Рокировка по длинному пути

      Когда я в юности планировал свою жизнь, то точно знал, чего хочу добиться, и я всего добился, но не совсем так, как думал.        Я ушел из спорта на пике своей популярности, отыграв полных шесть лет. Пока Луна проходила практику в Мунго, я успел закончить двухгодичное обучение у Флитвика, получил печать Мастера и собирался после свадьбы отбыть в Румынию. Но не срослось.       Луна не захотела оставлять отца одного. Тем более что ее умоляли остаться в стране и предлагали место начальника отделения душевных недугов, ведь она оказалась единственным Мастером и специалистом на островах. Я прикинул, подумал о Гермионе и Чарли, о той неловкости, что между нами непременно будет при частом общении, и решил никуда не ехать. И устроился в местный драконий заповедник. Но сначала была долгожданная свадьба.       Поженились мы поздно — Луне исполнилось двадцать пять. Наша свадьба произвела фурор во всем магическом мире и породила пересуды года на три. Я пару лет назад сообщил прессе об уходе из команды, дабы окунуться в счастливую семейную жизнь. Все эти годы я тщательно скрывал от магического мира свою избранницу, и на торжестве было полно журналистов. Они хотели сенсацию — они ее получили. Впоследствии мы с Луной всегда весело вспоминали нашу свадьбу.       Торжество планировали провести в «Ракушке», и летом, а не осенью. Мы с Луной подумали, что в июне это мрачноватое место будет выглядеть ярче и светлее — как раз для свадьбы. И не прогадали.       Так как у Луны не было матери, готовиться ей помогала Молли, мотаясь к Лавгудам камином. Она же и готовила всё остальное в «Ракушке», не без помощи невесток и Джинни. Помню, за два дня до свадьбы, мы как раз обсуждали с парнями мальчишник, она ворвалась в гостиную, где мы все сидели, и, заламывая руки, бросилась ко мне.       — Рон! Это немыслимо, — возмущалась она. — Ты должен повлиять на свою невесту. Ты бы видел ее платье! Я даже не смогу его описать! Оно не имеет цвета — взбесившаяся радуга — вот что это такое. Милый, ты публичное лицо, на твоей свадьбе будет пресса, много почтенных магов. Поговори с Луной. Она совсем не прислушивается к моему мнению. Я подобрала ей целый ворох красивых традиционных платьев, мы даже выбрали одно. А потом она вдруг сказала, что оно скучное, и превратила его Мерлин знает во что! Что о вас подумают люди?       — Мам, мне плевать, что подумают люди, — с холодком ответил я и поднялся с кресла. Сначала мне было весело от её слов. Я живо представил себе, что именно могла натворить Луна, и чуть не засмеялся. Но потом мне не понравилась особая настойчивость Молли. — Я не собираюсь давить на Луну только потому, что кто-то не оценит её наряд. Мам, прости, — смягчился я, заметив, что мать всерьез расстроилась из-за того, что я её не поддержал. — Просто я слышал, что для девушки её свадьба — самый важный день в жизни, так неужели я буду его портить своей будущей жене только потому, что так не принято? Поверь мне, разноцветное платье — не самое шокирующее, что может случиться. Это же Луна, а ты её знаешь. И знаешь, если бы даже Луна отрастила себе рыбий хвост и оделась в водоросли, я бы всё равно послезавтра повел её к алтарю, даже если это будет на дне Черного озера с головным пузырем на голове.       Мать на мои слова удивленно застыла — видимо, правильно оценила сравнение и перспективу. Остальные тщательно давили улыбки — Луну у нас любили и почти не обращали внимания на её выходки, считая их детской забавой. А вот у мамы был свой стандарт хорошей жены, и Луна в него не вписывалась, хоть Молли и смирилась с моим выбором.       — Ладно, поступай как знаешь, я не буду вмешиваться, — вздохнула она. — Только не говори потом, что я тебя не предупреждала.       