Невеста Полоза

Грянул гром. Уже в который раз старая женщина у прялки испуганно вздрогнула и поспешно перекрестилась, косясь в окна. Мощный ливень, все также барабанил в самодельную крышу, в такт гулу ветра да гневу небес. Казалось, сама природа злится, и любой, кто осмелится выйти из избы в такое время, рисковал попасть под горячую руку Перунову (сл. Перун – бог молний и огня). - Да где же их бесы носят… - Пробурчала старушка, вконец потеряв терпение и покой. Всё с нарастающей тревогой она вглядывалась вдаль, надеясь отыскать знакомые силуэты, но видела лишь пелену дождя, да изредка вспыхивающие молнии, разрывающие серое, как войлок, небо на кусочки. - Хоспади, спаси и сохрани меня да дочь мою непутёвую от… - Начала бормотать она, глядя на бушующее небо, но её перебил скрип медленно открывающейся двери. - Говорю тебе, почевает (сл. спит) она давно, не заметит нас… - А ну-ка, девки, куда так борзо (сл. Быстро) пористали (сл. Побежали). Подите-ка сюда! Под грозным взглядом пожилой женщины, все надежды девушек пройти незамеченными вмиг улетучились, что быстро отразилось на их лицах. - Экая свербигузка (сл. Непоседа, с шилом в одном месте), куда понесло в такую бурю? Гулёна бродящая! Глазопялка глуподырая! - Налетела на дочь старуха. - Матушка, ну! – уворчаиваясь от родительских подзатыльников, Маргарита поспешно спряталась за печь. – Что ты аки лихо какое! - Гляди, чаво родной матери говорит! Розгов ждёшь? Батюшка бы твой жив бы был, розгами бы тебя уму-разуму… Эээх…. – махнула рукой старая мать, устало опустившись у лавки на пол. – Я ведь ей и хлеба, и масла! Сама голодала, гроша не спускала, всё у ней. А теперь, я никому не нужная! Бессчастная, бессчастная старуха, тревожная за дощь, и та пропащая… - Будет тебе. Матушка, ну, рОдная. – тихонько, всё ещё с опаской, подошла к матери девушка. – Мы с Ингой -то на купище (сл. Рынке) мимоходом были, да на товары иноземные загляделись…Ну будет тебе! Еще немного посупившись, старая женщина все таки поддалась напору дочери и ласково потрепала ту за худое плечо. - Ну погляди у меня, в другой раз изветы (сл.Отговорки) ваши не пройдут, гулёны малохольные. Лишь теперь, когда Рита, явно довольная исходом, уселась на лавочку у печи и жестами указывала своей подруге, чтобы та быстрее убиралась отсюда, старуха вспомнила и о присутствии второй девы. - Да ты на меня не серчай, Инусь! Поди, стара я нынче стала, совсем изуметилась (сл. Из ума выжила). Тревога покоя не даёт, когда тебя и Ритки в избе нет. Тем паче, когда на дворе черти да анчутки под ливням беснуются, не могу я не сваритиии (сл.Ругаться)! - Со свойственной старикам манерой матушка, растягивала последние слова так, что неискушенному такими зрелищами человеку показалось бы, что старушка начала выть от горя. Девушки же, к подобному привыкшие, лишь изрдека переглядывались. Да задорно улыбались, в частности тому, что их истинные намерения пока остались незамеченными. - Ритка девка то хорошая, басая (сл.