.       — Но я думал, что вы просто растворите крестраж, и Гарри не придется проходить через это самому, — возмутился я, а он сел к огню и невозмутимо затянулся.       — Я только проводник и наблюдатель, а не Бог, — ничуть не обиделся старик, поднимая на меня спокойный взгляд, — и не решаю за чужую душу. Я страховал. Всегда легче бороться, когда знаешь, что кто-то рядом. Тебе теперь придется быть рядом, Ачэхар. Самый большой страх этого ребенка — что он никому не нужен.       — Скажите, а я… я тоже блуждающий дух, что занял чужое тело? Как Волдеморт? — решился спросить, присаживаясь рядом.       — Глупый мальчик, — по-доброму усмехнулся он. — У духа нет имени и пола, он живет не одну жизнь, а множество, набираясь опыта. Ты просто вспомнил свою другую жизнь. Вернее, когда твой дух от шока выкинуло из тела Рона, ты успел родиться и прожить в другой жизни, пока твой организм восстанавливал разрушенные связи в этой. Поэтому ты и не помнишь, как умер — тебя выдернули обратно в это тело резко, с частью сознания, вот память и сохранилась.       — Но я не помнил, как был Роном, — возразил я.       — Ну, ты родился в новом теле и прожил многим больше, чем в старом. Ты отрицал сознание Рона и подавил его. Но ты же принял себя теперь?       — Да, — уверенно ответил я и с облегчением выдохнул. — Скажите, а почему духу в новом теле не сохраняют память прежнего тела? Это же удобно — не совершать ошибки, которые уже совершил в прошлом, знать, где был не прав.       — Из-за страхов, — ответил он. — Страхи мешают нам развиваться. Если ты боялся высоты в прошлой жизни, то будешь бояться и в этой. Что-то не любить, что-то любить. Если был лентяем, то и в новой жизни просидишь на одном месте, если не общался, то и тут будешь затворником. В твоей жизни не будет нового — движение прекратится. А где движения нет — там смерть. Без преодоления и познания себя дух не сможет возвыситься. Он обогащается опытом, и сознание прошлого тела ему не нужно, — добавил он, вставая. — Пойдем, я отнесу мальчика. Нам всем нужно отдохнуть.