Мальчишник у нас получился традиционный, с морем алкоголя и развратными иллюзиями близнецов. А так, ничего особенного — я уже не на одном мальчишнике побывал, они у всех одинаковые и отличаются только количеством зелья от похмелья наутро. Похабные тосты, веселые приколы о семейной жизни, шутливые подколки, и в эпилоге — все просто напились в хлам. У Луны, как потом рассказала Джинни, было всё куда скромнее, хотя не факт. Кто знает, может, у близнецов в магазине и для девичников кое-что завалялось.       Когда я уже прошел под каскадом украшенных цветами арок и ждал невесту у алтаря, ко мне присоединились задержавшиеся Фред и Джордж с донельзя ошалелым видом. Гарри — мой шафер — нервничал так, словно сам женился.       — Рон, твоя Луна — это нечто! — с трудом выдавил Фред. — Думал, мать прямо там удар хватит.       — Не знаю, как семейная жизнь, но с такой женой тебе скучать не придется, — похлопал по плечу Джордж, то ли сочувственно, то ли с восторгом.       — Да что там случилось? — начал нервничать я. — Где невеста и все остальные?       — Сейчас будут, — понизив голос, ответил мне подошедший Невилл. — Там миссис Уизли пытается уговорить Луну на другое украшение.       Я уже хотел наплевать на правила и пойти самому за своей невестой, но тут раздалась мелодичная музыка. Старик-ритуалист оживился, а Молли и другие гости стали занимать места по обеим сторонам дорожки. В конце цветочного коридора появился Ксено, ведущий ко мне Луну. Я в обалдении застыл на месте, а потом открыто, широко улыбнулся и счастливо выдохнул. А Луна нежно и загадочно улыбнулась мне в ответ.       На ярком летнем солнце Лавгуды смотрелись как экзотические тропические птицы. Ксено облачился в яркую шелковую мантию желтого цвета со всеми регалиями главы рода.       Платье Луны не поддавалось описанию — оно сияло и переливалось всеми цветами радуги и невероятно ей шло. Единственным бесцветным пятном оказалась кружевная фата, да и то по краям подсвечивалась желтым, и её придерживала на голове серебряная диадема, усыпанная ракушками и блестящими камушками, с настоящим рогом единорога во лбу. Я оху… я просто офигел от восторга. Не в смысле эстетического экстаза, а от самой невероятной задумки. Весь комплект выглядел до невозможности несуразно, и в то же время так гармонично и волшебно — совершенно в стиле Луны, что я чуть не прослезился от восторга при мысли, что она старалась для меня. Словно смотришь на яркую цветную картину, где ничего не понять, а чувствуешь, что от нахлынувшего переизбытка чувств сейчас сдохнешь от счастья.       Ксено уже давно беззвучно рыдал: и когда вложил ладошку дочери в мою, и позже, когда вместо поцелуя невесты повис у меня на шее и умолял заботиться о его Луне и не обижать ее, словно теперь, когда мы поженились, мы его выгоним к чертям. Так что вместо наслаждения статусом новоиспеченного мужа и приятным общением с новобрачной, мне пришлось успокаивать тестя и выслушивать беззлобные подколки окружающих.       — Вы просто идиоты, братцы, и не понимаете символизмов, — счастливо улыбнулся я близнецам, отыскивая глазами Луну. Она уже переоделась и теперь прощалась с моей многочисленной родней. — Мне сегодня преподнесли в дар целый волшебный мир цветных облаков и белых единорогов. Так что мне глубоко плевать на вашу глупость и ограниченность. Пока, двое из ларца.       Медовый месяц мы провели в Испании — нам там когда-то понравилось. Время пробежало непозволительно быстро, и возвращаться откровенно не хотелось, но к сожалению, нас обоих ждала работа.       Впрочем, с возвращением на родину наш медовый месяц не закончился. Пожалуй, я опущу подробности, но нам было хорошо вместе во всех смыслах, и я ни на секунду не пожалел, что ждал так долго.       