Шанс Викара

Прошло несколько дней с маскарадного праздника, и, казалось бы, всё успокоилось и постепенно разгладилось, но королевский замок шумел и буквально взрывался от сплетен. «Что с королевой?» — раздавалось тут и там, но никто не знал ответа. Кроме Вика, разумеется. Граф знал, что королева чувствует себя плохо, но не боялся к ней подходить и навещать её, потому что был уверен, что такому как он существу заболеть невозможно. И он был прав. Нильс и прочие лекари быстро распознали чахотку и принялись лечить владычицу всем, чем можно было. Поначалу королева противилась лечению, пытаясь всех убедить, что чувствует себя превосходно, и тут же кашляла кровью, отчего неподготовленный человек мог бы и в обморок свалиться. Вик пытался что-то сделать и связывался с лучшими лекарями, а те лишь пожимали плечами и утверждали, что больной нужен хороший климат и минеральные воды. «Мастера своего дела, тоже мне» — злился граф, даже будто сам на себя, от своего бездействия, как он думал.  — Пейте водку с мёдом, заваривайте чистотел и зверобой, — как-то сказал Нильс, а Вик чуть ли не пинком выгнал его из покоев королевы. Сатирии не становилось лучше, но она ни разу не заикнулась о том, что ей плохо. Много улыбалась, даже смеялась вперемешку с кашлем, но выглядела почти счастливой. Она сильно похудела за следующую неделю, но отмахивалась, утверждая, что повара просто не умеют вкусно готовить. Безусловно, граф понимал, что королева догадывается о своём увядающем состоянии, но ничего об этом не говорили ни он, ни она. Тамиле Вик запретил подходить к Сате, опасаясь за возлюбленную, но вечно передавал пожелания и приветствия от баронессы королеве. Сатирия всегда улыбалась, когда смотрела, с каким энтузиазмом и восхищением Викар говорил о своей любимой. В один из этих грустных и неприятных для королевства дней, когда Вик навещал королеву, его уши пронзил самый отвратительный вопрос, который могла задать ему королева: — Когда ты наденешь корону? — слабо спрашивала Сатирия, а её лицо слегка сморщилось от усталой улыбки. Вик долгое время молчал, с жалостью глядя на женщину, с которой он стоял сорок лет плечом к плечу, ведя с ней столько дел, как политических, так и, считай, «домашних». — А помнишь, как мы с тобой отдыхали в Краувере двадцать пять лет назад? — совершенно случайно Вик перевёл тему, — ты влюбилась в те голубые георгины. У нас были только розовые… Король Лукас радушно привёз нам три тысячи саженцев, чтобы ты видела их под окнами. Сатирия тихо усмехнулась и отвела взгляд в сторону. Это была всё та же живая женщина, полная чувств и эмоция, которые совсем не спешили покидать её. — С того момента ты едва изменился, лишь зазнался, — улыбка её стала ещё шире, шевелясь в ожидании ответа на такое колкое, но такое родное Вику замечание. — Ха, — усмехнулся он, краем глаза поглядывая на королеву, — кстати, хотел сказать… Сирд умер. После этих слов граф едва сдержал довольную улыбку, а вот королева позволила себе даже пустить смешок: — Я знаю. Не переживай. Рано или поздно это всё равно бы произошло. Не ты бы убил, так кто-то другой бы это сделал. И заметь, я не держу зла. Я даже рада, пожалуй. Этого остолопа сгубил характер. Но и ты, пожалуйста, не разыгрывайся, всё-таки это людские жизни. Ох, да что это я…давай о чём-то хорошем, — Сата будто была довольна услышанным. Он провёл у её постели весь вечер, рассказывая обо всём без толики лукавости. Мужчина говорил о своей дочери, о Тамиле, о Массере — буквально обо всём. Они смеялись и улыбались, пока Вик вдруг не замер. Его обуздала задумчивость, а через секунду ослепила идея: — Может, Анка может стать новой королевой? Ежели ты мне доверяешь, Сата, — Ярпенский замедлился, — позволь мне сделать правильный выбор. За время, которое я провёл с тобой, ты много раз видела, как люди демонстрировали мне своё недоверие и неприязнь. Мне нельзя на трон, да и я слишком неусидчив и нетерпелив. Анка уже взрослая, ей достаточно лет, а передавшийся ей мой характер поможет Анке держать престол ещё кучу времени. К тому же, она красива, тут бесспорно, — он