Hanakotoba: Gardenia

Это успело стать традицией. После ужина, за несколько часов до сна Сенку и Ген наедине обсуждали всё, что только в голову взбредёт. Они были единственными из деревни Ишигами, кто застал мир до великой катастрофы и подвергся окаменению. Они обсуждали видеоигры и другие вещи из их времени, чувствуя себя свободными от объяснений. Это было приятно, будто ты находишься в другой стране и встречаешь кого-то, способного говорить на твоём родном языке. Сенку ни за что не признает этого вслух, но ему нравилось говорить о прошлом и вещах, которыми он гордился. Хотя, на деле, он мог поделиться только рассказами об экспериментах и высказываниями из пары прочтённых им в транспорте книг, но, казалось, его собеседника это не сильно беспокоило. Так же Сенку знал, что является открытой книгой для Гена. С их первой встречи прошли месяцы, и он всё ещё удивлялся способностям менталиста в чтении людей, словно у того было руководство по функционированию человеческого существа и психики. В любом случае, это было не для Сенку. Он мог бы попытаться анализировать поведение окружающих, но, в конце концов, Ген всегда будет защищать свои секреты, которые, словно тёмная сторона Луны, скрыты ото всех. Вместо этого Ген усердно пытался добиться доверия окружающих, даже если они продолжали поглядывать на него, как на незнакомца. Он не мог винить их за это. Несмотря на изнурительную работу во имя благополучия царства науки, ему нравилось в деревне. Он частенько показывал фокусы, тем самым развлекая детей и стариков, и никто больше не пытался его убить, так что он мог сказать, что всем доволен. Потом случился Сенку. Он слушал его часами, ему нравилось наблюдать, с каким воодушевлением тот говорит о науке или чём-то ещё. Сенку был достаточно честным и неспособным врать для получения желаемого, но Ген видел, насколько этот парень верит в себя и ценит соучастие остальных. Он лидер, а не диктатор. Он хотел спасти мир и в то же время оставить его другим, боясь всё разрушить. Ген любил Сенку. Он ещё не осознавал, какой характер это носило, но чем больше он смотрел на Сенку, получавшего всё из ничего, тем чаще обнаруживал румянец на своих щеках. Дополнительное время с ним делало больно и приятно одновременно. Не важно, что то были обычные разговоры о детских экспериментах, бравших начало ещё с младших классов. Ген не мог не задумываться, как сложилась бы их жизнь, познакомься они раньше. Энтузиазм Сенку в отношении изученных им концептов ощущался скорее похожим на энтузиазм ребёнка, узнавшего о работе переключателя и считавшим себя доминирующим над светом. Будучи погружённым в свои размышления, он почти не слышал, как Сенку садится рядом с ним на полу лаборатории, где они встречались каждую ночь и после возвращались в свои собственные спальни.  — Не видел тебя сегодня, — Сенку обратился к нему, и всё, что сделал Ген, это повернулся, чтобы посмотреть на него. Он открыл рот в попытке заговорить, но закрыл его обратно, не придумав ответа. Он сменил позу и встал на колени, подняв правую руку и погладив левую щёку Сенку. Сердце Гена беспорядочно колотилось в груди, пока он проводил по чужому уху кончиками пальцев. Сенку оставался неподвижен, почти сразу потеряв удивлённое от внезапного контакта выражение лица, он просто смотрел и ждал. Он не отдавал отчёта своим действиям, но и причин отталкивать такое нежное прикосновение не видел. Тонкие пальцы Гена и его тёплая рука (немного грубее обычного из-за тяжёлой работы) вела по коже Сенку, остановившись на шрамах, оставшихся на бровях после окаменения, и вернувшись к уже немного покрасневшему кончику уха. Ген достал из рукава белый цветок с раскидистыми лепестками и заправил за ухо учёного. Он хранил его специально для этого момента.  — Суйка-чан сопровождала меня к своему любимому цветочному полю… я нуждался в этом, — он торопливо объяснил, оперевшись обеими руками о пол. Цветок упал перед Сенку. Парень сел, копируя позу Гена, и осторожно поднял цветок, пересчитав лепестки. Он не мог вспомнить название этого цветка, и цвет вводил его в заблуждение.  — Сенку-чан… — Ген перешёл на шёпот, но у него не нашлось сил закончить. Сенку в тишине смотрел на цветок в своих руках, не задавая вопросов и не пытаясь предугадать продолжение.  — В следующий раз предупрежу тебя перед уходом… — наконец окончил он, наклонившись вперёд и позволяя себе коснуться рук Сенку, — Извини! — он рефлекторно отдёрнул руку, но Сенку остановил его, перехватив запястье. Цветок вновь оказался на полу.  — Не переживай, — сказал он, так и не отпустив. Ген хотел бы улыбнуться в ответ на такой милый жест, но ощущение руки Сенку на собственном запястье сводило на нет любые попытки связано мыслить. С другой стороны, Сенку отвернулся, будто был смущён своей нервозностью.  — Мы можем… мы можем прилечь на секунду? Мои ноги затекли! — предложил Ген, неохотно выдёргивая руку из хватки. Он вздохнул. Ком, уже несколько часов стоявший в горле, всё ещё был там, но он попытался улыбнуться, устраиваясь на полу. Сенку не был против и не просил объяснений. Он не был в состоянии сформулировать вопросы, а Ген ответы. Он последовал примеру и лёг рядом. Глаза Гена сузились, когда он обратил внимание на видневшуюся из-за окна часть Луны, которую они могли увидеть в новом положении. Он задумался, стоит ли указывать на это. Сенку обернулся, чтобы посмотреть на него, что ушло от внимания Гена, и накрыл его руку своей, вызвав тихий вздох менталиста. Ген моментом повернулся и поймал его взгляд. Он даже не знал, каким образом ему удавалось держать себя в руках и даже не покраснеть до этого момента, но на этом его самоконтроль затрещал по швам. Глаза Сенку были устремлены на него, а на лице не было ни следа раздражения, неприязни, сарказма или безразличия. Он продолжал смотреть с едва заметной улыбкой, смягчающей черты его лица. Больше не тратя время на размышления, Ген высвободил свою руку и соединил с ладонью Сенку. Тот не счел это слишком рискованным шагом и позволил сделать это, продолжая смотреть на него с прежним упорством.  — Этот шрам… на твоей щеке, — Сенку остановился в попытке перевести дыхание, будто он совсем потерял способность к этому, и отвёл взгляд в сторону, — Он не помешает тебе… когда ты будешь работать менталистом на телевидении? Будешь. Ген давно перестал думать о том, что будет. Он верил в Сенку и науку, и у него не было причин ожидать будущего хуже улучшенной и развитой версии каменного века. Однако, если бы он мог выбрать сценарий, шрам не был бы его частью. Он часто зудел и был определённо глубже шрамов на лбу Сенку. Но он был так счастлив, освободившись от окаменения. Он был так счастлив, просто крепко держа руку Сенку в своей.  — Нет, я никогда не думал об этом, — наконец-то ответил он, перевернувшись на левый бок и прижавшись щекой к полу. Он приподнял голову, чтобы лучше видеть Сенку. К счастью, свечение костра не осложняло ему задачу. Но вместо этого светлые пряди упали на лицо, и ему пришлось смахнуть их правой рукой, прежде чем они испортили бы момент. Он удивился, когда за этим не последовал вопрос Сенку… он считал шрамы уродливыми? Нет, Сенку не сторонник предрассудков.  — Твои шрамы… они красивые, — признался Ген, вновь уставившись на них. Сенку посмотрел вверх, то ли пытаясь проверить на месте ли они, то ли собираясь провести по ним свободной рукой, но в итоге только поморщился.  — Кукуку… они похожи на рога! — он усмехнулся, наконец признавшись, что думал о своих шрамах с того самого момента, как впервые увидел их в отражении реки.  — Неправда! — Ген сразу же возразил, больше не в силах сдерживать смех. Сенку неосознанно улыбнулся смеху Гена. Они всё ещё держались за руки. Давно забытый цветок оставался лежать позади них. Смех Гена утих и смешался с голосами готовящихся ко сну жителей. Ген хотел остаться здесь, но не собирался признавать это. Всё же лгать для него так же естественно, как дышать. Хотя, говоря начистоту, в этот момент с дыханием у него были проблемы. Сенку смотрел на него, сжав губы в подобии ухмылки. Ген находил её восхитительной, всё больше желая приблизиться к Сенку, в то же время чувствуя в себе побуждение не делать этого. Между двумя импульсами победу одержал первый. Наиболее сильный из двух. Однако, в эту же секунду Сенку поднял их руки к потолку.  — Знаешь… ещё с романского периода… Ген закатил глаза, мечтая вернуться на пару секунд до непрошеного урока истории. Тем не менее Сенку не остановился. Он повернул запястье и поднял левую руку, указывая на один конкретный палец на руке Гена. Безымянный палец.  — Они считали, что вена начинается отсюда… — он объяснял, ведя подушечками пальцев вдоль безымянного пальца левой руки Гена, — Затем пересекает ладонь и запястье, — он перечислял, описывая путь по одежде Гена, топорщившейся от прикосновения, но не препятствовавшей ему, —…Предплечье, впадина локтя,… — повторяя каждое действие вслед за словами, — Плечо… в древности и по сей день на Западе, эта вена единственная имеет подобный путь, ведущий от левого безымянного пальца и достигающий сердца, — дополнил Сенку и положил ладонь на грудь Гена, замерев и смотря в глаза. Только почувствовав в мышцах напряжение от неудобной позы, они прервались и посмотрели вниз.  — Именно поэтому, когда дело доходит до заключения брака или любви, кольцо надевают на этот палец, — шёпотом заключил ученый. Ген не знал, что сказать. Он не мог ничего сказать. Если он начнёт говорить, Сенку осознает, насколько нелогичную и романтичную вещь совершил. Его сердце билось слишком быстро. Ему интересно, может ли Сенку почувствовать это сквозь ткань одежды, от которой он с радостью избавился бы. Он всё ещё чувствовал тепло от прикосновения к груди. Он не мог не любоваться деталями худого лица, приоткрытыми губами, глазами, во взгляде которых не было даже намёка на злобу. Время рядом с Сенку делало его счастливым и взволнованным, и хотя у него было не так много опыта, он не сомневался в своих чувствах. Это именно то, что ты чувствуешь, влюбляясь. Описанное в книгах даже близко не стоит с водоворотом эмоций, затягивающим осознавшего свою влюблённость человека. Он надеялся, Сенку больше ничего не скажет, потому что он определённо не в состоянии слушать его. Ген облизнулся и попытался сдвинуться с места, особо не горя желанием делать это. Кажется, это читалось по его выражению лица, поэтому Сенку сжал правую руку, подтверждая не только своё присутствие, но и то, что он чувствовал каждый быстрый удар сердца, и, возможно, даже догадывался, что он являлся причиной этого. Но после убрал руку.  — Ты когда-нибудь собираешься носить кольцо на нём? — с придыханием спросил Ген. Он сглотнул и смутился, поняв, что его руки, включая ту, что всё ещё держал Сенку, вспотели. Несмотря на это, Сенку не отпустил её. Он лег обратно на спину и уставился на потолок, прервав этот продолжительный зрительный контакт. Его грудь медленно поднималась и опускалась, переняв проблемы с дыханием. Ген провёл пару минут с закрытыми глазами, пытаясь успокоиться, вернуть трезвость мыслей и забыть о внезапно осознанных чувствах. Сенку отпустил его руку и оттолкнулся от пола, приняв сидячее положение. Прежде, чем начать говорить, он по привычке коснулся пальцами уха и посмотрел вперёд.  — Ну… кто знает… возможно, в этой вселенной есть человек, которого я способен полюбить. Возможно, однажды у меня будет время для чего-то такого нелогичного, как любовь. А ты собираешься?  — Я дождусь этого момента, — Ген ответил без малейших колебаний или неуверенности в своих словах, затем принял позу, схожую с позой Сенку, — Я имею в виду момент с кольцом… для начала мне нужно найти подходящего человека. Сенку поднял бровь, не сумев сдержать любопытство.  — Если бы ты остался верен Цукасе, ты бы воскресил… кого-то конкретного? Не ты ли хотел гарем из идолов? Ген побледнел.  — Нет, какой ещё гарем! Будто бы я с ним справился! Ни в коем случае! — воскликнул он, активно размахивая руками. Широкие фиолетовые рукава плавно развевались, следовав за его резкими движениями. Чёрт бы побрал Сенку с его памятью! Ген даже не помнил, что сказал при их первой встрече. Однако у менталиста появилась идея, способная отвлечь внимание от нежеланной темы гарема. Он наклонился вперёд, подтянул под себя колени, сел между ног Сенку и обхватил его лицо обеими руками; рот учёного в удивлении приоткрылся.  — Когда я захочу поговорить о чувствах с человеком, с которым я буду готов провести всю свою жизнь, я буду держать его лицо вот так, таким образом я смогу удерживать его взгляд только на себе, — через пару мгновений он опустил голову и прижался ко лбу Сенку, который как и прежде не пытался остановить его. Они оба закрыли глаза. — Я позволю нашему дыханию слиться, а сердцам биться в унисон, потому что я хочу этого, я всегда мечтал о чём-то настолько романтичном. Все заслуживают познать такую странную вещь — любовь. Я всегда был одинок. Людям не было до меня дела. У меня не было друзей, только коллеги. Никто, кроме родителей, не волновался обо мне, и те делали это только из-за денег. На этот раз я хочу любить и быть любимым, поэтому… — он впервые вслух признался в пережитом человеку, которого знал, и с которым ему было действительно легко. Он доверял Сенку как человеку, а не только как ученому, и это пугало. Но, в конце концов, доверие — это неотъемлемая часть человеческих отношений. Тишина была практически ощутима, он сжал губы, почувствовав на них мягкое дыхание Сенку. Одного движения было бы достаточно, чтобы они не могли говорить в течение следующих нескольких минут, или чтобы испортить всё.  — Поэтому, когда я захочу поговорить о чувствах с человеком, с которым я буду готов провести всю свою жизнь, я посмотрю в его глаза и скажу ему, что даже если не идеален, даже если по статистике возможность встретить родственную душу близится к нулю, даже если нам придётся потратить всю жизнь, учась быть вместе, я скажу тебе это. Я любл-  — Ребят, хотите сахарной ваты? Дети попросили нас сделать её, и мы не смогли отказать! — Хром вошёл в комнату, обе его руки были заняты. Сенку и Ген отскочили друг от друга по меньшей мере сантиметров на тридцать. Хром не заметил этого, будучи увлечённым проверкой, не коснулся ли он чего-нибудь достаточно липкой ватой. Первая была уже наполовину съедена, в то время палка второй едва выдерживала вес двойной порции. Ген приложил руку к груди, попытавшись успокоиться и подавить нарастающий гнев. Всё шло чертовски хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.  — Сахарная вата? — спросил он с изумлением, болезненно ощущая каждую секунду, на которую Хром их прервал. Он был почти в объятиях Сенку, он собирался сказать ему о своей любви, хотя это было бы и косвенное признание, Сенку мог бы поцеловать его или отвергнуть.  — Сахарная вата. Ты захотел принести нам сахарную вату. Сахарную вату, серьёзно? Прямо сейчас? — возможно, он бы ещё часами ощущал прикосновение чужих губ на своих, и всего-лишь один неудачный выбор Хрома обрушил все шансы на это. Хром подошёл к ним и протянул сахарную вату Сенку, который даже пальцем не пошевелил, чтобы взять ее, только нахмурившись в ответ. Он тоже хотел продолжить.  — Да! Представьте себе, даже Кинро попробовал её! — он начал говорить, не сумев уловить атмосферу в комнате. — Вы можете представить себе такое? Он впервые не сказал: «правила есть правила». Однако его жалкая попытка подражать никого не рассмешила, кроме самого Хрома, сразу же откусившего еще кусочек от своей ваты. Когда он закончил жевать, понял, что его руки до сих пор заняты.  — Что такого я сделал? Разве вы не хотите сахарной ваты?  — Сахарная вата, — снова повторил Ген, поднимаясь на ноги. — Я лучше пойду, а то это действительно плохо кончится, — он сказал так тихо, чтобы только Сенку мог расслышать. Сенку встал и схватил Гена за запястье. Менталист уставился на него, не в силах предсказать, что тот собирается делать. Он жестом попросил Хрома передать ему начавшую сдуваться сахарную вату.  — Спасибо, Хром. Иди к остальным, а нам и тут неплохо! Ген бросил взгляд на вход в лабораторию и только, когда Хром вышел, он повернулся к Сенку, уже взявшему кусок сахарной ваты и протянувшему его ко рту менталиста.  — Скажи «Аааа», — он настаивал. Не было никаких признаков смущения, возможно, Сенку не замечал, что он делает. Ген открыл рот, стараясь не паниковать, пока чужие пальцы подносили что-то к его губам. Он позволил сделать, наслаждаясь мимолетным прикосновением пальцев Сенку. Пока Ген жевал, учёный оторвал ещё один кусок и съел его. Они продолжили есть в тишине.  — Спасибо, и извини, что не закончил разговор. Сенку кивнул, взглянув на липкую сладость.  — У тебя ещё будет время сказать мне… то есть, рассказать мне, что ты скажешь человеку, которого любишь.  — Да, конечно! — Ген согласился и взял кусочек сахарной ваты. Они снова сели, цветок был недалеко от Сенку, словно он не хотел терять его из виду. Они продолжали сидеть там, где Ген почти признался ему в своих чувствах, где он впервые осознал их.  — Луна сегодня красивая, — Ген решил не упускать даже самого глупого повода для разговора.  — Ага, присматривает за нами и будет продолжать, даже когда каменный мир обратится в обычное воспоминание.  — Мы справимся с этим, — Ген согласился, и Сенку притянул его к себе свободной рукой. Ген отвёл взгляд в сторону, чувствуя накатывающие эмоции.  — Обязательно! На все сто миллионов процентов! Вместе мы сделаем всё что угодно. Губы Гена изогнулись в улыбке, а его взгляд упал на левый безымянный палец. Кто знает, возможно, однажды они ощутят на своей коже имена, золотом выгравированные на кольцах.