Жили мы с Ксено у них в родовом доме. Но позже я выкупил у матери «Нору». По завещанию отца она досталась ей, мне — машина. Джинни две тысячи на приданое, остальным по пятьсот золотых, а близнецам еще и тетрадь с отцовыми наработками и чертежами.       Короче, мама хотела нам ее подарить, но я всё же всучил ей пять тысяч. Просто затем, чтобы ко мне уже не лезли с советами и я бы смог распоряжаться собственностью по своему вкусу. Потом я снес старое здание и отстроил большой дом. Выкорчевал часть леса и разбил сад, парк с прудом и небольшой огород. В общем, облагородил территорию. Пусть не родовой дом, но магический, и нам на старость пойдет.       В принципе, дом в маггловском поселении мне понадобился для Луны. Жизнь так повернулась, что о ней узнали в маггловском мире. Было даже разбирательство в нашем магическом министерстве по этому поводу. Но, учитывая родню во всех сферах и три места в Визенгамоте, от нас быстро отстали.       Дело в том, что в Германии Луна увлеклась рисованием. Она не рисовала что-то конкретное: так, цветные пятна, небрежные хаотичные мазки и кляксы. Но вся композиция смотрелась очень гармонично, ее картины нравились, и она дарила их друзьям, а те своим друзьям. Некоторые из них попали в руки магглов, стали пользоваться спросом и продаваться за приличные деньги. Магглы считали их лечебными и говорили, что если долго на эти картины смотреть, то они как бы оживают и резонируют с тобой — говорят, успокаивая душу, охлаждая разум, снимая тревогу. Точки пульсируют, кляксы медленно свиваются и развиваются, как спираль, или причудливо закручиваются. Короче — игра воспаленного ума. Но если честно, я и сам это испытал. Для зрения мага они реально медленно шевелились и переливались, ведь были написаны магическими красками и были ожившими картинами, как портреты, а магглы движения не видели — только при концентрации внимания и чуткости восприятия.       Короче, уже в Британии нас отыскал один сквиб, держащий в Лондоне художественную галерею, и упросил устроить у него выставку работ Луны. Она долго отнекивалась, но потом согласилась. Все работы были проданы, фунты переведены в золотые слитки и положены в магический банк. На сдачу я потом купил себе феррари, на которой мы с Луной приезжали на тусовки.       С тех пор жена участвовала в выставках не реже раза в год. А мне пришлось заняться легализацией нашей семьи в маггловском мире, чтобы маггловскую прессу было куда пригласить.       Луне в маггловском мире нравилось. Нравилось экстравагантно одеваться, тусоваться среди этих странных и нестандартных богемных жителей и ценителей искусства. И мне подумалось, что при всей волшебности моя жена очень гармонично вписывается в маггловское творческое общество.       В местном заповеднике я проработал всего год — больше не выдержал. Тут процветала такая жажда наживы, что я чувствовал себя грязным. Сами драконы были на учете, а вот остальное… Все, все воровали, убивали, продавали, с виноватой улыбкой на лице вспарывали очередное брюхо несчастной тварюшки, дабы накормить никогда не евших досыта детей. Я словно вернулся в то время, когда зачищали Запретный лес. И я точно не желал во всем этом участвовать и принял предложение… гоблинов.       Гоблины платили более чем хорошо, плюс мы с парнями сами немного шабашили, втихаря сбывая по паре неучтенных монет, но не наглели. Плюс я принимал частные заказы на поиск тайников и схронов давно умерших членов семьи. На поиск родовых поместий исчезнувших родов. Искал неупокоенные могилы предков, места с темным фоном — проклятые закладки. Раньше всё такое защищали сильные чары, которые нельзя было обнаружить заклинаниями, и у меня было полно работы.       