красивая)! Помощница мне! Со дня до потёмок рук не покладает, да о дурном и не помышляет. И всё ж я аки её батюшка, помру скоро, кто ж по ней печися будет? Чувствуя, что ноги её больше не удержат, старушка плюхнулась на пол и из глаз ее брызнули слёзы. К ней сразу подбежала дочь. - Ну чаво ты, матушка. Рано тебе ещё помирать! Кто ж за нами с Инкой хлопотать-то будет, оже не ты? М? – ласково мурлыкала та, приобнимая мать и вытирая ей слезы. – Кому ж мы нужны в целом-то свете? - У Инки муж есть, он о ней и будет печися. Неожиданно отрезала мать, будто и не рыдала вовсе, а только и ждала этих слов. - А вот о тебе хто опекать будет, а, бессчастная? Когда в дом жениха приведешь? Будто в ответ на её слова грянул оглушительный гром, отдаваясь звоном в ушах тех, кто его слышал. Маргарита резко выпрямилась и со всем спокойствием, на которое была способна, подошла к деревянному столу посреди избы. - Ах, матушка, снова ты завела свою трель. – Разливая киселя по чашам, бормотала она. – Значися ещё не пора мне быть невестою, ну и хорошо. Буду за тобой приглядывать, да и рано мне ещё замуж. - Рита права, матушка Нина. - Вдруг решила вмешаться обычно тихая Инга, - Поглядите на неё – она ж совсем ещё дитятко. Ещё вчера мы с ней по лесу по грибы ходили Помилуйте. В ответ девушка кивнула, и со стуком поставила кувшин с ароматным яблочным напитком. Старая женщина, прищурившись, понаблюдала за реакцией дочери. Поднявшись, плюхнулась за стол, не сводя подозрительного взгляда с Маргариты, что-то при этом несвязно бормоча под нос. Дочь держалась всё также ровно. - Што ж вы, девицы, наметывались (сл.собрались) под вечор делати? Нарочитого спокойствия девушек, как ни бывало. Сморщившись, словно от неспелой ягоды во рту, Рита оглядела себя с ног до головы, а затем бросила изумленный взгляд на проделавшую тоже самое Ингу. - Мните себя хытрее (сл. умнее, мудрее) всех? – старуха залпом проглотила из деревянного стакана кисель, и, вытирая усы, продолжила: - Обадить (сл. обмануть) меня думали? Глуподырые, однако ж, сама когда-то такой была… Рита села с матерью рядом, вопросительно заглядывая в её почти выцветшие голубые глаза: - Но как ты поняла, матушка? Та довольно усмехнулась, и опрокинула второй стакан, нарочно медленно вытирая кисельные усики над верхней губой. - Плетенки в углу оставили, дурёхи. – Улыбнулась старушка, косясь на корзины, с которыми пришли молодые девушки, и забыли там же, в углу у скрипучей двери. Одна из них была опрокинута. На пол вывалились три белые свечи, с неумело стертым с них церковным крестом. Инга тут же бросилась собирать вывалившееся добро обратно в корзинку. – И правда, дурехи! - виновато улыбнулась Рита. Старая Нина, попросила Ингу принести ей корзинку. Оглядев свечи со всех сторон по три раза, она строго выдала: - Значися, гадать наметываетесь? Рита сокрушенно покачала головой, всё ещё не веря в то, как легко их намерения были раскрыты. Инга молча кивнула. - Чаете (сл. ожидаете) женихов в воде углядеть? - Не Инуся, матушка, а я… - Теперь, когда их план был рассекречен, девушка решила, что отмалчиваться не стоило. Глядя на разочарованное выражение лица дочери, Нина, которая, как было известно всем в округе, была ярой противницей старых славянских идолов и праздников, ещё раз повертела свечи в руках и покосилась на иконы святых, на печи. - Женихов говоришь… - женщина глубоко вздохнула, и положила восковые цилиндры обратно в корзинку. – Докамест денница пришла (сл. до рассвета) , яко (сл. чтобы) была в избе, ясно тебе?! Не веря своим ушам, девица повернулась к матери, и, не обращая внимания на её суровый взгляд и выражение, с радостным воплем обвила шею старушки и смачно чмокнула в обе щеки. - Благодать тебе, матушка! - глаза Риты заблестели, и, подскочив с лавки, та радостно обняла подругу, которая невольно расплылась в широкой улыбке. – Слыхала, Инуся? Днесь жениха моего увидаем! - Под вечор я прийду к тебе, вдвоем спустимся к Нощнице. – пообещала