It's All About Me

— Охренеть, — Рики округляет глаза и шокировано качает головой. — Тебя что вообще одну оставить нельзя? — Она трет лоб, продолжая смотреть на экран телефона. — Ты… Что это вообще? Что за драма, Эшли? — Какая еще драма, — Эшли виновато закусывает нижнюю губу и, избегая зрительного контакта с подругой, обводит глазами палату. — Я поступаю, как считаю нужным, — твердо говорит она,  наконец встречаясь с той взглядом. Рики выглядит слишком осуждающе. — Хорошо, что не так? Если любишь — отпусти! Это мудрость такая. — Эм… — Рики выгибает бровь и смотрит на Эшли как на дуру, — вообще-то там не это имелось в виду, — она протягивает телефон, — отпускать надо, чтобы сделать человека счастливым. Не очень-то похоже, что она счастлива. — Это пока, — Эшли закатывает глаза, давая понять подруге, что та ничего не понимает. — Потом же она будет счастлива? Разве не в этом смысл? — Я не понимаю, — Рики смотрит на неё исподлобья, — ты сейчас серьезно? Она в любом случае будет счастливой и без твоей помощи. Потом. Люди то счастливы, то несчастны, и вообще они как зебры. Типа того. — Она встает со стула, подходит к кушетке, присаживается на край и пристально смотрит в серые глаза, — та фраза означает, что отпустив ты сделаешь человека счастливым. Сейчас. Например… Например, ты любишь, а она — нет или не очень. И ты можешь не быть эгоисткой и позволить ей быть счастливой с кем-то другим. Понимаешь? А можешь быть эгоисткой и пытаться удержать. — На её лице вдруг появляется ухмылка, — я как-то одному парню это объясняла. Он очень навязчив был. Пришлось мне углубиться в этот вопрос. — Ясно, — недоверчиво говорит Эшли. У Рики много парней… Кто-то действительно не хочет расставаться. Вдруг Эшли понимает логику, и её лицо озаряется, а глаза загораются. Она смотрит на Рики, потом на телефон. Глаза тут же тускнеют, а лицо вытягивается, — блять… — Ничего страшного, — Рики небрежно машет рукой, — это можно исправить. Просто извинись. — Извинись?! Я столько раз извинялась, что это уже стало чем-то… не просто обычным, а повседневным. Для меня самой уже моё извинение обесценилось. Нет… Это вообще будет тупо. — Ты извинялась? Это что-то новенькое, детка, — Рики смеется. — Серьезно? Ну ничего себе, — улыбка на её лице замирает, — и что же теперь, вообще не извиняться? Эшли тяжело вздыхает. Она наблюдает, как Рики садится удобнее и поднимает одеяло. Ри рассматривает колено, отек с которого пока не спал, и тоже тяжело вздыхает. — Иногда очень больно, иногда терпимо. Сейчас терпимо, — говорит Эшли, опережая вопрос, который подруга все никак не решается задать уже какой день. — Я не знаю, что и сказать, — Рики отводит жалостливый взгляд. — Всё время хотела спросить… Ты так ничего и не говоришь. — А что скажешь? — Эшли начинает раздражаться. — Всё заново. По второму кругу. Ничего страшного, — врет она. Она уверяла маму и будет уверять подругу, если потребуется, в том, что все нормально. В том, что она готова пройти всё это второй раз. На самом деле, она сама в это не верит. У неё нет на это сил. Никаких. У неё просто нет выбора. Не может же она встать и уйти отсюда прочь. У неё только один вариант — терпеть. — Я помню всё, — Рики вдруг становится хмурой и непривычно серьезной, — это был ад. А сейчас ты лежишь и такая: «ой, подумаешь, еще раз пройду через это». Почему ты это делаешь? — А что мне делать? — не успевает взять себя в руки Эшли. — Что?! Ныть? Жаловаться? Говорить тебе и маме о том, что я не хочу через это проходить? Что лучше вообще сдохнуть?! — Заткнись! — Рики вскакивает на ноги. — Что ты хотела услышать? Я всё просрала! Всё! Нет больше ничего. Так что смирись с тем, что я просто тут лежу и изо всех сил стараюсь быть приятной! — Так не старайся! Для своей этой Челси ты не стараешься быть приятной! В чем разница? Срывайся на мне, если хочешь! Ты свой негатив вообще не туда направляешь! И вообще ты можешь его рассредоточить. Мы близкие тебе люди. Я тоже устала улыбаться, Эшли! Мне не все равно. Никому вокруг тебя не все равно. Ты когда-нибудь кого-нибудь пустишь ближе? Я пойду, — она быстро идет к двери. — Мне надо успокоиться. Дверь захлопывается. Эшли всё это время не дышала. Она никогда Рики такой не видела. В голове эхом звучат некоторые её слова. Вдруг она чувствует себя на месте Челси. А что, если та улыбалась, скрывая что-то? Что-то, чем надо было просто поделиться? Эшли рычит себе под нос. Отвратительно. Нет, это