заулыбался, — а красота поможет ей во многих королевских хитростях. — Но она тоже не совсем человек, — ответила Сата спокойно и медленно. — Вот именно! Само её правление может внедрить в головы людей, что нелюди — не зло, а иная форма жизни, в некоторых местах даже более стойкая и сильная. Анка не запятнала свою репутацию, как это сделал я. Если она согласится, тебе не о чем будет волноваться. Королева вздохнула, но по глазам её было видно, что этот вариант Сату тоже устраивает: — Я, конечно не поняла, почему нелюдь-Анка может править королевством, а нелюдь-ты нет, но если уж ты и правда не хочешь на трон, то милости просим, зови её сюда. Через несколько минут в комнату зашли две высокие черноволосые фигуры и, как свойственно Ярпенским, полные уверенности и внутренней силы. Королева посмотрела на Анку нежным и будто даже любящим взглядом: девушка в свои сорок выглядела совсем юной и свежей. — Леди Анриетта, вы же понимаете, зачем вас вызвали на разговор? — Сата начала разговор по-деловому, без эмоций. — Да, Ваше Величество, — девушка бесстрашно смотрела своей королеве в глаза, точно так же, как всегда смотрел Викар. — Что ты об этом думаешь? Девушка перевела львиный взгляд на отца, вздохнула и, снова повернув голову к женщине, начала: — Мы обе доверяем моему отцу, его сказанному слову, и мы, похоже, обе знаем и чувствуем, что ни одно его слово не сказано просто так. Взойти на трон ради отца, из-за его просьбы — это серьёзный шаг не только в моей жизни, но и в жизни Акланы. Я не родилась здесь, но и не наследила, а значит, что сейчас моя репутация чиста. Если народ сможет принять королеву-полувампиршу, то я, естественно, надену корону, но не из тщеславных или корыстных побуждений — я осознаю всю величину моей потенциальной ответственности. Это совершенно другая жизнь и всё такое. Но меня очень тревожит то, что хоть и за свою не совсем короткую жизнь я повидала многое, но…политика в моей жизни всегда была на втором месте. Я не знаю ничего про экономику, про отношения с другими королевствами. Меня можно будет легко надуть, сказав, что, к примеру, началась война… — Анка слегка смутилась, будто не ожидала, что скажет такое. — Милочка моя, — засмеялась королева, — подле тебя всегда будут лучшие эксперты и аналитики, преданные и неглупые. Понимаешь ли, мы живём уже далеко не в древности, а потому сейчас правящий король или королева носят корону скорее для символики, для олицетворения королевства, подобно надписи на склянке. Без этого никак. Да, ты будешь приказывать, выбирать и прочее-прочее, но это не значит, что тебе годами надо будет сидеть и зубрить столицы и имена королей, не нужно будет каждый вечер считать казну или метаться каждый день в деревни и проверять, как там поживает народ. У тебя со всех сторон будет определённый человечек, помогающий в той или иной ситуации. Советники, фавориты, — королева пустила лёгкий смешок, но тут же закашлялась, — так о чём я… Безусловно, я проконтролирую, чтобы ты взошла на трон подготовленной. Но не думай, что это легко. Да, от твоего решения могут погибнуть люди, могут разориться города, но если ты правитель хороший, то всё всегда окупается. Ах да, если согласна стать королевой, подойди к Ферису и скажи, что в королевстве распускается новый георгин. Он поймёт, в чём дело. Королева анализировала поведение Анки, задумавшейся, но не напуганной. Девушка помолчала чуть дольше пяти секунд и, собравшись с мыслями, ответила: — Я надену корону. Вика снесла до сих пор непривычная многим улыбка с обнажёнными клыками и небольшим оскалом. Интересные чувства испытываешь, когда твоё чадо вот-вот будет править большим королевством. Но вместе с чувством восхищения и гордости графа одолела печаль. «Скоро Саты рядом не будет. Её скоро совсем не будет», — задумался он. Потом зашёл Нильс с подносом водки и мёда, от чего Вика задёргало. Он считал, что это не лечение, а лишь жалкое его подобие. Ярпенские покинули покои королевы и разошлись по своим делам. Анка по просьбе Сатирии пошла к Ферису, а Вик, как влюблённый юноша, поспешил к Тамиле.