ей Инга, и тут же успела пожалеть о своих словах. Старая женщина вскочила с лавочки и укоризненно уставилась на девушек, уперев руки в бока. - К Нощнице?! Во конец изуметилась?! Рита незаметно пихнула подругу в бок и натянула смущённую улыбку. - Шо ты, матушка. Инга видать путает чева то, верно, Инуся? - Да-да, матушка Нина! – та согласно закивала, переводя испуганный взгляд с Риты на её мать. – К реке Нощнице другие девки наметывати, а мы с Риткой знаме, шо там опасно, да Лихо бродет. Шумно ухнув,старушка погрозила дочери кулаком, пока та с той же неестественной улыбкой выпроваживала болтливую подружку из избы. - Встретимься как обговаривались! – шепнула она ей, и на прощание легко чмокнула в щечку. – Не опаздывай! - Не буду. За девушкой резко закрылась дверь, старая и скрипучая, как и вся покосившаяся изба. Такие кривые домики старики называли – «бабья избушка», каждая деталь, в которой выдавала отсутствие «мужской руки» в доме. Ещё раз, бросив задумчивый взгляд на окна со слабым светом внутри, Инга неспеша двинулась по хорошо знакомой, с детства протоптанной тропинке в сторону Большой деревни. Гроза, пока старая Нина отчитывала девушек, почти кончилась, теперь лишь сверкая молниями где-то вдалеке, со стороны дремучего леса. Потянув носом ещё влажный воздух, который ветер, дующий с полей и леса, наполнил пряными ароматами елей, дубов и полевой травы, она, уже давно привычная к такому, уловила слабый запах хлеба и легко зашагала домой. Через версту-две показались первые домики, среди которых было немало таких же «бабьих изб», и просто старых, стоявших тут ещё до рождения Инги, строений. Это была старая или Большая деревня. Здесь же запах свежей выпечки, точно бил в ноздри, заставляя всякого, кто проходил мимо, резко менять свой маршрут, в надежде найти источник сладкого аромата. Ей же долго искать не пришлось. Практически выросшая здесь, на руках у Нины, девушка, обогнув пару переулков, сняла защёлку с новенького забора соседки, и зашла в дом. В самой избе, ещё истекающей то тут, то там со стен свежей смолой, у потолка витал мягкий пар, почти невыносимый для любого проголодавшегося. Инга негромко постучала в стену, и услышав: - Проходити! - Юркнула внутрь. - А, это ты, Инуся? Здравствуй-здравствуй! Азь мнила (сл. Я решила), шо староста днесь (сл. сегодня) заглянет на кваску. – Поворачиваясь к гостье лицом, молодая пышная женщина мягко улыбнулась Инге. Та с любопытством оглядывала избу. - Днесь? Не чаяла (сл. не надеялась) бы ты, Злата. У старосте делов поди по самую макушку. На глаза ей попалась новая резная полка на стене у женщины, изображающие тане зайцев и лисиц. Златоцвета, положив свежие хлеба на стол, проследила взгляд Инги и насупилась: - Басо (сл. красиво)? - Вельми (сл. даже очень) басо. – Кивнула она, восхищенно разглядывая поделку. – Злтаце руце (сл. золотые руки) Радигостовы. Женщина фыркнула, случайно обжогшись о горячий хлеб, и быстро, будто боясь снова дотронуться, завернула его в белую мягкую ткань. - И Алёна таковы же речи ведёт. - Злата, ты зла на меня не держи, рОдная, - глядя на её чем-то встревоженное лицо, у Инги защемило в груди, и чувство вины за затронутую болезненную тему для Златы, накрыло её с головой, - азь… - Да как же шь на тебя, сИротку сварити (сл.