И море, и Гомер - всё движется любовью.

Саша ожидал чего-то из ряда вон выходящего. Весь предыдущий вечер мелкий выглядел так, словно у него есть секрет, который так и хочется всем растрепать. Не было бы рядом Юры, Саша бы его разговорил, но Юра как раз вернулся из командировки и перетянул на себя всё Сашино внимание. А на следующий день Стас притащил домой кота. Белого, с рыжими ушами и хвостом, а ещё новенький лоток в целлофановой упаковке. - Пацаны, это Ромка, - сказал Стас и опустил кота на пол в коридоре, чтобы разуться, - Теперь он будет жить с нами. Судя по его лицу, он уже пожалел о своём решении никого не предупреждать - улыбка была немного нервной, поза скованной. Саша подумал, что если сейчас твёрдо сказать ему, что коту в их доме не место, то скорее всего даже скандала не будет. Он оглянулся на Юру, чтобы понять, что тот думает по этому поводу, но Юра присел на корточки, подманил к себе кота безотказным "киса-киса" и почесал его за ухом. - Переноску купил уже? Стас помотал головой. На Юру он смотрел с той невыразимой, щенячьей нежностью, которая делала его похожим на Снежка. - На переноску проспонсирую, но корм будешь покупать с карманных, понял? - Понял, - отозвался Стас, тщетно пытаясь скрыть восторг. Саша махнул на них рукой. При первой встрече со Снежком, кот - Ромка, - взвыл сиреной и взлетел к Стасу на руки, но после ласковых уговоров осмелел, позволил себя обнюхать и был признан частью маленькой стаи. Саша делал вид, что не ревнует. Дело близилось к майским, а значит и к неизбежной защите курсовой. Для Саши самый высокий балл был важен не столько для самолюбия, сколько для маркетинга - великолепные курсовые обеспечивали ему заказчиков на следующий год. За три года он успел поднатореть в написании таких работ, - ещё ни разу заказчики не жаловались на качество, - но его собственная должна была быть не просто отличной, а самой лучшей, он не мог согласиться на меньшее. Поэтому, пока Юра писал отчёты, а мелкий был занят Ромкой, Саша спешно доделывал чужие работы и шлифовал свою, которая была готова едва ли не с зимы, и нуждалась только в вычитке. Саша не позволял себе сидеть над вычиткой слишком долго, чтобы не начать ухудшать работу редакцией. Раньше его тормозами служил куратор проекта, которому Саша отчитывался с каждого этапа - в какой-то момент он просто говорил "хватит, всё идеально" и Саша ему верил, но его любимый куратор ушёл, и никого похожего Саша так и не смог найти. Теперь тормозами в излишне бурной деятельности работали обстоятельства, которые Саша подчинить себе не мог - то, что в их доме не бывает ни минуты, блять, спокойной. Первый раз, когда он, стыдясь самого себя, заглянул в папку с файлами, которую ещё накануне переименовал в "НЕ ОТКРЫВАТЬ ДО ЗАЩИТЫ", раздался дверной звонок, а в следующую секунду залаял Снежок, который всегда бурно реагировал на гостей. Саша чертыхнулся, захлопнул ноутбук и пошёл открывать. Когда бабулечку, которая в их подъезде снимала показания счётчиков, удалось выпроводить, выяснилось, что Снежок хочет гулять. Когда они вернулись с прогулки, Саша уже переоделся, вымыл руки, запустил комп и навёл курсор на папку с курсовой, у него зазвонил рабочий телефон. - Ёб твою мать... - выдохнул он сквозь сжатые зубы и ответил, - Да? - Привет Маштаков! - это звонил один из его заказчиков, небедный и усидчивый, но абсолютно бездарный, - Извини, что дёргаю - тебя просто уже час в онлайне нет, вот я решил позвонить... - М, - отозвался Саша и подумал, что заказчиков он действительно избаловал - нужно будет в следующем году кроме как фиксированного времени для звонков установить