***

— Так где ты была? — Викариас медленно ходил по покоям своей возлюбленной. — Мелка передала мне письмо от короля Лукаса, мол, тот заболел, и ему понадобилась именно моя помощь, — баронесса усмехнулась, — меня так легко провести, да? Вик едва улыбнулся и взглянул на свою доверчивую. Просто дело в том, что Сэльтер очень добра и чиста, а не в том, что наивна и глупа. -Нет-нет, успокойся. Всё в порядке. Главное, что ты уже здесь. И что всё в порядке с Лукасом, — он подошёл к окну с бокалом красного полусладкого. Тома улыбнулась и легла на кровать. — Анка взойдёт на престол…потому что королева не выберется? Викар отвёл взгляд от чёрного неба и нахмурился. Он не хотел об этом думать — ещё рано. — Для все… — он запнулся, — для всех королева будет сильной ещё какое-то время. Я не знаю, как человеческий организм справляется с болезнями. А Сата ещё и в возрасте… Можно долго думать, но нужно ли, Тома? Ты не отодвинешь будущее, не остановишь ход времени. — А ты не можешь её превратить в вампира? — она смотрела в потолок, размышляя о надвигающихся проблемах. — Я думал об этом, но она слишком слаба, если можно так выразиться, — вздохнул граф, — организм просто не справится. Новообращённые и без того гибнут словно мухи, а королева к тому же болеет. Да и возраст уже, возраст… Вдруг Ярпенский вспомнил, что хотел ей сказать. Да, для него это было трудно, ведь он сам не понимал, как всё произошло. Можно ли это назвать изменой спьяну? Как сказать о таком? Как собраться на это, особенно если ты даже не уверен, что это сделал ты? Да, сказать — одно дело, другое — получить мягкую реакцию. Это сложно, но возможно: Тамила очень долго молчала, хмуря брови и изредка поджимая губы. Для графа те минуты превратились в часы, а чувство вины начало выбираться из его сердца: Вик начал тереть и скрещивать руки, переминаться на месте, бегать взглядом… — Чего ты желал в тот момент? — наконец спросила Тома. — Я не знаю. И не знаю, как всё произошло, — мужчина не лгал, — но это был будто не я.

***

Нельзя увидеть что-то более ужасное, чем боль в глазах любящего тебя человека, особенно если эту боль причинил ему ты. Не зря люди говорили, что любовь — самое сильное оружие. Граф смог бы пережить, пожалуй, всё, но делать больно любимому человеку… Это слишком, даже для хладнокровного вампира. Викариас ещё очень долго будет просить прощения у Сэльтер, и она его простит. — Ты изменил мне телом, но не душой, — скажет она и будет совершенно права, — я верю, что это не твоя вина. Не знаю почему. Возможно это будет звучать как-то по-детски и наивно, но ведь истина не должна быть всегда горькой и серьёзной, верно? Они любят друг друга, это же так очевидно! Ей просто нужно время. Время, не чтобы вылечить, а чтобы смириться.