ругаться)? Инга слегка покраснела, и задумчиво продолжила, принимая поданный ей хлеб в полотенце: - Назирати азь (сл. наблюдала я) за ваме с Радигостом, Златоцвета. И ей-Богу, любы( сл. влюблен) он тебе, темь (сл. поэтому) и бродит окрест избы твоей. Златоцвета хмурясь, принялась месить тесто, для новой порции свежей выпечки. От чрезмерного усилия, на её лбу скоро выступил пот, и упавшие русые пряди тотчас к нему прилипали. Инга поняла, что женщина сильно чем-то расстроена. Подойдя к ней, девушка тронула соседку за плечо, заставляя обернуться. Злата подняла глаза на девушку, и вытерла скатывающуюся слезу рукавом сарафана. Инга ласково приобняла её, и усадила на ближайшую лавку. - Ланись(сл. год назад) муж мой… Святодан на сечь (сл. войну) со князем нашим ехал. – с каждым словом голос женщины дрожал, становясь более хриплым, - Година прошла, ан есмь вждале (сл. но я ждала). Докамест (сл. до тех пор пока) весть от славного княжича нашего не пришла. Теперь её голос окончательно дрогнул, будто бы надломался. Злата задышала чаще, но продолжала: - Ревела денъ и нощь… Плакала весь Сечень (сл. Февраль), Сухий (сл.Март), Березозол (сл. Апрель). Во Травном (сл. в Мае), легче чутка стало, ан боль не уходила. Инга крепко сжала холодную ладонь женщины, пока та изливала ей душу, за что девушка до сих пор чувствовала себя виноватой, но прерывать рассказ не стала. - Душа болью исочилась, Инга! Обаче, временем пустя, всё забывается, Инуся. Всё во свете белом. По сему, и есмь забылъ мужа своего. Истоком (сл.мимоходом) Радигост захаживать сталъ. – женщина улыбнулась сквозь слезы, – Мнит, я не вызнаю, шо тот обадить (сл. расположить к себе) меня решил. - Лубишь его? – тихонько, будто бы рядом был младенец, спросила гостья. Лицо другой не выражало ничего, кроме горя. Инга покачала головой. - На штошь тогда тебе сдался староста, Злата? Не молод, не красен (сл. красивый)… - Обаче богатъ. – выдохнула русоволосая молодуха, и, поправляя передник, встала, - Воте, избу поправить помог, рыбяты евоные забор очунити (сл. сделали), ан сам он чясто ко мене заходит. Шо сеи (сл. это), абы не рачение (сл. сильная любовь, страсть)? Растерянно смотря на подругу, Инга тоже встала, и поблагодарила щедрую хозяйку избы за гостеприимство, но у дверей неожиданно остановилась и добавила: - Радигост пущай и не богатъ, аки староста, но сердцем дороже адамантов (сл. алмазов). - Тебе легко глаголить Инга. Твой Драгомир первой мужык на деревне. Гостья слегка покраснела и стыдливо опустила глаза, отчего и Златоцвета невольно расплылась в улыбке, позабыв про свои заботы. - Мы с Риткой днесь под вечор гадати наметывались (сл. сегодня вечером гадать собирались)… С наме не хошь? Женщина издала смешок. - Староватая я для гаданий. - Ничаво не старая! – задорно улыбнулась Инга, надеясь заинтересовать женщину. В глубине души, она прекрасно понимала, что просто боится идти к речке, пользующейся столь дурной славой, а чем больше людей было бы рядом, тем спокойнее. Но, не хотела себе в этом признаваться, и отчаянно думала, что хочет помочь несчастной Злате сделать правильный выбор. Со второй мыслью Инга охотно согласилась. - Ну… ладень! – прищуривщись, и сверкая ещё влажными темными глазами согласилась лучшая пекарка на всей деревне. – К вечору пойдём вместе к дому Риты? - Агась. – Поспешно кивая, и уже упиваясь мыслью о том, что теперь не так страшно идти к чертову месту, девушка выскочила из избушки, и направилась к большому новенькому дому напротив. Уже отсюда, через дорогу, протоптанную телегами купцов и местных, слышался запах свежего дерева, веток дуба, из которых Драгомир, всем на зависть, за пару дней