Рокировка по длинному пути

Бродил я долго и ужасно замерз. Но домой идти не хотелось — вдруг они все еще не разошлись и ждут меня, чтобы опять накинуться. А начинать все это по новой желания не было — за всю жизнь, походу, наговорился.       Когда рядом появился Чарли, почти не удивился, только вздрогнул от хлопка.       — Так и знал, что обнаружу тебя здесь, — торопливо подойдя, сказал он. В темноте его лицо белело в свете луны, но черты смазаны, не разглядеть. Мне почему-то казалось, что он мягко улыбается.       — Как ты меня нашел? — отмер я, поеживаясь, с молчаливой благодарностью принимая теплую мантию, что он с себя снял и накинул мне на плечи.       — Не одному тебе иногда хочется подумать и побродить в одиночестве, — грустно усмехнулся он. — Пойдем, мать не ляжет спать, пока тебя не увидит. Не будем ее волновать. Как бы там ни было, но она не заслужила… И не волнуйся, остальные уже разошлись.       Идти под принуждением за кем-то было проще, чем вернуться по собственному желанию.       — Как они там? — отважился спросить, поспевая за размашистым шагом Чарли.       — Ну, сначала все переругались, но слезы матери нас помирили. Решили тебя простить… Потом признали, что сами были неправы, но согласились, что ты был груб… В самом конце решили, что семейству Уизли повезло с таким умным и понимающим сыном, что, в принципе, не отрицает, что ты все же мог высказаться и помягче… Теперь все будут делать вид, что ничего не случилось, чтобы не задеть твои чувства, хотя отец, насколько я его знаю, попытается извиниться как-нибудь при случае и оправдать свою слепоту высокими целями. А мама… она ждет — боится, что ты сбежишь из дома, не дав ей шанса извиниться…       Да уж… Но я рад, что все закончилось.       — Рон, — отвлек меня от раздумий Чарли и притормозил. — Я вижу, как ты относишься к Биллу. Не думаю, что это зависть, но ревность к нему, как к старшему. Ты достаточно умен и амбициозен, чтобы жить в его полной тени и не задумываться о несправедливости своего места в семье. Но я бы хотел, чтобы ты знал — быть наследником рода — не только любовь и внимание родителей, но и большая ответственность и труд. Поверь мне, я был бы счастлив, если бы родился шестым, самым обычным незаметным ребенком. Даже я, не будучи наследником, не свободен в некоторых вещах, и они на меня давят, но отказаться от них — значит отказаться от семьи и крови. И я искренне рад, что ты, с твоим прямым и честным нравом, лишен этого груза.       — Да какого груза? — удивился я, поражаясь, что он приплел мне соперничество с братом, но не собираясь его переубеждать. — Выучились, стали кем хотели. Живете отдельно, работаете…       — Ну, я, например, не смогу жениться, пока у Билла сын не родится. Не то чтобы я так уж хотел, но все же…       — А почему? — опешил я.       — Я второй сын — на замену, — усмехнулся он и вновь пошел к дому. — В случае чего, мне предстоит стать наследником вместо Билла, и я молюсь, чтобы этого никогда не случилось.       В доме мы разошлись — вернул ему мантию, и Чарли поднялся к себе, а я прошел на кухню, где виднелся слабый свет. Склонив голову на руки, лежащие на столе, спала мама. Она выглядела маленькой, усталой и заплаканной, в неровном пламени свечи, и мне стало ее очень жаль. И опять спросил себя — зачем им все это? Жили бы спокойно с парой ребятишек, в достатке и сытости. Отдыхали, ездили в отпуск на воды… Род можно было и с двумя сыновьями поднять, особенно с такими, как Билл и Чарли.       Тем временем мать пошевелилась и подняла голову, а ее сонный взгляд сфокусировался на мне.       — Рон, сынок, ты вернулся? — встрепенулась она, торопливо поднявшись и судорожно притягивая меня к себе в объятья. Плечо, к которому она прислонилась лицом, сразу стало мокрым, хотя всхлипов не последовало.       — Ой, ты, наверное, голодный? — отпрянула она минуту спустя, настойчиво подталкивая меня к табурету и украдкой вытирая глаза фартуком, — сейчас, сейчас… я разогрею…       — Не нужно, мам… и так, холодным пожую, только чаю налей.       Пока она хлопотала над чайником, возле меня появилась тарелка с порезанной ветчиной и хлебом, потом подоспела сковорода с жареными колбасками, и по кухне поплыл аппетитный запах еды. Я понял, что действительно зверски проголодался.       — Ты ешь, ешь… — причитала мать, подкладывая мне добавки и легко поглаживая макушку. — Полдня где-то бегал… замерз…  Ронни, сынок, — неожиданно прислонилась она к моей спине, обхватив ладонями плечи и уткнувшись лбом в шею. — Ты прости меня… Я сама не знаю — зачем купила ту мантию… Просто… эти бесконечные покупки, и все отмечаешь… а денег все меньше, а список никак не заканчивается… а нужно купить еще так много…       — Да ладно, ма, я все понял, — попытался вывернуться, отложив недоеденный бутерброд, но она не выпускала, вцепившись еще сильнее, и словно торопливо говорила сама с собой, спеша выговориться.       — Я уже три лавки обошла, но ничего подходящего не нашлось, и когда мантию ту увидела, так обрадовалась, что ты теперь без нее не останешься. Даже не заметила, что она бордовая. Только и думала — повезло как — без единой дырочки и пятен нет… я отстираю, там подошью, здесь подглажу, пуговицы поменяю, и хорошо получится. А в кружевных манжетах у тебя руки выгодно смотреться будут — у тебя кисти рук такие благородные, красивые, и пальцы длинные…       — Мам, заканчивай…       — … И даже мысли не пришло, что можно мантию тебе потом купить и прислать, или одну из мантий отца перешить…       — Мам, ну хватит убиваться, — извернулся и поднялся, притягивая ее к себе. — Все прошло. Я ни в чем тебя не виню. Это ты меня прости, я просто психанул и сорвался. С парнями такое бывает… Не плачь, ма…       — Ну как не плачь, — всхлипнув, отозвалась она. — Мне просто особо вникать во все некогда, все суета, дела с утра до ночи… А тут подумала — выходит, мы тебе только мантии школьные и покупали новыми, да белье еще, а остальное от других досталось, даже крыса твоя… Конечно, ты на нас рассердился… Прости, сынок — я была тебе плохой матерью, — откровенно зарыдала она. А я отстраненно подумал, что ни разу не видел, как она плачет, вот так, навзрыд.       — Ну все, все… — утешал, поглаживая ее по спине. — Я не сержусь. И ты хорошая мама — самая лучшая. Я тебя люблю, и другую мне не надо… Давай уже на боковую пойдем, а то мне осталось спать часа четыре, а ты еще раньше встаешь.       — Точно, — ахнула Молли, подняв зареванное лицо, и тут же перешла в режим опеки и погнала меня с кухни. — Ты наелся? Тогда давай беги, Рон. Только тихо, не разбуди никого, а я пока тут приберу…       Крадучись поднимаясь по лестнице, все еще слышал ее редкие тихие всхлипывания и негромкий звон посуды.       Когда пробрался к своей кровати, все благополучно спали. Сам я отрубился сразу, как голова коснулась подушки. Мне казалось, что только прилег, а нас уже растолкали.       — Артура ночью срочно вызвали на работу, — привычно суетилась Молли, подкладывая нам добавки. — И Билл с утра в банк отправился. Теперь придется добираться до поезда камином…       — А чем камин стал плох? — позевывая, поинтересовался Чарли.       — Ну, с нами же Гарри, — непонятно ответила мать, отворачиваясь к плите за омлетом.       — Наверное, — вмешался Джордж, — это чтобы не отследили через камин, что он у нас гостит. В целях безопасности.       — А то никто не знает. Нашли тайну, — фыркнул Чарли. — А Перси где?       — Так он в шесть утра поднялся и что-то дописывает у себя в комнате, — ответила мать, споро дорезая хлеб для нашей оравы. — Дамблдор ему камин к полудню откроет. А где Джинни?.. Джинни, детка, давай быстрее, а то опоздаем… Гермиона, вот, скушай еще оладушку, ты такая худенькая… Гарри, тебе сока долить?..       Но мы не опоздали. И даже не забыли захватить в дорогу пакеты с едой и термос. И хорошо, что камином, а то все эти совы, пушистики, коты, метлы… не представляю, как бы мы в маггловском такси тряслись.       Дождь так и не переставал противно моросить, и мы поторопились побросать вещи в свободное купе и выскочили попрощаться.       Гарри и Гермиона благодарили за каникулы, мать приглашала их погостить на следующий год. Зацеловала смущенную и вырывающуюся Джинни, придержала меня в объятьях дольше, чем обычно, ласково и виновато заглядывала в глаза. Сунула в руки пакет с едой, хотя я себе уже приготовил. Такое непривычное внимание было приятно, и я тепло улыбался, но в душе уже отгорел и отпустил. Почему все, что ждешь, приходит так поздно, что становится все равно?       — Еще увидимся, Рон, — приобнял меня Чарли, устало улыбаясь. — Следи там за всем…       Наконец, долгие проводы закончились, и поезд тронулся с места. Никогда еще не был так рад вернуться в школу и не чувствовал себя таким свободным.       — Рон, ты где вчера был? — все же спросил Гарри, когда Гермиона вышла забрать кота из купе Джинни, куда близнецы его переноску забросили. — Я полночи тебя ждал. Сбежал и не сказал ничего.       — Бегал Луну на бал приглашать, — отмахнулся я, состроив невозмутимое лицо.       — Куда приглашать? — опешил Гарри.       — Ну, во время турнира всегда бал бывает, на Рождество. Вот и подсуетился, чтобы ее никто не пригласил раньше меня. Ты бы тоже долго не тянул с Чанг и пригласил, а то Диггори тебя опередит, и останешься ни с чем. Она ему давно нравится.       — Вот еще. С чего это я должен ее приглашать? — смутился Гарри, но, помявшись, спросил: — А ты думаешь, Диггори ей нравится?       — Не думаю, что она в него влюблена, — ответил я. — Иначе не стала бы строить тебе глазки и призывно улыбаться, как тогда, когда мы на колонку ходили. Ты еще водой облился, так ей махал. И сегодня, когда ты с ней в коридоре столкнулся, от вас искры летели. Короче, шанс у тебя есть точно, если до Диггори успеешь. Ты ей однозначно нравишься.       — А она точно согласится, Рон? — не унимался пацан, но заметно повеселел.       — Точно, — соврал я, — слово даю.       — Ладно… Только я попозже, не в первый же день. — Он хотел еще что-то спросить, но тут вернулась Гермиона, а сразу за ней завалились парни.       Последующие пару часов прошли весело, хотя все разговоры велись вокруг Турнира. Невилл слушал, открыв рот, и сокрушался, что бабушка отказалась купить билет.       — Зато у меня Патронус получился, — похвастался он, — я летом тренировался. Смотрите…       Он махнул палочкой, и, правда, с третьего раза, по купе, смешно переваливаясь и припадая на передние лапы, пробежал медвежонок.       — Маленький только, — смущенно прокомментировал Невилл.       — Здорово! — вразнобой восхитились мы.       — Ничего, вырастет, — подмигнул я. — Ты молодец.       — А бабушка как рада была, — похвастался пацан, видя, что мы не смеемся, — и подарила мне папины часы. — Вот, смотрите…       Но потом тема опять плавно скатилась на матч.       — Значит, вы и Крама видели? — с восхищением спросил Симус.       — Ага, вылитый Снейп, только молодой, — фыркнул я. — Как тебя его видел. Он рядом стоял, когда Фадж ему руку жал. Сестренка у него даже автограф взяла.       — Вы же в министерской ложе были, — завистливо протянул Дин, — Гермиона, а тебе Крам как? Понравился?       Гермиона что-то ответила, но расслышать ее помешала отъехавшая в сторону дверь, и на пороге возник Малфой.       — О, какие люди, наследник Малфой, собственной персоной, — с усмешкой поздоровался я, — что, пришел матч обсудить? Правильно, а то твои ребята, походу, немые.       — Вот еще. Просто мимо проходил, когда меня оглушило ваше конское ржание. Отвратное сборище… Так что, Поттер? Ты собираешься принять участие? Уж ты не упустишь шанса покрасоваться и попасть в газеты, верно?       — Ты о чем? — не понял Гарри, и парни тоже поглядывали с недоумением. Но Малфою было пофиг, что его никто не понимает. Его лицо осветилось счастьем.       — Только не говорите мне, что вы не знаете! — хохотнул он и возбужденно зачастил, поглядывая на меня: — У тебя же отец в Мини­стерстве, а ты не в курсе? Да мой отец все рассказал мне в начале каникул!.. Он узнал от министра. Впрочем, отец всегда общается с высшими чи­нами Министерства… возможно, твой отец занимает слишком незначительную должность, чтобы его посвя­щали в подобные вещи, Уизли… да… скорее всего…       — Гарри, этот клоун имеет в виду Турнир трех волшебников, — негромко обронил я, переглянувшись с остальными.       — Так и спрашивай внятно, Малфой, — не менее вальяжно ответил Поттер, откидываясь на спинку диванчика и принимая вид звезды глянца. — А то завалился, нагородил всякого, чуть ли не бредил и слюни не пускал… Не, участвовать не намерен — решил перерыв сделать, мне пока фоток, как ты заметил, хватит. И с Фаджем, и со сборной Ирландии, и с болгарским министром. Забегай — подпишу.       — Да пошел ты, — привычно гаркнул Малфой, покраснел и выскочил из купе, как пробка из шампанского, под наш дружный хохот. Даже Гермиона отложила свою книгу и смеялась со всеми.       — Здорово ты его, дай пять, — сказал я. — Не ожидал… даже не просек сначала.       — Его давно пора приструнить, — поддакнул Невилл.       — А тебя и правда для газеты фоткали? — спросил Дин.       — Ага, только для заграничной, — кивнул Гарри, оставив притворство и став самим собой. — Фадж попросил, пришлось потерпеть. Зато мне дали кубок подержать — сейчас фотку покажу.       — Круто, — выдохнули все. А я подумал, пока все разглядывали снимки, что Поттер тоже вырос и отрастил зубы. В этом году Малфой его не достанет. И пусть Гарри всегда не любил свою славу, но он нашел болевые точки врага и использовал их по полной. Мирная жизнь, без Волдемортов и ежегодных нервяков, и лето с близнецами сделали из Поттера нормального парня. Вот только, как бы он во вкус не вошел, и мы второго Джеймса не получили.       — А что за турнир? — спросил кто-то и надолго подкинул тему разговоров. И наша Гермиона оказалась в центре внимания. Ведь никто, кроме нее, не читал Историю магии и другую, не менее интересную литературу, так тщательно. Видеть ее привычно бойкой, но немного порозовевшей от смущения под пытливыми взглядами стольких внимательных и благодарных слушателей, было здорово.       Наконец, темы Квиддича и предстоящего турнира полностью выдохлись, и парни вернулись к себе. И мы смогли не торопясь попить чаю и поговорить спокойно.       Дождь лил стеной. И когда мы вышли на платформу из поезда, и когда высадились из карет. Но настроение у меня было замечательное, особенно, когда ворчащая Гермиона выпустила на пол кота и нас высушила. Не то чтобы я сам не мог, но ее забота была приятна.       Мы с Гарри, даже не сговариваясь, успели отшвырнуть Пивза щитом. Он вышел слабым, но двойным, и полтергейсту хватило, чтобы уронить шар воды на лестницу и с проклятиями улепетнуть. И, что удивительно, не схлопотали взыскание за колдовство в коридорах от подошедшей Макгонагалл.       В Большом зале за учительским столом, рядом с профессором Синистрой, чинно восседал мой брат. Перси был важен и серьезен, но сияющий взгляд его выдавал — ему было приятно, что он сидит теперь на возвышении, в этом зале, куда пришел когда-то первокурсником. И вот сейчас — профессор. Я был реально за него рад и приветливо помахал рукой. Он сделал вид, что это не ему, но спустя минуту незаметно махнул, делая вид, что поправил учительскую шляпу.       Само распределение прошло обычно. Я со всеми приветствовал овациями бегущую к нашему столу малышню. Поздравил младшего Криви. И больше всех хлопал и улюлюкал, когда директор представил нового профессора Истории магии для первых трех курсов — а я думал, что Перси и нас учить тоже будет. Но так даже легче — близнецы не будут портить жизнь нашему профессору.       Когда с тарелок исчезла еда, Дамблдор торжественно сообщил нам несколько новостей, что мы уже знали. А благодаря Симусу, Дину и долгой дороге, знали и все остальные, кто был в поезде — весь Хогвартс. Может, потому известие не произвело должного впечатления — только возбужденный гул голосов.       Моуди выбрал подходящий момент для появления — раскат грома и разряд молнии.       Он проклацал протезом до стола преподавателей, отрывисто поручкался с Дамблдором, как со старым другом, пока его волшебный глаз быстро скользил по лицам учеников.       — Позвольте представить вам нашего нового препода­вателя защиты от темных искусств, — жизнерадостно объя­вил Дамблдор в наступившей тишине. — Профессор Моуди.        Герой дня и участник ближайших хогвартских сплетен тем временем сосредоточенно понюхал кусок сосиски, отправил ее в рот и запил из серебряной фляжки, выуженной из кармана мокрого плаща.       — Не может такого быть, — прошептал я, не в силах отвести взгляд от преподавательского стола.