***

Королева умерла, забрав с собой целую эпоху. То, сколько она сделала, сколько отдала… Ни один владыка в истории Акланы не смог бы похвастаться таким плодотворным правлением. Быть может, так считал только Вик, но ведь отличные результаты не напридумываешь, а значит, он был прав. Случилось это в середине весны, в прохладный, но солнечный день. В обед из её покоев никто не ответил. Викар, узнав об этой новости, не проронил ни слова. Он привычно поджал и без того тонкие губы и опустил взгляд. Наверное, ему просто хотелось, чтобы королева оставалась рядом подольше. «Ах, эти слабые люди…» — вздохнул вампир. Пока тело готовили к погребению, граф пошёл искать траурный наряд в своих шкафах-сундуках. В его покоях тихо вздыхала Тамила, которую он сперва услышал, а уж после только увидел. — Дорогая, ты же понимаешь, что рано или поздно этот день всё равно бы настал? — мужчина сел рядом с ней. — От меня будто оторвали кусок… — Тома смотрела куда-то в пол, — она столько для меня сделала. А теперь её нет. Он не обнял её — слишком уж было ему больно. Просто он этого не осознавал. Вик молча встал и подошёл к шкафу. Почему именно чёрный — траурный? Пусть будет лучше…белый. Чистый и блистательный, как снег. Как его воспоминания о королеве. — Почему белый? — Тамила подняла взгляд на полураздетого мужчину с белым дублетом, висящим на мощном плече графа. — Хоть кто-то же должен не киснуть на прощании с ней, — Вик будто грустно улыбнулся, — я хотел бы видеть тебя в белом, дорогая. У меня даже есть для тебя белое платье. — Я не хочу не киснуть, Вик. Я хочу упасть на землю и… — Рано плакать, Тома. Может, хотя бы у её могилы? Тамила посмотрела на Викара. Он определённо не понимает, что такое жизнь и смерть. Он существует вне времени, Вик не осознаёт, насколько он далёк от небытия. — Какой же ты… Вик, она умерла! Королева, мать её, Акланы умерла! Почему ты не можешь хотя бы на мгновение осознать время? Как мало мы живём, как быстро умираем, как едва успеваем испытать всю палитру чувств…которой ты, кстати, уже сыт по горло! — Успокойся, пожалуйста, ты же понимаешь, что всё работает иначе, — Вик нахмурился, — то, что я испытал все эмоции на себе, не делает меня счастливым. Эмоции начинают терять все краски. Страх уже никогда не парализует меня, а счастье не заставит расплыться в улыбке. Я не тот, кому надо завидовать. Для меня людская драма — не драма вовсе. Радуйся, что у тебя есть яркие воспоминания, живи и дыши ими. Все мои уже далеко в небытие.

***

Всё было тихо. На похороны смотрела вся Аклана, и, по мнению Вика, никто из смотревших не был рад её смерти. Никто не считал её несправедливой правительницей. Треск погребального костра был громче людского дыхания — настолько был велик траур. Вик смотрел сквозь всех и вся — он снова потерял близкого ему человека. Спустя столько лет ушла его хорошая подруга, с которой он прошёл почти всё, и которая знала его до кончиков ногтей. Вика сжигали вопросы. «Почему именно она?», «Зачем людям болезни?» и прочее-прочее. — Плохой финал, — сказал граф любимой, не поворачиваясь. Ему не хотелось думать о прошлом, ведь его избивали мысли о грядущем. Викару так не хотелось оставаться одному, ведь смерть королевы создала словно некий портал в мир действительности. Ярпенского «убивала» человеческая смерть. То был гнев на них, ярость и нежелание мириться. Столько пройдено, но есть ли смысл? Зачем добиваться чего-либо, если в конце ты неподвижен? Тебя сжигают близкие, тебя закапывают друзья. «Зачем вы стараетесь?» — мысли глухо врезались в его череп.

***

Тамила, обратив внимание на хмурые брови возлюбленного, тяжко вздохнула. Она видела в его выражении словно разочарование во всех. «Такой сложный человек», — думала она и тут же вспоминала о его возрасте. Не человек — вампир. Вампир, впервые взглянувший на смерть. Вик стал для неё всем за короткий период, но стал никем для себя. По крайней мере, ей так казалось. Только смерть близкого может взбудоражить сознание. Вик не жил слишком много для вампира, но жил слишком много для человека. Однако этого хватит, чтобы понять другого человека. После первой годовщины смерти королевы Сатирии II Викар всё-таки оправился. После второй — смирился, но не отпустил. После трёх лет он начал больше ценить Тамилу — девушку, которую он так долго искал. Сэльтер стала для него бесконечной опорой и лучшей подругой. Те проблемы с алкоголем он теперь топил в её любви, которой ему ранее так не хватало. Ведь каждому нужна любовь? Граф стал правой рукой своей дочери — королевы Анриетты, которая в будущем превзойдёт предыдущего правителя — по крайней мере, так считал Викар. Но Вик скучал по крикам королевы Саты — женщины, которая никогда не скупилась на эмоциональные возгласы. По её выбору одежды, по её колким замечаниям. Как можно о таком не тосковать?