соорудил забор и широкие ворота. На самих дверях Ингу встречали вырезанные в дереве изображения двух лошадей, везущих яркую повозку. «Символ мира и счастия» - знала она, хотя, наверное, будь батюшка её жив, то, как мог, противился бы изображению животных возле жилого дома. - Ох, батюшка… - вздохнула она, проходя через росписные двери, и проходя внутрь уютной избушки. Поставила корзинки со свечками, зажгла свои, домашние и церковные. Освятила иконы, и принялась за ужин, ведь, увы, Драгомир обещал вернуться не раньше сумерек, а она дала обет Рите. При мысли о весёлых гаданиях, что проводили они с Ритой в детстве, дела у Инги пошли куда быстрее. К вечору каша уже была готова, хлеб, самый вкусный в округе, из печи Златоцветы, был на столе, квас в кувшине, а кисель сварен. Как только стемнело, молодая девушка взяла платок, корзинку с засушенными васильками, свечки, купленные утром, и поспешила к назначенному месту. Старая Нина, долго наставлявшая дочь весь день до самого вечера, теперь, решила ещё раз повторить наставления уже обоим девушкам. - …докамест узришь суженного в водице, так обернись чрез лево плечо и крикни: «Чур меня» и крестись трое раз. Слушай меня, глуподырая, слушай! Да на ус наматывай! - Да, матушка. «Чур меня», лево плечо, крест». – Рита сокрушенно покачала головой, и повернувшись к Инге скорчила недовольную гримасу. Инга тихо захихикала. - Нощь Ивана Купалы сеи ( сл. это) вам не по купищу брОдить! – Начала злиться старуха, но дочь поспешила её успокоить, и уже через час подруги были на ночной дороге к речке, почти безлюдной и пустынной. - Мнишь, испужалась? – предположила Рита. Её глубокая корзинка сверху до низу набитая сушенными цветами теперь колыхалась на ветру то вправо, то влево. Инга недовольно отвела глаза от корзинной качели, припоминая, что её собственная мать такое явление называла «чертовыми колыбелями», и по её словам, в этот момент на «качелях», как в колыбели, оставляет своих чертят сам дьявол. - Негли (сл. может быть), обаче думается мене, шо староста таки дела свои кончити (сл. закончил). Рита удивленно открыла рот. - Мнишь, она с ним?.... - Ничаво такиго есмь ( сл. я) не глаголила. – смутилась другая. Теперь и её корзина начинала покачиваться на ветру, но она крепко держала ту за ручку, из-за чего Рита решила, что её подруга чем-то взволнована. - И пущай! Меняла экая, другев (сл. друзей) на лелья (сл. любовник). Ишь! – Маргарита приняла грозную позу, копируя матушку Нину. Развеселившись, девушки расхохотались, и пошли к лесу всё быстрее. Начинало стремительно темнеть. На небе было видно если не десять, то все восемь дюжин первых звезд, и в стороне леса, где находилась река Нощница, горела самая яркая из них. В глубине души, Инга верила, что это знак того, что всё пройдёт благополучно. С самого начала недлинного пути, двух девиц преследовали скрипы сверчков, шипение полевых, песни ветра по высокой траве и трели соловья где-то вблизи. После дождя трава была ещё мокрой, и то и дело, наступая в скрытые лужицы под цветами, то одна, то другая девушка звонко вскрикивала, а затем обе смеялись, и прибавляли ходу. Вскоре над тёмным небом со стороны деревни взошла яркая луна. А когда полумесяц был уже почти над самыми головами, они, наконец, дошли до искомой речушки, еле видной сквозь кусты. Раньше, протоптанные до тропинки берега реки, теперь заросли особенно сильно, да так, что Рите пришлось задействовать подготовленный заранее небольшой отцовский