Но официально я работал следопытом в группе охотников за сокровищами. Гоблины спонсировали раскопки, поднятие древних кладов по всему миру. Это было чертовски интересно, почти всегда опасно и чрезвычайно выматывающе. Обычно командировка длилась два-три месяца, а потом перерыв от трех месяцев до шести. Но мне ужасно нравилась такая работа, и я не раз благодарил Флитвика за наводку. Что интересно, сейчас мне даже не хотелось бродить по заповеднику, как я раньше мечтал.       Через два года после свадьбы у нас родились сразу две дочки — близнецы. Гертруда и Миллисента.       Пока Луна ходила беременной, я находился в предвкушении. Представлял себе двух красивых девчуль с оленьими глазами, нежных и трепетных белокурых ангелочков. В пышных платьицах и бантиках. Как они будут бежать к папке за помощью и звонко выкрикивать — папочка пришел! Из всех моих фантазий сбылось только — «папочка пришел».       Нет, девчонки пошли в маму — та же показная хрупкость, женственность и красота. Посмотришь — реально два ангелочка во плоти. А на деле — два пацана в юбках.       От меня они унаследовали только цвет глаз — ярко-голубой, ведь у Луны серо-голубые глаза. И еще волосы — не чистые блондинки, а немного рыжеватые. Остальным они полностью пошли в породу Лавгуд — Рейвенкло, не иначе. Зато характером они копия Фреда и Джорджа. Не проходило дня, чтобы у нас в доме что-то не взрывалось, не разбивалось. Жабы, кроты, змеи, крысы подвергались тщательному изучению и последующему вскрытию. Причем профессионально, с записями наблюдений и описью. Ставились опыты. Причем жестокими дочки не были и плакали, когда жалели хромого котенка или им же задушенную птичку, лечили всё зверье в округе. Но пытливый ум не давал им просто сидеть на месте и играть в куклы. Самым лучшим для них подарком было, если их отправляли в гости в магазин к дядям Фреду и Джорджу или, еще лучше, домой к четырем обожаемым кузенам. Короче, нашим взрослым приколистам достойная смена растет. Перси, когда наши детишки в Хогвартс пошли, не реже раза в месяц устраивал братьям разнос, ну и мне заодно. Но гены не пропьешь.       Второй разрыв шаблона у меня случился три года спустя, когда Луна неожиданно забеременела снова. На этот раз пацаном. Я не планировал больше двоих детей, но быстро свыкся с этой мыслью и с предвкушением представлял, как научу сына пути, летать на метле, драться, и зачаровывать машины.       Луна назвала сына Ланселотом, и пацан доставил мне впоследствии ещё больше волнений, чем дочки.       Ланс, как наследник чужого рода, унаследовал от меня только фигуру и цвет глаз. Всё. Всем остальным он пошел в жену. От белоснежных волос до мечтательного наивного и чистого взгляда, который даже годы не смогли изменить.       Пути я его обучил, а в остальном… Машины его не заинтересовали совсем, зато он отлично фехтовал. Он не особо любил летать на метле, в детстве отдавал все игрушки добровольно, терпел тумаки от более сильных двоюродных братьев, потому что не хотел драться и причинять боль, хотя драться я его научил, и всё время плакал от избытка эмоций. Любое событие вызывало в нем живой восторг — от пролетавшей бабочки до звона колокольчика. Дружил он только с девчонками, которые с восторгом облепляли его как любимую куклу, стоило ему прийти в гости. Они тут же, воркуя, ссыпали ему на колени горы конфет, весело с ним болтали и слушали его открыв рот, не замечая других мальчишек, а стоило в пределах видимости появиться другому пацану, то они его сразу прогоняли стаей рассерженных ворон, ещё до того, как тот откроет рот и скажет их кумиру какую-нибудь гадость.       