*****

— Ты идёшь? — смешливо и по-детски Тамила зазывала Вика в свои покои, — пока ты дойдёшь, Алкану можно перестроить! Заходи, ну же! Девушка держала Викара за руку, когда они зашли в комнату: — И это ты хотела мне показать? — граф широко и искренне улыбался, смотря на манекен для брони, «одетый» в одни панталоны. — ДА! — будто умирая от смеха кричала Тома, — как это произошло вообще? — Видят боги, я не знаю, дорогая, — Ярпенский продолжал улыбаться, разглядывая тот предмет искусства. Девушка почти пополам сгибалась от смеха, пока граф не обнял её. Наконец его улыбка стала шире оскала, а выражение лица приобрело блаженно-довольный вид. — Как же я люблю твой смех, — сказал мужчина. — А я тебя — вот в этом наша разница, — продолжая смеяться, ответила девушка. Внезапный смех оборвался поцелуем — Вик умел находить момент, это правда. Губы любимой казались ему самым сладким нектаром, а потому он долго не мог перестать целовать её. После этого Тома взглянула ему в глаза: лишь свет и любовь её встретили. — Милая, чего ты желаешь? — теперь он смотрел на неё. Тамила лишь кивнула в ответ: время пришло. Та нежная любовь, окутавшая её молодость, вот-вот станет страстной и взрослой. Чувства Сэльтер были крепкими, а чувства Ярпенского — бесконечными. Настал тот самый момент. Его тонкие губы расплылись в одобрительно-любящей улыбке, обнажив клыки. Поцелуй, ещё один, третий — девушка дышала чаще, пока он дичал всё сильнее. Два любящих сердца открываются друг другу ещё больше, пока тела «теплеют». — Я люблю тебя, — шептал Тамиле на ухо Викар. — Я знаю, — блаженно ответила девушка, теряя своё платье где-то на полу. Вик тоже не отставал — его плечи увидели свет солнца и почувствовали прикосновения девушки. Та любовь, что была прежде, вот-вот переродится. Они оба были готовы. Сердцебиения ускорились в такт, движения стали синхронны. Два человека стали одним целым, души объединились. Викар хоть и был мягок, но всё равно доминировал. Тихие стоны доносились сквозь двери покоев баронессы. Лишь одному богу было известно, что там происходило. Её нежное, ещё девичье тело, полыхало огнём страсти, пока хладнокровный граф творил и создавал её блаженство. Любовь витала в воздухе, затуманивая разум обоих. Неужели он правда так хорош? Душа Сэльтер взлетала в небеса в ритме с его тактом. Она касалась его своими тонкими руками, останавливаясь лишь для улыбки. Он же мягко демонстрировал свою силу. Викар открыл ей всю свою страсть, будил в ней всё её сумасшествие, пробуждал её новую и ранее неизвестную часть. Всё тепло обратилось в жар. Из её губ вырвался нежный стон…

***

— Где ты этому научился? — шептала девушка, нежно оглаживая его лицо. — Тебе лучше не знать, — усмехнулся он, касаясь её нежной руки. — Нет, ну правда! — засмеялась Тамила, слегка привстав с подушек и наклонившись к Вику, — десятки? Сотни.? -…тысячи, — перебил её граф, расплываясь в улыбке, — но если серьёзно… Кто знает? За столько лет своей жизни я перестал считать. Но ведь это лучше для нас обоих, верно? — Даже не знаю, — девушка откинулась на кровать звездой и глубоко вздохнула, — я, наверное, совсем неумёха, да? — Ты лучшая, — ответил мужчина, слегка склоняясь над ней, дабы поцеловать.