серп. Теперь, как говорила баба Нина, пользоваться им было больше некому. Расчистив себе небольшой участок песчаника возле самой воды, девицы положили корзинки на влажную землю и начали ритуал. Инга высыпала все васильки, которые сорвала ещё вчера на землю, и опустилась рядом, пока Рита заранее припасённой расческой из ивы не стала расчесывать длинные светлые косы. - Ой люли, люли, лююлии… - завела Инга тонким голосом, а Рита подхватила слова волшебной песни, которая, по словам купца на рынке иноземных товаров, должна была призвать чертей и заставить их принять облик их суженных. Семнадцать раз Рита заставила его пропеть эту песню, жадно внимая каждому слову, вплоть до ритма дыхания певца, и теперь впервые исполняла её сама. Волнение чувствовалось и в её голосе, но она продолжала петь, тянуть мелодию, словно от этого зависела её собственная жизнь. Глядя на её слепое упорство, граничащее с упрямством, Инге стало не по себе. - Ти мой суженной прийди… * - Измагарды мне неси... -Адаманты, злато, басы… - Не взгляну на тыбя не разу… - Серебряный гребешок… - Не подпущу ни на вершок… - Царскые меха, и грывны… - Мене не получишь верно… - Ты несы мене лыбовъ… - Любы подарю те вновь… - Приходы ко мене царь… - Колечко отдай мне в дар… Шестнадцать раз пришлось спеть эту протяжную песню, прежде чем всё для главной части ритуала было подготовлено. Тринадцать сплетенных корон из цветков василька, без церковной метки, гребешок, коим шестнадцать раз прочесали косы одинокой девицы и девять свечек без церковной метки. Сложив всё аккуратно в корзинку, последний венок надела на голову Рита. Зажглись опущенные в корзину с венками и гребешком, свечи. Улыбкой, подбадривая подругу, Инга сидя рядом, наблюдала, как та дрожащими руками запускала маленький кораблик по мутной глади воды. Тот послушно поплыл по реке, подгоняемый слабым ветром. Девушки стали напряженно прислушиваться. Однако ничего, кроме обычного уханья сов, шума листвы и зверьков они не услышали. Рита напряженно вглядывалась в реку, пока не почувствовала, что ноги, в мокрых насквозь лаптях начали неметь. Она присела у самой воды, а Инга боязливо оглядываясь, присела рядом с ней. - Чаво там? - Чш! – резко прервала её девушка, но когда через пару минут поняла, что ничего действительно не происходит, разочарованно хмыкнула. - Обадил меня, черт! – ударила она в сердцах кулаком по воде, отчего по спокойной реке пошли крупные круги. Инга тронула подругу за окоченевшее плечо. - Може уйдем отсюдова, а? Нету ведъ никого. - Эх, Инка… Бросел мене мой царь… По щеке Маргариты скатились слёзы разочарования, и местами попали в темную муть Нощницы. - Царь? – с недоумением повторила другая, пока до неё медленно не начал доходить смысл слов своей спутницы. Неожиданно вспомнились небольшие кусочки эпизодов из детства. Вот Рита, Инга. Девочки играют в лесу, наслушавшись рассказов отца-старика Риты, дед котрого когда-то однажды был при царском дворе, или сказок старого Петрима. Всё это производило на них одинаковое впечатление: восторг и желание скорее ощутить себя во всей этой роскоши и поучаствовать приключениях. Они носились по лесу, играя в царский двор. Вот к ним свататься приходили князья, иностранные короли, а затем и сам царь. И разумеется, пройдя сложные испытания ради любви, соломенное чучело с цветочной короной на голове, таки удостаивался руки одной из красавиц. Чаще всего именно Маргариты. Наигравшись, а таща домой огородное пугало, девочки