ещё и фиксированное время для сообщений, чтобы от него не ждали онлайна двадцать четыре часа в сутки. - Короче, помнишь, ты говорил, что можешь мне дополнительно к слайдам расписать текст? - Могу, - отозвался Саша, - Можно полный, для зубрёжки, можно буллет-пойнтами, сложнее, но достовернее. Лично я бы рекомендовал второе. - Буллет-пойнтами? - Списком, - сказал Саша, - Вместо полного текста, я выпишу тебе по пунктам всё, что ты должен будешь сказать, но то, как ты это соединишь остаётся на твоё усмотрение. - Да... Да, отлично! Сделаешь? - Любой каприз за ваши деньги, - отозвался Саша, убрал курсор со своей папки и передвинул на ту, в которой хранил заказы, - С тебя пятьсот целковых сверху. - Спасибо огромно... Саша отключился и сел расписывать слайды. Во второй раз, когда желание "не править, нет, просто перечитать ещё разок" было особенно сильным, Ромка сбросил со стола банку с вареньем, и перемазался в нём же. Саша и сам не понял, как это произошло - Ромка был ещё слишком маленьким котёнком, чтобы забраться на стол, да и Снежок забился в угол и смотрел оттуда виновато, только вот на белоснежной шерсти Снежка не было ни пятнышка, а Ромка был весь как одно большое смородиновое пятно. Он смотрел ошарашенно и даже не сопротивлялся, когда Саша взял его за шкирку и отнёс в ванную. Саша начал с того, что вытер с пола смородиновую лужу и закинул банку в раковину. Затем тоскливо посмотрел на часы - десять утра, дождаться Стаса и заставить его разбираться с этим дерьмом самостоятельно не получится. Он тяжело вздохнул, мысленно попрощался с домашней футболкой, и пошёл в ванную. - Слушай сюда, животное... - дважды они Ромку уже мыли, первый раз совместными усилиями Юры и Стаса, во второй раз Стас справился в одиночку. Только вот Стас - это Стас, колдовской ребёнок, а Саша не умеет как он, тепло и ласково, - Я не нравлюсь тебе, а ты не нравишься мне. Но если мы не хотим, чтобы ты прилипал к каждой ёбаной поверхности в этом сраном доме, нам нужно тебя отмыть. Царапина на щеке заживала неделю. Те, что на руках Юра зелёнкой-фломастером превратил модняцкие татуировки, как делал в детстве, когда у Саши была ветрянка. Отмытый Ромка почему-то проникся к Саше уважением и теперь ластился к ногам при каждом удобном случае. Третий раз был на первые майские праздники, за несколько дней до защиты, когда Саша, убедившись, что все работы давно готовы и одобрены заказчиками, решил, что теперь, после хорошего перерыва, может наконец перечитать свою и убедиться, что в ней и правда нет ни ошибок, ни недочётов. Когда Саша вдоволь наторговался сам с собой, в комнату постучал мелкий, с каким-то листочком в руках. - Не отвлекаю? Смирившись с обстоятельствами, Саша выключил компьютер и развернулся в кресле. - Уже нет. Заходи. Тебе что-то подписать? - Да нет... - Стас стушевался, словно листочек не имел к его делам никакого отношения, и помотал головой, - Нет, подписываться тут не нужно. Это... Нам, короче, в пятницу выдали список литературы на лето. Саша молча протянул руку и несколько раз свёл-развёл пальцы. Стас дал ему листочек, присел на кровать и зажал пальцы между коленями. Саша пробежал глазами список. - Так, Тихий Дон ты читал? Ну вот, можешь быть спокоен - самое трудное позади. Кстати, а чё так рано выдали? Только май начался. - Мы начали последнюю тему по литературе, - лицо мелкого приняло выражение пренебрежения и досады, - Стихи, шаришь? - М-м, - отозвался Саша и вернул ему листочек, - Так в десятом вроде норм стихи, нет? Ну, в смысле, не слишком противные. - Не противные, просто... - он повёл плечом, - Нас учат видеть в них много разного... А я ничего такого не вижу. Саша хмыкнул. Слышал он что-то подобное от Юры, когда пытался приобщить его к прекрасному - "ну что ты хочешь, чтобы я там видел, ну сказочка в рифму, отъебись от меня пожалуйста". Яблочко от яблони... - ...