***

На этом всё могло бы закончиться, если бы только не отец Викариаса Ярпенского, в голове которого рождался план по возвращению сына под крыло…

***

Викар бесшумно спускался по мраморной лестнице, держа в руке скомканную записку. Всего-то три слова, зато какую реакцию они вызвали у графа. Ох уж эти три слова… «Удели время отцу». — Зачем? — у мужчины вздулись желваки, — Когда? — дыхание стало словно раздражённым и злым, — Сколько времени надо ему уделять? — продолжал нашёптывать он сам себе. Точно, ему же надо отойти подальше от Тамилы, пустить себе кровь и просто ждать. Он так и поступил… Доподлинно неизвестно, как долго сын ждал своего отца. Но как только старший оказался в холодном погребе какого-то дома в какой-то деревеньке рядом с младшим, время словно проснулось и начало снова отсчитывать секунды. — Я так долго ждал, что ты придёшь сам, — бордовые компоненты одежды отца будили жажду в Викаре, — сколько же мы не виделись? Месяц? Два? Вик равнодушно усмехнулся: — Это были лучшие два месяца в моей жизни, — граф достал трубку, подаренную отцом, и закурил. — Как же ты похож на меня, едва ли в зеркало смотрю, — Грозворг как-то оценивающе рассматривал сына, — характер, повадки, стиль — всё от меня… — Очень уж долгое вступление, — отрезал Вик, — говори, зачем пришёл. Я ждать не буду, ты же знаешь. — О да, я помню, — Грозворг тоже достал трубку, — но видишь ли, я всё хотел сказать тебе, что у нас возникла проблемка. Я хотел увеличить число вампиров, но мне помешали, как ты помнишь… — Я не помню, — опять перебил Викар, — ты обманом заставил меня возлечь с теми женщинами, они понесли «вампирят» из-за тебя, не меня, — почему-то Грозворгу казалось, что сыну больно говорить об этом. — Можешь не переживать, денег от тебя не потребуют, потому что… — эта пауза очень не понравилась младшему Ярпенскому, — потому что они все умерли. Все разом. И знаешь как? От солнечного света, мать их. Вик нахмурил брови и всмотрелся в пустоту. Будет ли он считать, что это произошло по его вине? Возможно. Считает ли он, что этого вина отца? Конечно. Девушки не были виноваты в произошедшем. Они лишь помогали отцу Вика. И поплатились ха это… -…настолько низшие вампиры, такие бесполезные… Им бы ещё чеснок подсунули, господи, — ругался старший, пока Вик углублялся в свои мысли, — такие слабые и никчёмные, как обычные люди, мать их! — Тихо! — не выдержал Вик, — зачем мне это знать? Мужчина в бордовом выдержал некоторую паузу и продолжил: — Всю свою жизнь ты никчёмно скитался по миру, сношаясь с женщинами. Избегал каждой людской проблемы, упиваясь вином. А когда настало время проявить себя, ПОКАЗАТЬ СВОЮ СИЛУ, ЯРПЕНСКИЙ! Что ты сделал? Оплодотворил тех куриц слабостью! — его глаза полыхали огнём, — ты породил на свет уродцев. И поверь, это у тебя от матери, не от меня. Мой сын опозорил каждого вампира. Я должен подчищать за тобой, я этими руками, — Грозворг поднял крупные ладони, — прятал их прах и уголь. Потому что ты, ТЫ — слабейшее существо на планете. И я никогда не пойму, как ты смог поспособствовать появлению на свет своей дочери… Или она не от тебя? — ему стало словно стало весело, — твоя покойная супруга не хранила верности? Гнев сына закипал с каждым словом отца, ярость бушевала и выливалась из чаши терпения. Как же мерзко было осознавать, что Грозворг — его отец. — Ни слова о Берте, иначе все твои кости будут разбросаны от Массера до неизвестных нам земель, — шипел он. — О нет, поверь, мне известно всё. Я