разные вещи. Рики хочет знать больше, чтобы поддержать, а она хотела знать больше, чтобы унять свое самолюбие. Чтобы быть уверенной, что Челси не все равно, что она хоть немного переживает. Что ей будет плохо без неё. Ей плохо, и что теперь? Грудь Эшли начинает вздрагивать. Она закрывает лицо руками и медленно выпускает воздух. Нельзя. Совсем нельзя раскисать. Это она делает плохо. Кому из её окружения вообще хорошо? Эшли берет телефон в руки и открывает чат. Прерывисто вздыхая, она смахивает слезы, а потом начинает печатать. Эшли: Прости меня. Я очень скучаю. Челси: У тебя была операция, поэтому ты не отвечала? Если ты не будешь нормально отвечать, я тебе клянусь, я кину тебя в черный список. Навсегда. У меня больше нет сил, Эшли. Брюнетка набирает воздух в легкие и пишет ответ. Эшли: Нет, операции не было. Чтобы сделать операцию, надо чтобы отек спал… Не писала я, потому что мне было очень плохо. Я почти все время спала. Еще меня тошнило. Потом я злилась. Я уже привыкла злиться. Это будто часть меня. А если быть совсем честной… Я представляла, как ты покупаешь себе билет и улетаешь. Представляла, как ты счастлива. Я ужасная, потому что меня это приводило в ярость. Еще вопросы? Челси: Ты в больнице? Эшли: Да. Я наркоманка, которой нужны обезболивающие, чтобы не сдохнуть от боли. Нужен уход, покой и еще много всего. Дом не место для меня. Челси: Как ты повредила ногу? Эшли: Прыгнула со второго этажа с твоими наркотиками. Эшли смотрит в чат. Ей становится тяжело дышать от самой себя. Она будто обвиняет Челси в чем-то. Та не отвечает, и Эшли, пользуясь этим, добавляет. Эшли: Я бы прыгнула снова. Был шанс, что все обойдется, но я все сделала не так. Полгода реабилитации ничто по сравнению с годами в тюрьме, да? Хотя, может, за хранение такой херни тебе дали бы условно… Или просто поставили на учет. Я не знаю. И мне не хотелось бы это проверять. Так лучше всем. Челси: Я даже не знаю, что сказать. Спасибо… Я знала это, но не думала, что ты прыгала. Ты ударила меня в лицо, а потом спасла. Странно так. Эшли хочет что-то написать, но не может. Как бы ей хотелось, чтобы Челси забыла про тот неприятный случай. Она бы многое отдала, чтобы этого не случилось. Может быть, даже вторую ногу. Ей нечего на это ответить. Эшли: Когда ты улетаешь? Челси: Я не улетаю. Лондон отменяется. Должно быть, это ужасно, но на лице Эшли появляется улыбка. Нет, она не будет винить себя в том, что для неё это — самая лучшая новость. Эшли: Очень жаль, а почему? Челси: Долго рассказывать. Как ты себя чувствуешь? Эшли: Херово. Врачи дают мне мои таблетки, потому что иначе никак. Забавно да? Хотела в больницу, чтобы они убрали зависимость, а получила… Я скучаю по тебе. Честно говоря, это самое тяжелое. Хуже, чем боль в ноге. Челси: Скажи мне, где ты лежишь, я приеду. — Ри, я хороший человек? — Эшли отрывается от телефона, когда подруга входит в комнату. — Вот и оставь тебя одну, — усмехается та, садясь на стул. Она ставит стаканчик с кофе на столик, — я тебя люблю, очень сильно. Если вдруг ты не в курсе. Остальное неважно. — В смысле неважно? Важно. Мне важно! — Ну… Э-э-э, ты веселая. Иногда. — Ри! Причем тут это? — Ну, а что ты хочешь услышать, Эш? — Рики сдается, — я просто тебя люблю. Ты не супер человек, но… Для других. И вообще, разве это имеет значение? Для меня ты хорошая. Для мамы тоже. — Класс, — отвечает Эшли. — Мне всё нравится. Я тоже не подарок. Нашла о чем париться. Вот я как друг тебе говорю, что ты конкретно косячишь в делах любовных. А ты либо прислушаешься, либо поступишь по-своему. Может ты еще где-то косячишь… И вообще — тебе семнадцать. Спроси меня об этом, когда тебе будет двадцать пять хотя бы. — Она никуда не улетает, — говорит Эшли, широко улыбаясь. — Это же супер? Я даже стала немного счастливей. В смысле, что… Меня это радует. — Ты из-за этого спросила? Ты имеешь право радоваться, это не делает тебя плохой. Я, например, радовалась, когда Дилан во время измены сломал себе палец. Он мне изменял, он это заслужил. Вообще-то мне даже не стыдно, что я радуюсь таким мелочам. Эшли усмехается. Она возвращает внимание к телефону и печатает ответ. ____ Челси кивает Джесс, сидящей в машине: — Если не вернусь через полчаса, вызывай полицию. — Ха-ха, смешно. Давай без приключений, пожалуйста, — она машет Челси рукой и тут же переводит взгляд на наручные часы, — ладно, засеку на всякий случай. — Так, главное — быть