Объятия

Жжет… Кожа к коже, мимолетное касание оборачивается жгучей болью, как если бы Кроули неосторожно коснулся рукой намоленного распятия. Святость всегда доставляла падшему боль, однако как больно сознавать, что ему не дано безнаказанно касаться руки друга. Азирафаэль поспешно отдергивает руку, и поднимает на демона полный вины взгляд… — Прости, — бормочет ангел, извиняясь за свою неловкость, — я должен быть осторожнее. — Не бери в голову, — небрежно бросает Кроули, игнорируя горящий на запястье ожог, оставленный случайным прикосновением ангела. Куда хуже то, что Азирафаэль прекрасно знает о том, как болезненно для демона каждое его прикосновение, а потому внимательно следит за тем, чтобы не причинить своему заклятому врагу нечаянную боль, как случилось сейчас. Не догадывается ангел только о том, что демон сам способствовал этому столкновению, не в силах более терпеть раздирающей его изнутри, питаемую страхом очень вероятного скорого конца жажду. И пусть это мимолетное касание прохладной, по-человечески живой руки обожгло, Кроули готов был вынести куда большее, если бы только Азирафаэль позволил. Какая ирония — живущий огнем демон обжигался о того, кого хотелось до бесконечности прижимать к себе. — Тебе больно… — ангел роняет виноватый взгляд на покрасневшую кожу Кроули, — чем я могу… — произносит он тихо, прекрасно зная, что исправить сложившееся положение вещей он не в силах, таков заведенный порядок, так повелось с самого Падения. Да и не о том он думает сейчас, о чем хотелось бы демону. — Сварить тебе кофе? — подтверждает мрачную мысль Кроули расстроившийся из-за своей промашки ангел. Не дождавшись ответа он поднимается с дивана, стоящего посреди крошечной гостиной, чтобы собственноручно сотворить чашку крепкого кофе, как это делают люди, в знак особого расположения, не прибегая к чудесам, не без оснований подозревая, как ценит Кроули именно такой напиток. — Не нужно кофе, ангел, — останавливает его Кроули, когда Азирафаэль решительно дергается в сторону кухни, и ловит его небесно-голубой ангельский взгляд. — Мне требуется совершенно иное. Неужели не чувствуешь? Ангел возвращается и, поникнув светлой головой, усаживается на диване. Чувствует, конечно. Как же может быть иначе? За шесть тысяч лет они научились улавливать друг друга на приличном расстоянии: оттенки мыслей, сильные чувства, разливающиеся в эфире эмоции… Иначе как Кроули успевал бы вытаскивать своего ангела из различных нелепых передряг? — Ты боишься, — очень тихо произносит Азирафаэль, — я ощущаю идущий от тебя страх… — Правильно, — кивает Кроули, придвигаясь как можно ближе, но избегая касания, чтобы не спугнуть все еще переживающего за случившийся ожог Азирафаэля, хотя чертовски хочется прижать ангела к себе, пусть даже это объятие прожжет руки и тело до костей, — боюсь… Как думаешь, чего? — О, Кроули, во имя всего святого! — умоляюще шепчет Азирафаэль почти с отчаянием, — я тоже боюсь, ужасно боюсь потерять этот прекрасный мир, в котором мы… — он, запнувшись, отводит взгляд, и, кажется, заливается румянцем, — мы провели столько замечательных лет. Я чувствую себя здесь дома… — Нет, — раздраженно качает головой Кроули, — не то… Ангел, беспокойно поерзав и слегка подвинувшись, промолчав, позволяет Кроули продолжить. — Дом всегда можно обрести в любом другом месте, Альфа Центавра по-прежнему манит меня своей нетронутостью и отдаленностью от грядущего места битвы, не то… И возможная смерть меня едва ли сильно пугает. Я до безумия боюсь выжить и, во всей этой свистопляске, навсегда потерять… — Кроули замолкает, переводя дыхание и собираясь с силами, словно перед прыжком в святую воду. Жмурится… А когда вновь открывает глаза, видит перед собой потемневший взгляд, похожий на небесную твердь где-то за стратосферой, совершенно близко. — Ты хочешь сказать… — Азирафаэль, кажется, даже позабыл о тщательно соблюдаемой дистанции, являя собой аллегорию внимания и сосредоточенности. — Именно, — медленно, все еще захлебываясь чужим взглядом, кивает демон. — Как давно? — голос ангела шелестит тише шуршания крыльев ночной бабочки. — Очень… Ты даже не представляешь себе насколько, — отвечает Кроули, постепенно сокращая расстояние, — а потому, прошу тебя, перед лицом раздирающего меня страха, позволь коснуться тебя, хотя бы сейчас… — Невозможно! Это навредит тебе! — на светлом лице Азирафаэля появляется едва ли не ужас, возможно, в этот момент ангел вспоминает, как долго прихрамывал Кроули, после прогулки до алтаря, во время акта спасения одного слишком самоуверенного и доверчивого ангела. — Не проси! — Пожалуйста… — почти умоляет его Кроули, — ничего постыдного или бросающего тень на твою святость. Просто объятие, как если бы нам посчастливилось прийти в этот мир обычными людьми и стать друзьями. Большего я не прошу, большего, скорее всего, не вынесу. Прояви… сочувствие. — Не могу… — выдыхает Азирафаэль, останавливая на полпути протянутую в сторону демона руку, — долгое взаимодействие может оставить глубокие шрамы или даже… Кроули больше не спрашивает. Он подается вперед и, стиснув зубы от брызнувшей по всему телу боли, сжимает в объятиях едва не плачущего ангела. Скользит горящими пальцами по мягкой коже скул, касается плавящимися от боли губами кожи на шее Азирафаэля, не задумываясь о последствиях своей беспечности. Так невыносимо… Так восхитительно… Назло издевающейся над ними системе, пусть мимолетно и недолго… — Сумасшедший… — едва разбирает Кроули в охватившем его урагане полувсхлип ангела, который против собственной воли льнет к ласкающим его губам, не в силах контролировать то, что тоже, несомненно, испытывал не один век. — Я демон, — выдыхает Кроули, собирая последние силы, перед тем как нехотя отстраниться, разорвав касание, но усмиряя боль целительной мыслью о том, что ангел ответил взаимностью, и думая, что произошедшее было впервые, но, совершенно точно, не в последний раз — мне положено…