видел каждую букашку в этом мире, поэтому мои знания — великая ценность, — вампир самодовольно улыбался и словно…что-то скрывал. — Что ты задумал? — спросил Вик с каким-то прищуром. — Я могу многое сделать. Но ещё больше может сделать мой приятель, Брестед. Ты его не знаешь, но он сейчас рядом, — Грозворг начал ходить из стороны в сторону, слегка покачиваясь, — он может выпить всё, а может оставить её в живых, — он остановился и как-то дико посмотрел на сына, — ты знаешь о ком я, — улыбка обратилась в смех. А вот графу было не до смеха. Если речь идёт о Тамиле, о его любимой, о будущей матери его детей…что надо сделать? — Что ты задумал? — Викар вдруг понял, что всё вокруг — ловушка. Словно из-за стен стали рождаться тени. Бордовые и густые, как туман, из которого однажды вышел его отец. Всё вокруг стало походить на жестокую шутку. — Мне нужен лишь ты и твоя помощь, — спокойно продолжал вампир, — ты едешь со мной на Крайние земли, а твоя подружка остаётся в живых, идёт? Пляшущие фигуры словно рождались посекундно, их становилось всё больше и больше. Кто знал, что это могло быть? Улыбка на лице отца ясно давала Вику знать, что у него шансов нет. Поймали, как загнанного кролика. — Что я должен сделать? — бешеное сердцебиение мешало Вику спокойно говорить, — куда я должен идти?! — Ты всего лишь должен быть рядом со мной всю оставшуюся жизнь. Мы будем возвращать вампиров к жизни, а поможет нам в этом… Брестед, который как раз сейчас занят твоей подружкой. — Останови его или я убью всех, — грозный голос сына заставил бы каждого остановиться, но только не отца, — я не позволю. — Тебе надо просто согласиться, — улыбка стала похожей на оскал, — в Крайних землях ещё много вампиров, которым нужен будет хороший учитель. Либо…дай-ка покажу тебе. Рядом стоящая бордовая тень словно рассыпалась от щелчка пальцев Грозворга, но превратилась в маленькое облако, в котором Ярпенские увидели светлеющие силуэты. Что-то крупное и не очень похожее на человека стояло над маленьким светловолосым силуэтом. — Узнаёшь? — Грозворг тихо усмехнулся. — Не трогай её, — Вик не мог совладать с собой. — Соглашайся, время на исходе, — сохраняя спокойствие, ответил Грозворг. — Что…что мне надо будет делать? — Вик пытался найти лазейку, в то время как Грозворга было едва видно из-за окруживших его теней. — Остаться с нами, контролировать рождение вампиров, уничтожать слабых особей и тренировать сильных, — светился от счастья Ядовитый Отец. — А Тамила? — Викар осознавал своё бессильное положение. — Оставь девчонку в покое, она всего лишь человек, он на не проживёт и доли того, что предстоит прожить тебе. И не пытайся говорить мне о любви, я тебе не поверю. А ещё…чтобы ты удостоверился в том, что я говорю правду, я покажу тебе кое-что. В том облачном сгустке Вик увидел вскочившую фигуру девушки с золотыми волосами и серо-сиреневое чудовище, словно открывавшее пасть. Девушка широко открыла рот, очевидно, она закричала. В этот момент в ушах мужчины раздался душераздирающий крик Тамилы Сэльтер, и его парализовало. Она кричала так, словно он был рядом с ней, словно слышал её вживую. — Хочешь ты того или нет, но ты пойдёшь со мной, ты будешь рядом навеки, — Грозворг без стеснения получал удовольствие от страданий сына, — и больше никогда не увидишь свою юную баронессу. — ПРЕКРАТИ! — Викар, уже не соображая, набросился на отца, но с грохотом отлетел в каменную стену. Удар пришёлся прямо по затылку, и мужчина потерял сознание.

