***
В кофейне всё шло как обычно: хозяин привёз поставку свежей выпечки, отдал нужные «расходники» в виде крышек и стаканчиков всех размеров, салфеток и прочих мелочей, выгрузил прямо у входа коробки с молоком и быстро уехал, по привычке забыв забрать наличные за предыдущую смену. Пока Марк протирал пыль с полок, Натаниэль быстро разложил всё по местам, поставил витиеватую подпись в накладной и окинул помещение взглядом. До открытия оставалось ещё полчаса, однако работы тут было как минимум на все полтора. – Разложишь выпечку? Я пока уберу коробки молока с прохода. – Да, я уже закончил тут. И пока свежие макарон и круассаны, дурманя голову своим великолепным ароматом, постепенно перекочёвывали из контейнера на витрину, Марк исподтишка наблюдал за тем, как Натаниэль легко поднимает коробки с молоком и уносит те в подсобку. Брюнет как-то раз также пытался поднять одну такую, но всё, на что его хватило – это дотащить коробку волоком по полу, кряхтя от натуги. «Интересно, он с такой же лёгкостью нёс меня на себе домой?..» – мелькнула мысль в голове, и Марку тут же захотелось удариться этой самой головой о железную каёмку витрины. Чтобы неповадно было больше о таком думать. Потянувшись за последними двумя макарон, брюнет заметил, что хрупкие миндальные крышечки растрескались, и уже несколько кусочков остались на дне тары. – Ой… – Что случилось? – Нат тут же выглянул из подсобки, держа в руках три пёстрых картонных тетрапака. – Два макарон не выдержали перевозки. Куда их? – В тумбе есть бумаги, найди среди них акт списания и впиши туда. А так можешь съесть. – А, хорошо. А что это у тебя? – Писатель кивнул на красивые коробки. – Альтернативное молоко. Будем учиться его взбивать, – губы художника расплылись в хитрой улыбке. Зайдя за барную стойку, он поставил молоко на столешницу, а сам встал близко к Марку, так, что рука касалась руки, и принялся объяснять с видом важного учёного: – Помнишь мою первую лекцию о молоке? – получив утвердительный кивок – в горле у Марка предательски пересохло, а сердце чуть ускорило бег, – он продолжил: – Засчёт того, что в коровьем молоке есть лактоза и другие компоненты, оно взбивается очень просто и хорошо подходит для латте-арта. Тут же случай обратный. У нас теперь будет кокосовое, миндальное и ванильное молоко. Одна упаковка перекочевала в руки писателя, и он с интересом стал изучать её. Но не убрал руки возле ладони Натаниэля, от которой исходило приятное тепло. – Миндальное молоко водянистое и даёт неустойчивую пену, поэтому его лучше нагревать до пятидесяти пяти градусов. Кокосовое молоко содержит мало белка, поэтому также плохо пенится. Но в нём есть жиры, поэтому тут важно не дать ему сильно загустеть. – А рисовать им можно? – Вполне, но очень трудно. Сделай пока два эспрессо, я покажу тебе разницу. Марк, ощущая, как кончики ушей невольно зарделись, принялся выполнять поручение. До сих пор настройка эспрессо ему давалась непросто, обычно на выручку всегда приходил напарник. Но сегодня он твёрдо решил справиться самостоятельно. Но как же обжигает бок, когда Натаниэль наблюдает за ним… «Сбросить два помола, поставить холдер на весы, обнулить, взвесить порцию помола… Кажется, его нужно восемнадцать с половиной грамм». – Молодец, всё правильно. Не забудь включить таймер, – раздалось практически над самым ухом, и Марк едва сдержался, чтобы не взвизгнуть – от смущения, стыда за прошлый вечер или такой близости, он и сам не понял. В груди тихо ёкнуло. Художник, поставив большой питчер с порцией кокосового молока возле кофемашины, чуть подался вперёд, наблюдая за действиями напарника через его плечо. Среди ароматов кофе, корицы и выпечки Нат чётко различил ноты орехового мыла, которым, очевидно, сегодня утром Марк умыл лицо и руки в его ванной. На нём эти фундучные ноты заиграли по-особенному интересно, раскрываясь ярче и приятнее. Кофемашина тихо загудела, выдавая сначала одну порцию эспрессо, а затем вторую. Перелив каждую в маленькие белые чашечки, Марк протянул одну своему напарнику, надеясь, что мелкая дрожь в его руках осталась незамеченной. Сняв пробу, Натаниэль довольно улыбнулся: – Да, то, что нужно, чувствуешь? Низкая кислотность, низкая горечь, но при этом