лаконичной и говорить по делу, — блондинка вздыхает, отключая звук у телефона. Она до конца поверить не может в то, что делает это. Но это правильное решение. Надо расставить все по своим местам. Чтобы жить дальше, надо расстаться с прошлым. Расстаться по-хорошему. Искупить грехи, так сказать. Она надеется, что это сработает и что не пожалеет о том, что приехала сюда. Разобравшись на ресепшене, Челси идет к лифту. Ей надо подняться на третий этаж. С каждым шагом сердцебиение учащается. Руки начинают потеть. Всё получится. Она все делает правильно. Блондинка стоит у двери и задумывается над тем, нужно ли ей постучать или лучше сразу зайти? Конечно нужно стучать, Господи, это же элементарно. Она стучит, а потом сразу заходит. Девушка, лежащая на кровати в самом углу палаты, приподнимает голову, а рот её тут же открывается. — Челси? — хрипло говорит она. Блондинка закрывает за собой дверь, а потом проходит к кровати и садится на стул. Она это делает быстро, не давая себе струсить и убежать. И меньше всего она хочет выглядеть неловко. — Привет, Лили, — Челси натянуто улыбается. Глядя на круглолицую, приходится снова себя убеждать в том, что она делает все правильно. — Пришла узнать, как ты тут? — Нет, — Лили начинает суетиться. Она берет телефон, смотрит сначала туда, потом на Челси, обводит глазами палату. Её руки теребят одеяло. Пока Лили в замешательстве, Челси рассматривает её. Девушка выглядит бледноватой и потрепанной, но в общем-то она кажется здоровой. — мама скоро может прийти. Она тебя увидит, это плохо. — Успокойся, я ненадолго, — Челси старается быть приветливой. — Слушай, — она, кусая губу, отводит взгляд. — Ладно, она придет где-то через полчаса. Ты… Что ты тут делаешь? — Лили вроде расслабляется. Она приподнимает подушку, чтобы подложить себе под спину и присесть. — Я думала. В общем. Знаешь, я пришла извиниться за то, что ударила тебя, и сказать, что я тебя тоже прощаю. — «За то, что чуть не села в тюрьму, сука ты гребаная», — думает Челси, изо всех сил стараясь, чтобы это не проявилось на её дружелюбном лице. — А почему ты… — Лили вдруг хмурится, и глаза её выдают некое недоумение. — Не в тюрьме? — Щеки болят, улыбаться больше нет сил. — Ну, как тебе сказать… Может, потому что у меня не было наркотиков, а ты сперла лекарство Эшли? Тебя вообще не привлекли к ответственности? — Челси готова прикусить себе язык. Её уносит не в ту сторону. Она пришла искупить грехи, а не убить Лили. — Нет, я хотела спросить, почему ты это делаешь, — Лили вздыхает, отводя взгляд. — Привлекли. Мне назначили лечение какое-то. Я здесь еще пару дней и потом поеду… Куда-то. Прости. — Что? — вырывается у блондинки. Она даже в фантазиях не предполагала, что Лили могла бы это сказать. Если она способна чувствовать вину за свои поступки, может не все потеряно? — Знаешь, я лучше бы наказала Эшли, а не тебя, за то, что она сделала. — И что же она сделала? — сдержанно спрашивает Челси. — Если бы она не наговорила обидных вещей, этого бы вообще не случилось. Она говорила и говорила. Я потом поняла, что она ждала тебя. Поглядывала то в телефон, то в окно. Она хотела, чтобы ты пришла и видела, как я её бью. Я это поняла только вчера, когда с врачом вспоминала события. Если бы я поняла раньше, то не поступила бы так. Я думаю, что она меня обманывала, — она с надеждой смотрит на Челси. Блондинка вздыхает и, не давая себе времени обдумать услышанное, отвечает: — В следующий раз спрашивай, если хочешь что-то знать, а не слушай других. И, Лили, будь к людям добрее. Тебе никто ничего не должен, как и мне. Мы могли бы быть неплохими знакомыми, если бы ты знала это правило. Может быть, тебе пригодится потом. Мне пора. — Челси, — Лили привстает и тянет руку, но Челси хмуро смотрит на протянутую ладонь, и Лили забирает её, — ладно. Я постараюсь запомнить. — Хорошо, — Челси улыбается и идет к выходу. Она чувствует, как Лили не хочет, чтобы она уходила. Чувствует, и это так странно. Злость ушла куда-то. Одно дело сделано. Она на ватных ногах выходит из больницы и на автопилоте идет к машине. — Ну, как прошло? — спрашивает Джесс, наблюдая за пристегивающейся Челси. — Не так, как я ожидала. — Ты какая-то бледная. Всё нормально? — Джесс тянется и трогает лоб блондинки. — Всё хорошо, поехали. Нам сегодня надо многое успеть, — Челси растягивает губы в вялой улыбке. — Правда, всё нормально. — Ну ладно, — Джесс недоверчиво косится. — Поехали.