делились самым сокровенным: мечтами. Инга говорила, что мечтает о простой жизни, любви и муже, мастере на все руки. Разумеется она имела в виду Драгомира: того самого соседа Риты, чьи отцы были очень дружны. Рита об этом знала, и частенько подкалывала подругу на этот счёт, заставляя маленькую черноволосую подружку наливаться густой краской. Сама же девочка ни чуть не стесняясь говорила о том, как мечтает стать царицей, и что, однажды, за ней, неприменно, на красивой коляске обязательно приедет сам царь-батюшка…. - Ритка? Та кивнула, глубоко вдыхая, вытерла слёзы с розового лица. Расчувствовавшись, и совсем позабыв о страхе, который охватывал её несколько минут назад, она растерянно обняла девушку, пытаясь успокоить её и не расплакаться самой. У Инги в голове не укладывалось, как эта детская мечта могла жить в её семнадцатилетней подруге до сих пор. Ведь прошло столько лет! - Твои мечьти (сл. мечты) ставьи былью (сл. сбылись), Инга. А мьи нет. – Маргарита, всё ещё заставляя себя больше не плакать, неспеша изливала душу подруге, пока та удивлялась тому, сколько людей она за сегодня успела расстроить. Снова её охватило невообразмое чувство вины и стыда за чужие пролитые слёзы. Инга отвела взгляд от Риты, положив подбородок той на голову, и молча стала слушать то, что не могла разглядеть за улыбкой дочери бабы Нины все эти годы. - По сему, ты правая будешь, ежели осмеёшь меня. – Та нервно хохотнула. Инга было открыла рот, чтобы сказать, что та сморозила глупость и такое бывает, но в воде что-то булькнуло. Рита резво вскочила на ноги, и в ужасе уставилась на бурлящую поверхность воды, которая точно кипела, без видимого огня рядом. Инга потянула подругу за рукав, делая шаг назад от воды, но та будто бы оцепенела от страха и любопытства. - Рита, идём! Из воды, сначала совсем тихо, что его можно было принять за шепот ветра, но потом всё громче раздался шипящий голос: - Маргарита! Инга перестала дышать, смотря на бурлящую мутную воду. Тряхнула головой, отгоняя детские страхи и боязнь нечистых, одной рукой вцепившись в рукав Риты, а другой учащенно крестя себя и её. - Идём! – уже громче крикнула она подруге, и та еле поддаваясь, наконец, сделала два несмелых шага от реки, как из воды вылезла круглая небольшая голова. Большие желтые глаза уставились прямиком на Риту. - Чур! Чур меня! – крикнула змее Инга, с силой оттаскивая подругу от воды, к которой та рвалась с неистовым желанием, будто не пила уже сотню лет. «Колдовство! Сие черное колдовство! - отчаянно вертелось у неё в голове, - Скорее!» Ещё три несмелых шага в заросли высокой травы. Голова странной змеи уже почти скрылась за камышами, как вокруг, со всех сторон неожиданно начало разноситься угрожающее шипение. Инга снова перекрестилась. Шаг назад. Её ногу, в мокрой лапте, коснулось что-то холодное и скользкое. Девушка скрикнула, и на миг отпустила руку Маргариты. Сонная Рита, казалось, будто только этого и ждала, и утопая в грязи, вперемешку с камышем, который оставлял на её ногах кровавые следы. - Маргарита! Инга вскрикнула, когда её подруга исчезла за кустами, а сама она оказалась в плотном кольце, охваченная пятью дюжинами самых разных змей. Гадюки, ужи, гремучки, полозы… Все они окружили её, шипя и гремя хвостами, обнажая острые передние зубы двигались на неё, и будто отвечали на тот зов, который мерным шипением исходил от реки. На него же отвечала и Рита. Отчаянно крестясь, Инга с размаху наступила одной из змей на хвост. Та