********

Мальчик лет семи сидел у камина, разглядывая меч, который его мама почему-то называла Бесси. Он был таким большим и таким красивым… — Мам, а почему его зовут Бесси? Сидящая у окна дама едва заметно улыбнулась и тихо вздохнула: — Мне очень жаль, малыш, но я не спрашивала у твоего папы об этом. Я знаю только что этот меч очень быстро прошёл сквозь Стонхирта Камнесердного. Ужасный был человек. Твой папа избавил мир от одного тирана, это большой подвиг. — Когда я вырасту, стану как папа! — детский лепет действовал на женщину очень успокаивающе, — меня будут уважать добрые люди и бояться злые! — Я верю, мой маленький, — карие глаза словно налились слезами, — ты станешь образцовым человеком. — Но мой папа — вампир! Я тоже буду вампиром, — черноволосый мальчик упёр руки в боки, — ты будешь мной гордиться, мамочка! И я найду папу, обещаю! Сэльтер обернулась на своего малыша. Как же он похож на Викара, на её первого мужчину, который пропал восемь лет назад. Мальчик пригладил волосы назад, отчего женщина не смогла не заплакать. — Не плачь, мамуля, — крохотные руки так нежно обняли её плечи, — я принесу тебе воды. — Спасибо, Ганс. Ганс отправился в зал, где находился чан кипячёной воды. Мальчик взял в руки кубок и зачерпнул воду, но вдруг уронил его из-за звука за спиной. Детей так легко напугать, а потому Ганс не придумал ничего лучше, кроме как взять серебряную вилку. — Мой папа вампир! Уходи, пока он тебя не съел! — звучные возгласы вряд ли бы напугали даже белку. — Ты уверен? Вампиры не едят людей, они просто пьют их кровь, — послышался смешок непонятно откуда. — Я знаю! А ещё, мой папа — граф, и когда он вернётся, тебе будет плохо! — О, ха-ха-ха, я не сомневаюсь, — смех был громкий, но совсем не злой, а потому мальчику стало полегче, — найдёшь меня? — Легко! Ты за той деревянной дверью возле окна! Из-за двери выглянула черноволосая голова с небольшой щетиной. Мгновение, и теперь напротив мальчика стоял высокий мужчина в чёрном. — Слух у тебя отличный, — подметил мужчина, — эхо не собьёт тебя с толку. — Потому что мой папа вампир! А моя сводная сестра — королева Акланы! Поэтому если ты не скажешь кто ты, мой папа съест…то есть, выпьет тебя! — А отведи-ка меня к маме, — сказал незнакомец. — Я тебя не знаю! Поэтому докажи, что не навредишь моей маме! — голос был детским, но уже властным. — Я знаю, что у твоей мамы золотые волосы, карие глаза и милое личико. Её любимого звали Викариас Ярпенский, у него был меч по имени Бесси. — Ух ты, — малыш удивлённо открыл ротик, — хорошо, я поверю тебе… Но не смей вредить ей, а то я сам тебя выпью! Викар опять рассмеялся и последовал за Гансом. Он привёл мужчину в покои Тамилы Сэльтер и замер. Девушка зашивала платочек, не обращая внимания на происходящее вокруг. — Мам, смотри кого я привёл! Златовласая девушка обернулась и замерла. Из её тонких и уже дрожащих рук выпал платок, агубы задёргались в ожидании истерики. — Викар! — то был крик, исходивший из души, — Боже мой, где ты был. Он рванул к ней навстречу, упал на колени и обнял так крепко, что девушке стало не хватать воздуха. Они снова были вместе, и уже даже Викариас не мог не заплакать. Его любви к ней нельзя было описать ни в каких словах. Они стояли в эдаком треугольнике, казалось, вечность. — Ты подарила мне сына, — шептал он, стараясь не захлебнуться в слезах, — я тебе всё расскажу, я всё объясню, только позволь мне. Она не могла слушать сейчас. Тамила хотела лишь обнимать его, лишь ласкать… Как же долго его не было, как же много она пролила слёз… — Я ждала, ждала тебя, мой любимый, — не прекращая плакать, твредила она, — я верила, и теперь знаю, что не зря…

***

Теперь всё будет как прежде. Всё встанет на свои места, и каждый станет счастливым. И хоть мы никогда не узнаем, что было с Викаром в Крайних землях, но мы хотя бы знаем, что Бесси — это название штопора для вина, который Вик купил на каком-то дешёвом базаре, однако этот штопор был настолько хорош, что его нельзя было не увековечить…