бархатистая текстура без водянистости. – Ага, и даже не сводит скулы, моя вечная проблема. Не ем кислое, очень чувствителен к этому, – спешно пояснил Марк, чуть улыбнувшись своей первой победе. – Понимаю. Теперь бери питчер, попробуем кокосовое молоко. В целом технология та же самая – поднимай стимер, и… – Нат потянулся куда-то влево и взял с кофемашины специальный термометр – игла с прищепкой, на другом конце которой была шкала со стрелкой. Марк прикусил нижнюю губу, ощутив, как близко он при этом прижался к нему, как правая рука невольно легла на талию, наслаждаясь теплом его тела, что проникало даже сквозь толстовку. И в эту секунду даже мысленно жалел, что плохо помнил предыдущую ночь. Касаться Натаниэля было очень приятно, он словно был солнцем в мягком воске… Очнулся брюнет, когда прищепка термометра звякнула о питчер, а сама посуда оказалась в его руках. Тут же захотелось влепить себе затрещину. «Ты на работе, соберись!» Натаниэль накрыл правой ладонью руку Марка, поправляя положение питчера, а левой взял юношу за свободную руку. Раскрыв чуть подрагивающую ладонь, художник приложил её к донышку питчера. – Не дрожи, я тебя не съем, – раздался тихий шёпот над ухом, от которого от затылка вниз по позвоночнику побежали приятные мурашки. Вместо ответа Марк, отчаянно краснея, пробормотал что-то нечленораздельное и попытался взять себя в руки. – Так можно чувствовать температуру молока, не используя постоянно термометр, – тихо пояснил он. Однако руки убирать не спешил. Касания вызывали мурашки, посылая по коже лёгкие электрические разряды. Марк нервно прикусил губу со внутренней стороны. Появилось ощущение, словно температура в помещении подскочила сразу на десяток градусов. – Да, вот так, чтобы одно отверстие стимера выглядывало. В альтернативное молоко нужно будет впустить чуть больше воздуха, а потом размешивай до тех пор, пока термометр не покажет пятьдесят пять градусов. Бархатистый голос над ухом хотелось слушать ещё и ещё, бесконечно долго, утопая в нём словно в горячем источнике. Нат убрал левую руку, чтобы нажать на рычаг и пустить пар, а правой мягко направлял Марка, корректируя положение питчера. И когда стрелка термометра достигла нужной отметки, парень выключил подачу пара и продолжил объяснять: – Получилось очень хорошо! Видишь, как отличается пена? Она более пористая, мелкая, что затрудняет работу с латте-артом. Бери чашку с эспрессо и попробуй сделать сердечко, как я тебе показывал. Практически не дыша, Марк сделал «каплю», а после осторожно вмешивал молоко в чашку тонкой струёй. Сердечко получилось хоть и не в центре чашки, но зато практически ровное и симметричное. – Умница. Видишь, крема смешалась с альтернативой, и в итоге подложка получилась на оттенок темнее. Сама пена пористая, как пенопласт. Теперь попробуй. – М, вкусно! – промычал Марк, отпив ещё один глоток. Кокосовое молоко приятно обволакивало своей сливочностью, но в этом шедевре, по его мнению, не хватало сахара. То же самое они проделали со второй порцией эспрессо, но Натаниэль уже показал, как работать с миндальным молоком. Бережные касания, наставления – и в голове Марка мелькнуло отчаянное желание ощутить этот вкус миндаля на губах возлюбленного. Но звон колокольчика, оповестивший о приходе клиента, быстро привёл мечтательного и отчаянно краснеющего юношу в чувства.***
Пятница всегда выходила насыщенной. Сегодняшний день не был исключением – много кто заглядывал в кофейню, порой даже целыми компаниями, и не было ни одной свободной минутки присесть. Они могли себе позволить лишь случайные, мимолётные прикосновения, которые не были видны клиентам, но что-то внутри Марка изнывало, будто прося о большем. Уже ближе к половине девятого люди постепенно расходились, не заглядывая в кофейню, ибо внезапно разразившийся дождь заставлял всех и каждого бежать по домам, чтобы высушить одежду. Пока никого не было, Нат и Марк решили поужинать бутербродами, приготовленными утром. – Отлично поработали сегодня, – Нат, сидя напротив на стуле, улыбнулся напарнику. – У тебя хорошо получается с кокосовым молоком. Как тебе бутерброд? – Очень вкусно, – улыбнулся Марк, отпивая травяной чай из чашки. – Так хочется есть, ужас просто. За беседой