У моей мамы он был любимым внуком. Он мог часами ей что-то живо рассказывать, лепетать и показывать, а она утирала слезы восторга и улыбалась, и ее умилению им не было предела. Ей казалось, что у него чувствительная душа и глаза Артура, и она звала внука только — мой василёк.       А ещё Ланс писал стихи. Обо всем на свете и в любой обстановке — просто внезапно выпадал из реальности и чиркал в блокноте. Довольно неплохие стихи, признаться, на длинных опусах я даже расслабленно засыпал под его плавную речь. И пел он просто как маленький ангел небесный. Я всерьез уже опасался, что лет через пятнадцать он представит мне Мэтью — сына Лонгботтома — в качестве своего парня. Оба пацана были погодки и друг без друга жить не могли.       Лонгботтом у нас отличился — стал многодетным отцом. Не то чтобы он это планировал, но так вышло. К моменту рождения моего Ланса у него было уже пять дочек. Бабуля Августа всё мечтала о внуке и наследнике, и у них, наконец, получился Мэтью — копия папы, только блондин с голубыми глазищами матери.       Луне удалось за пять лет поднять родителей Невилла на ноги. Их память была полностью повреждена и стерта до самых юных лет. Теперь им обоим как бы по шесть лет без возможности взрослеть и развиваться. Излечением это назвать нельзя, но они живут и радуются жизни, считая, что Невилл — их папа. И такими они останутся навсегда, до самой смерти. Но Августа у Луны чуть ли не в ногах валялась, благодаря, да и Невилл плакал как пацан. Теперь мы дружим семьями, а наши сыновья — лучшие друзья.       С Гарри я тоже часто вижусь, в основном на семейных сборищах, а так — иногда пропускаем стаканчик в пабе, болтая о работе и вспоминая молодость. Особой близости у нас с годами не случилось, и мы всё дальше отдалялись, словно друзья из разных городов, которые по-прежнему лучшие друзья, но редко звонят, и только затем, чтобы вспомнить молодость и убедиться, что у другого всё в порядке, а так у каждого свой круг общения. Мы оба повзрослели, обзавелись новыми приятелями, и теперь Невилл и Малфой мне ближе, чем лучший друг, хоть Гарри и самый важный в моей жизни, после семьи. Короче, я не силен в психологии, чтобы объяснить эту странность.       С Драко вышло забавно. Я слышал сенсацию, что у Малфоев, после многих лет брака, появилась дочь, но никогда её не видел. Когда мы провожали Ланса в Хогвартс, он на перроне познакомился с девочкой. Это была красивая, хрупкая, как фарфоровая статуэтка, платиновая блондинка с огромными голубыми глазами. Она так его поразила, что сын забыл обо мне, растолкал окружающих и пробился к незнакомке. Отодвинув с дороги её родителей и не стесняясь зевак, он тут же, не сходя с места, посвятил ей длинную витиеватую поэму. Девчуля смотрела на Ланса, открыв рот, и послушно пошла за ним в купе, даже не попрощавшись и не глянув на обалдевших Малфоев, которые застыли на месте как истуканы от такой неслыханной наглости. В общем, Виктория оказалась не только первой девочкой в семействе блондинов, где рождается всегда только один ребенок, но и первой Малфой, что попала на Рейвенкло за всю историю магического мира. Мэтью, к слову, тоже туда же попал.       Тогда я довольно подумал, что парню от меня не только телосложение досталось.       Потом я получил от Малфоя гневное письмо с претензиями, что мой пацан задурил голову его дочурке, и теперь она не на Слизерине. Я хмыкнул, но не ответил. За последующие годы таких записулек с претензиями заметно прибавилось, их я тоже игнорировал. Пока в конце седьмого курса Ланс не написал мне письмо. Мол, они с Викторией любят друг друга, а её отец против и хочет выдать её за Ричарда Нотта. Не соглашусь ли я обеспечить им убежище, когда они убегут.       