одно дело, когда стихи про любовь, - потеряно продолжал Стас, - Там хотя бы понятно, что происходит, и то не везде. - Стихи - это всегда про любовь, братишка, - тихо заметил Саша. В душе поднималось горячее, почти забытое, то, о чём Стас не знал, а Юра предпочёл не знать, - Хочешь попиздеть за жизнь, мелкий? - Всегда, - с готовностью отозвался Стас и отложил листочек в сторону. - Тогда у меня есть для тебя охуительная история, - Саша откинулся на спинку кресла, - Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, я был... Не знаю даже. Романтиком? Алкоголиком? Ну, короче, гуманитарием до мозга костей. И друзья у меня были такие же... Кхм. - Своеобразные? - Я хотел сказать - маргиналы, но можно и так. Художники, поэты, пара музыкантов - цвет русской интеллигенции. Кто профи, кто любители, была даже парочка довольно громких имён, но бухали все, в общем, одинаково, - а ещё кололись, но этого Стасу знать не обязательно, потому что эту страницу своей жизни Саша давно закрыл и больше открывать не собирался, - Гулянки у нас были шумными. После того, как соседи в третий раз вызвали полицию, вся компания перебралась в заброшку за городской чертой, а потом из неё в ангар на частной территории, но этого я уже не застал, - потому что мамы не стало, а Юра стал другим, и быть кошкой, которая гуляет сама по себе, у Саши больше не получалось, - Да и чёрт с ним, не о том речь. Понимаешь, была одна вещь, которая отличала нас от обычного пьяного быдла, и это были стихи. - Стихи? - переспросил Стас с насмешкой и недоверием. Саша кивнул. - Во время этих безобразных попоек мы читали стихи. Те, кто умел писать - свои, кто не умел - чужие. А потом обсуждали. Те, кто потрезвее гуглили биографии там, трактовки... Читали и обсуждали всё что попадалось под руку - неважно, модернизм это, романтизм или школьная программа для одиннадцатого класса. Были фанаты каких-то определённых направлений, были всеядные, вроде меня, - Саша встал и прошёлся по комнате, в попытках унять щемящую тоску по тому, что было раньше. Когда Саше было столько же, сколько Стасу теперь, он читал Мандельштама на тёмной кухне кому-то такому же молодому и пьяному. Когда Саше было столько же, сколько Стасу теперь, он наигрывал «потерянный рай» на гитаре отходя от дозы, негнущимися пальцами зажимая струны. Когда Саше было столько же, сколько Стасу теперь, он был влюблён в любовь и искал её везде, где мог – в гумилёвских строчках, в чужих постелях, в початых бутылках дешёвого вина. - Это была наша фишка, - он взял себя в руки и продолжил, - Как у «общества мёртвых поэтов», только без лишнего драматизма. И текучка была большая, потому что тайны никакой мы из этого движа не делали. Были люди, которым это надоедало, и они уходили. Были те, кто приходил и оставался. Я сам к ним попал случайно и в итоге завис почти на год, - очень хотелось закурить, причём какую-нибудь ядрёную смолку, а не безопасный карамельный вейп, на который он перешёл по настоянию Юры, - Там я понял, что стихи… Это всегда про любовь. Конечно, есть разница между тем, читаешь ли ты их в душном классе или на съёмной хате, в кругу друзей, но после того, как один раз почувствуешь, какого это – без памяти влюбиться в рифмованное хуё-моё чернилами по бумаге, всё изменится, - он остановился и потёр лицо руками, - Ты прости, я… Я обещал тебе кулстори, а вместо этого просто треплюсь. - Да