время прошло незаметно. Натаниэль выключил музыку, и теперь мерное постукивание капель о стекло и крышу нагоняло сонливости. Часы пробили ровно десять вечера. Натаниэль, облегчённо выдохнув, повесил на дверь табличку "Закрыто" и опустил жалюзи на двери и окнах. В это время Марк наводил порядок на барной стойке, протирая махровой тряпочкой столешницу и приборы. Художник вернулся за барную стойку и скинул фартук. – Закончил? – Да, сейчас повешу сушиться тряпки и… Натаниэль тихо подошёл к возлюбленному со спины и обнял его за талию, умиротворённо выдохнув. Ему хотелось простоять вот так в тишине целую вечность, держа его в своих руках, вдыхать нежный запах волос... – Ты чего?.. – тихо спросил брюнет, от неожиданности застыв на мгновение. – Весь день только и хотел, что обнять тебя. На секунду повисло молчание, после чего Марк тихо, нерешительно пробормотал в ответ: – Я т-тоже… Предательски заалели щёки. Марк, даже не глядя в лицо, мог поклясться, что тот улыбнулся. Нат, коснувшись подбородком щеки брюнета, чувствовал, как сердце юноши затрепетало. Постепенно Марк позволил себе немного расслабиться, наслаждаясь этой минутой, этой дробью дождя по стеклу, теплом и объятиями. Сегодня ночью художник практически не спал – сначала пытался как-то уложить Марка, чтобы тот не очень ворочался, а потом бросил тщетные попытки и просто заключил его в объятия. Это произвело должный эффект – брюнет прекратил елозить и пинаться, так что на узкой кровати появилась возможность комфортнее уместиться вдвоём. А через минуту до ушей донёсся тихий шепот с просьбой о поцелуе. Но Марку было совершенно необязательно об этом знать. Поэтому Нат молчал как рыба, желая сохранить в сердце прошлую ночь. – Пойдем домой? – спросил художник, мысленно прикидывая, как добежать до ближайшей автобусной остановки и не вымокнуть до нитки. – Да. Щёлкнул выключатель под столешницей, погрузив кафе в густой полумрак. Лишь тусклый синий свет вывески обволакивал всё вокруг, смешиапямь с тенями. Марк, развязав фартук, оставил его на стуле и уже хотел потянуться к своей сумке, но не успел. Натаниэль внезапно сделал шаг вперёд, в свою очередь заставив брюнета сделать шаг назад. Он не успел что-либо спросить – губы художника тут же нашли его губы, накрыв их нежным, чувственным поцелуем, от которого всё внутри мгновенно встрепенулось и заискрилось. Марк упёрся спиной в стену, и этот толчок вышиб остатки кислорода из лёгких. Что-то со звоном упало с верхней полки и разбилось о пол где-то недалеко от них. – Ой! – раскрасневшийся Марк дёрнулся от звука, разорвав поцелуй, и они оба посмотрели на пустую бутылку из-под сиропа, которую забыли отправить в утиль. – Не страшно, – прошептал Натаниэль, улыбаясь, – уберу завтра. – Но… Впрочем, договорить Марк не смог. Да и что он мог сказать? В голове стало совсем пусто, когда Нат в одной футболке прижался к нему и безошибочно нашёл его губы. Колени подкашивались от нового поцелуя, и если бы сильные руки художника не держали его за талию, проникнув под толстовку и выводя узоры сквозь ткань футболки, сжимая, поглаживая, изучая, он бы точно упал. Запрокинув руки, брюнет несмело обнял возлюбленного за шею, буквально плавясь от обжигающих прикосновений, от самого момента, от мягкости и напористости губ. Неумело касаясь, дёргано водя ладонями по спине, позволил себе запустить пальцы в мягкие волосы гранатового оттенка, стыдясь своей неловкости и неуклюжести. В какой-то момент губы Натаниэля, мазнув по щеке, коснулись кожи под выступающим изгибом челюсти, и Марк задохнулся, вспыхнув, точно спичка от искры. В горле застрял стон. Это было фантастически. Будто желая добить его, Нат осторожно куснул тонкую кожу над местом, где билась жилка, а после, словно заглаживая вину, осторожно коснулся губами. Лёгкий поцелуй, точно невесомое прикосновение шёлка, заставляло млеть и таять. – Прости, немного увлёкся, – жаркий шёпот опалил губы, запечатлев на них лёгкий поцелуй. – Что… это было?.. – пробормотал Марк, тщетно пытаясь восстановить сбившееся дыхание и мысленно радуясь, что небольшая вывеска давала мало света. Легко было представить, какими пунцовыми были щёки!.. – Приятное завершение трудной смены. И действительно... приятное.