А вечером ко мне самолично завалился Малфой и чуть не вызвал меня на дуэль, обвиняя во всех грехах.       — Уизли никогда не получат мою дочь. Я лучше ее от рода отлучу, — не хуже змеи прошипел он, когда немного выдохся, пока я косплеил Снейпа, иронично изогнув бровь и ухмыляясь. А потом выставил на стол бутылку огневиски и пару стаканов.       — Все сказал? — спокойно осведомился я, плеснув нам, подтягивая тарелку с закусками и взмахом руки предлагая ему сесть напротив. — А теперь слушай сюда, Малфой. Мне мой единственный сын дорог. Я тоже не в восторге от нашего потенциального родства. Только вот Ланс у меня как бульдог, не смотри на внешность безобидной ромашки — раз вцепится и ни за что не выпустит, особенно если я ему подсоблю. А я ему подсоблю, Малфой. Я и весь наш клан Уизли. То, что мы породнимся, я еще тогда, на платформе понял, да и ты тоже это почувствовал — не дурак, поди. Так что это дело решенное, хотим мы того или нет. Дети любят друг друга, и рушить им жизнь ради старых разборок наших семей я не намерен. Если у тебя дочь лишняя — твое дело, значит, у меня на дочку больше станет. И я их укрою тут, и защищать буду. Ты их только через мой труп получишь. Так что сам думай — нужна ли тебе новая война. Или, может, выпьем по-родственному и зароем этот клятый топор войны наших разборок? И напомню, что мой сын Лавгуд, а не Уизли. А Виктория Лавгуд — ничего так, звучит! Не находишь?       Свадьба Ланса и Виктории стала самым шикарным и пафосным событием года. А мы с тех пор с Драко часто общались, и весьма по-дружески. И странно, что у нас с ним нашлось куда больше общего, чем у нас с Гарри. Может, потому, что Гарри так и остался шебутным пацаном, настоящим гриффиндорцем и копией своего крестного, такого же вечного вояки и шалопая. А я Блэка не перевариваю.       Но самое удивительное настигло меня в Швейцарии, где я кое-какую работу для гоблинов делал. До срабатывания обратного международного порт-ключа оставалось еще около трех часов, и я решил перекусить и прогуляться на природе. Стояла ясная теплая осень, ближайший парк изобиловал падающими листьями всех оттенков и легким приятным запахом прелой травы. Я прогуливался по набережной большого паркового пруда, одетого в камень и похожего на озеро, когда мой взгляд зацепил одетого в черное одинокого мужчину, сидящего невдалеке на лавочке. Мне понадобилась целая вечность и три удара сердца, чтобы осознать, что этот мужчина был копией Снейпа.       Я, незаметно приглядываясь, неторопливо прошел мимо него раза три, пока в очередной раз не услышал:       — Уизли, прекратите, наконец, мельтешить, пока меня окончательно не укачало, — донесся до меня брюзгливый знакомый баритон, — право слово, сколько можно водить вокруг эти детские хороводы. Где ваша природная наглость?       — Эмм… Она атрофировалась за ненадобностью, сэр, — сдерживая радость и пытаясь не расплыться в улыбке, ответил я, торопливо подскочив к скамейке, пока он не передумал. — Ведь главный её раздражитель покинул Британию, а оставшиеся слишком глупы, чтобы верно оценить мои усилия. Я могу присесть?       Мужчина вскинул на меня насмешливый знакомый взгляд черных глаз.       — Вы же не отстанете, — притворно вздохнул он и подвинулся, хотя на лавочке было еще полно места. Что бы он ни говорил, но чувствовалось, что он мне рад.       — Да, как тесен мир, — задумчиво проговорил Снейп, всё так же глядя вдаль. — Какими судьбами в наши края?       — По работе, — встрепенулся я, отвлекаясь от пристального разглядывания. Вот ведь сорок лет мужику, а реагирую, как пацан. Но Снейп — это особая тема в моей жизни. — А вы как тут оказались, мистер Снейп?       — Нери Гальярди, с вашего позволения, — быстро перебил меня Снейп и перевёл на меня многозначительный взгляд, знакомо выгнув бровь. — Того, кого вы назвали, теперь не существует.       Я понятливо кивнул, смутился как мальчишка и отвел взгляд. И обомлел. К нам бежала рыжая девчушка лет семи с невозможно зелеными глазами. Она несла целую гору разноцветных листьев, а за ней еле поспевал черноволосый и черноглазый мальчишка примерно её возраста, но более скромно одетый, да и взгляд исподлобья в нем выдавал ребёнка из неблагополучной семьи.       Девочка кинулась к мужчине, но, заметив меня, смутилась и вежливо поздоровалась, бросив на меня любопытный взгляд. Мальчишка молчаливой тенью застыл в отдалении.       — Папа, ты не против, если мы с Ноа покормим уток? — важно осведомилась она, но тут же вернула себе прежнее оживление. Было видно, что она очень шустрая и не может долго притворяться паинькой.       — Совсем не против, — ответил Снейп, и его голос приобрел мягкость, а взгляд —теплоту. Он достал из кармана несколько монеток и протянул ей.       — Тогда подержи эти листья, — обрадовалась девочка; схватив монетки, вывалила всю кучу листьев на колени мужчине и рванула, — только не потеряй. Они мне все нужны.       — Это?.. — после неловкой паузы начал я, но Снейп аккуратно переложил листья рядом с собой, позаботившись, чтобы ни один лист не улетел, и повернулся ко мне.       — Это моя дочь Елена, — спокойно ответил он, словно точно знал, какие мысли разлетелись у меня в голове, подобно этим листьям, от внезапного порыва ветра.       — А миссис Гальярди…       — Я вдовец. Надгробие моей покойной жены находится на городском кладбище, — всё так же спокойно и ровно ответил он, не сводя с меня проницательного взгляда. — Мы с дочерью каждый год приносим ей цветы. Но надеюсь, вы не собираетесь притворяться идиотом, Уизли? Или вы растеряли своё похвальное здравомыслие вместе с наглостью? За ненадобностью?       Он добавил в голос ехидных нот, но рассерженным не выглядел. И я расценил это как жест доверия.       — Значит, эта девочка — Лили? — прямо спросил я.       — Вы еще и глухи, ко всему прочему, — немного нервно усмехнулся он и поплотнее запахнул пальто. — Это та, кто когда-то была Лили. Но этот ребенок — Елена.       — Получается, вы…       — Да, я нашел способ использовать артефакт по назначению. Мне понадобилось на это много лет.       — Эмм… сэр, — робко отмер я, внезапно кое-что осознав и решив прояснить этот момент, пока он мне не всю информацию слил. Это напрягало. — Может, вы поверите мне на слово, как раньше, и не будете стирать память? Я ведь сдержал обещание и сохранил прежние тайны.       Снейп с минуту обалдело пялился на меня, а потом расхохотался. Смех у него был хороший — легкий. И я немного расслабился. А что? Пожирателей бывших не бывает.       — Уизли, — утирая глаза и одарив меня смеющимся искрившимся взглядом, сказал он, — если бы я и захотел сейчас вас чем-то приложить, то только камнем по темечку. Просто не поворачивайтесь ко мне спиной, и ваша память останется при вас, до ближайшего маразма, конечно.       — Сэр… — начал я.       — Я потерял магию и жизненную силу, когда активировал артефакт, — с еле ощутимой нотой грусти ответил он. — Темные ритуалы всегда берут жизнью и магией. И теперь во мне нет магии и почти нет жизни.       — Вы умираете? — импульсивно вскинулся я, и меня затопило сострадание.       — Не теперь, — помолчав, ответил он и опять запахнул пальто. — Думаю, у меня будет около двадцати лет. И, предвосхищая ваш следующий вопрос, — оно того стоило, и я не жалею. Я знаю, что вы тогда думали, когда давали мне камень. Думали, что мне нужна любимая женщина — жена. Но я не настолько подлец и ничтожество, чтобы присвоить то, что никогда не было моим. И я нашел способ исправить свою ошибку и искупить вину. Моя дочь теперь проживёт долгую счастливую жизнь без пророчеств и войны. И если бы я тогда знал, какой ценой мне это обойдется, я бы и теперь сделал это снова и позволил бы ей жить и радоваться жизни.       