ты чё, - выдохнул Стас, - Интересно же. Я, правда, не ебу о чём ты, но у тебя лицо было такое… - он пощёлкал пальцами, - Как у священника, знаешь? Когда он про Бога рассказывает. Вот у тебя такое лицо было, - Саша погладил его мимоходом по щеке и вернулся к столу, - Мне даже захотелось понять, о чём ты говоришь, но… Блин. Я вообще не представляю, как можно влюбиться в… - Что вы сейчас проходите? – перебил Саша. - Тютчев. - Фонтан? - Он, родимый, чтоб ему пусто было, - отозвался Стас, - Я когда прочитал, думал – ну, Слава Богу, обычный натюрморт, ни тебе смыслов скрытых, ни отсылок на Евангелие, а вот поди ж ты. Нам в электронном журнале прикрепили анализ на шесть страниц! - И это ещё немного, - заметил Саша, - Про «Фонтан» целые книги пишут. Не хочу брать его в пример – и так вижу, как он тебя заебал. Что на счёт серебряного века? - Это?.. - Гумилёв, например. Блок. Ахматова. Есенин. - Белая берёза под моим окном… - заученно оттарабанил Стас. - …забудь про Есенина. Пусть будет Ахматова, - ему потребовалась пара десятков секунд, на то, чтобы вспомнить слова, - Смотри на меня и слушай. «Долгим взглядом твоим истомленная, и сама научилась томить. Из ребра твоего сотворенная, как могу я тебя не любить?..» Стас слушал его распахнув глаза, с Пушкинским «о что за прелесть эти сказки» на лице, а Сашу вело от осознания того, что впервые он читает тому, кого любит, а не тому, кого только собирается любить. Чувство было непривычным, но ему определённо нравилось. С Юрой подобный номер, пожалуй, не прошёл бы. Для Юры нужно было наиграть на гитаре Арию или Цоя какого-нибудь, чтобы устроить романтику, но Юра всегда был приземлённым. Саша не жаловался – Саша любил его любым, но за последние годы он успел соскучиться по восторгу в чужих глазах и по тому, как сердце бьётся в горле, когда Ахматова пишет Гумилёву, а Лорка – Сальвадору Дали. Когда боль и любовь ручкой по бумаге – двухспинным зверем. Юра такой, какой он есть, а мелкий пока ещё мягкая глина под пальцами. Его можно научить. Когда-нибудь он скажет Саше спасибо – девушки обожают стихи. И Стаса, как только он перерастёт подростковые прыщи и неловкость, тоже будут обожать. Только пусть это будет когда-нибудь потом. Как «давно и неправда», только «потом и обязательно». Не сейчас, не когда Саша увяз в нём глубже, чем готов себе позволить, чем готов признать. Саша просто его не отпустит. - «Любит? не любит? я руки ломаю, и пальцы разбрасываю разломавши. Так рвут, загадав, и пускают по маю венчики встречных ромашек…» От Ахматовой - к Маяковскому, из компьютерного кресла - на диван, к Стасу, погладить тёплое, обтянутое джинсой бедро, словно бы без задней мысли. - Ты клеил кого-нибудь… Так? – тихо спросил Стас. - Клеил, конечно, - над ответом Саша раздумывал всего пару секунд. Ревность Юры была опасной и грозила последствиями, а ревность Стаса только льстила. - Парней? – хмуро уточнил Стас. - И парней тоже. Кроме тебя, - Стаса он не клеил, Стасу он промыл мозги, но это неважно, совсем неважно, потому что теперь всё хорошо и про плохое начало уже можно забыть. - Потому что я плебей ёбаный? - Потому что мне не нужны стихи, чтобы склеить тебя, - сказал Саша с обезоруживающей честностью и, не дав Стасу возразить, взял его за подбородок и притянул к себе для поцелуя. Стас дулся ещё секунды три, а потом расслабился и втянулся. Стасу, конечно, похуй на стихи, он просто хочет Сашу. Что же, не он первый – не он последний. То, что Стасу на любовь похуй – это больнее, но даже с этим можно жить. С этим можно просыпаться, заваривать кофе, писать чужие курсовые и выгуливать собаку. Можно. Можно ведь?