Мы немного посидели в тишине, наблюдая, как девочка и мальчик купили булку в киоске и увлеченно кормят уток.       — А как вы теперь без магии, сэр? — спросил я.       — Привык, — сухо ответил он. — Я не могу сварить зелье без магии, но вполне могу научить этому студентов. И работаю в Государственном магическом колледже профессором и консультантом. Изобретаю и патентую зелья, пишу научные изыскания. Мне нужно торопиться, чтобы успеть обеспечить дочери стабильную и безбедную жизнь. Елена — волшебница, и очень сильная, её ждет блестящее будущее, но мне ещё много нужно сделать до этого.       — А этот мальчик? — спросил я, когда мой взгляд снова на нём остановился, просто чтобы сгладить неловкую затянувшуюся паузу. — Он чем-то похож на вас.       — О, это наш сосед, Ноа, — охотно ответил мужчина. — Тоже маг. Сирота, воспитывается бабкой-магглой, которой до него нет особого дела. Вот он и проводит у нас шесть дней из семи. Не выгонять же его, да и от тарелки супа я не обеднею. Удивительно напоминает мне меня самого в этом возрасте — такой же жалкий и привязчивый. А вот наглостью и напором пацан не уступает вам. В общем, я его терпеть не могу. Но Елена всегда всех жалеет и тащит в дом, — с нежностью добавил он, не сводя с дочки глаз. — Не удивлюсь, если он окажется моим будущим зятем, — нервно хохотнул он и повернулся ко мне, заметив, что я нетерпеливо поёрзал на месте. — Вам уже пора?       — Да. Через полчаса сработает порт-ключ, — с сожалением ответил я, бросив досадливый взгляд на часы. — Сэр, а может, встретимся с вами ещё раз? — с надеждой спросил я. — Я не претендую на приглашение к вам домой, но может, пропустим стаканчик в баре?       Снейп как-то слишком понимающе на меня посмотрел, и его взгляд потеплел, словно он сейчас смотрел на свою Елену, а не на сорокалетнего сентиментального идиота.       — Не стоит, Рон Уизли, — мягко отказал он. — Я тоже рад был с вами повидаться, но у каждого из нас своя дорога. Не копите сожаления, иначе они вас погубят. Прощайте, Уизли, — привычным тоном добавил он, когда к нему подбежала дочь. — Всех благ.       Я провожал их взглядом, пока они не скрылись за поворотом аллеи. Одной рукой он держал ладонь дочери, а с другой стороны плёлся мальчик. Он не брал мужчину за руку, но притирался рядом, а Снейп специально мельчил шаг, чтобы тот за ним успевал. Вот в этом весь Снейп — строит невозмутимые рожи, орёт, сыплет оскорблениями, а сам незаметно для тебя страхует и облегчает жизнь. И наверное, его даже могила не исправит.       Вернувшись домой, я впервые позволил себе напиться и вспомнить прошлое. Не то, рафинированное, которое вспоминал с Гарри, а настоящее, с грязью, болью и смертью.       С тех пор я стал выписывать заграничный журнал «Сердце Базеля». Я бы и сам себе не смог объяснить зачем. Но лет через двенадцать наткнулся на заметку о свадьбе Елены Гальярди и Ноа Миллера. А еще через год — некролог о смерти ученого с мировым именем, писателя и изобретателя Нери Гальярди. Тогда я напился повторно. И еще через два года — о рождении у четы Миллер первенца — Северуса Миллера. И подумал, что если пацан пошел в отца, то значит, он очень похож на Северуса Снейпа. И это бесконечный круговорот жизней, смертей и перерождений обрел для меня смысл.       Вот вроде и всё о моей жизни. Выросли дети, подрастают внуки, дай Бог, доживем до правнуков. А со мной рядом моя Магия — моя Луна, и это самое главное. А остальное — уже другая история.