злобно зашипела и хотела цапнуть девушку, но та вовремя перепрыгнула через неё, и десяток таких же гремучих змей. Поскользнувшись на скользком берегу и потеряв равновесие, она смачно плюхнулась в заросли камыша, значительно оцарапав себе руки и шею. Из мелких порезов начала сочиться кровь. - Господи, спаси и помоги… - бормотала она, отбиваясь от клубка змей, несущегося на неё с угрожающей скоростью. – Господи… Она подняла над головой палку, всю измазанную в иле, и со всей дури ударила в середину скопища змей. Те злобно зашипели на неё, а несколько бросилось вперед. Острые зубы вонзились ей в ногу, и девушка истошно завопила от боли. В какой-то момент ей показалось, что всё, пришёл её конец. Но совсем рядом за камышем промелькнула светлая макушка Риты. - Ритааа! Та, словно зачарованная шла к змию, который гипнотически покачивался из стороны в сторону, тихим шипением зазывая девушку к себе. Превозмогая боль, Инга поковыляла к подруге, пока в левую её ногу вцепились четыре змеи. Уже почти не обращая на это внимания, она стряхнула две из них с опухшей уже синеватой ноги. Три шага до реки. Два. - Рииита! Рита была уже по колени в воде и медленно шла к гипнотизирующему её полозу. Тот, будто вовсе не замечая Ингу, и всё что творилось за пределами реки, смотрел только на девушку, чьё имя беспрестанно шипел, будто любуясь ею. Сделав последний рывок, Инга взяла одной рукой змею с ноги, чуть содрав себе кожу с лодыжки, и с силой бросила ею в полоза. Змея угодила ему прямо в голову. Огромный полоз, возмущенно шипя вертел мордой в разные стороны, пытаясь убрать маленькую гадюку, но та прочно вцепилась в морду вожаку клыками. Воспользовавшись ступором, в который впала Рита, Инга со всех сил рванула к ней в воду и на остатке издыхания вытащила на кишащий змеями берег. Не успела она подумать о том, как проститься с жизнью, как с мерным шипением, маленькие и большие, змеи начали отступать, окружив девушек плотным кольцом. Ни одна из них не рискнула приблизится к ним и на аршин. Злобное шипение позади начало нарастать. - Маргарита! – с раздражением, нежели с теми ласковыми нотками, которые были раньше, снова позвал ей змей. Та пыталась что-то ответить, но в её горле будто бы застрял ком. В ответ на её невнятные мычания, змей лишь так же шипя, приближался к ним, плывя по воде. - Не трогай её! Чур меня! Господи! – отчаянно закричала Инга. Сил не было даже на то, чтобы встать. Ноги практически не двигались, она их просто не чувствовала, словно их и не было. На коленях, отрывисто дыша до боли в груди, она подползла к Рите. Та сидела на земле и заворожено глядела на стремительно приближающегося полоза. - Ритка, Ритуля моя. – Взяла её за голову и повернула к себе. – Есмь тебе не оставлю, розумеешь? Не оставлю! Прижавшись всем телом к подруге, Инга начала выть и плакать. - Драгомир, родный… Любымый мой… Шипение всё приближалось. - Матушка… Батюшка… Простите мене, родные… Прощайте.. - Маргарита! – прошипело совсем близко, будто бы у самого уха девушки. Ахнув от ужаса, она резко обернулась, и увидела в вершке от своих глаз огромные желтые глаза, с узкими, жадными черными зрачками. Те со злостью и презрением оглядывали её, Ингу, медленно переходя с неё на Риту. Дочь старой Нины подалась телом к змею. - Нет…Нет! Резкий бросок, и девушка закричала от боли. Съежившись на земле от невыносимой агонии, Инга, схватилась за левое предплечье, на котором остались два больших красных кровоточащих отверстия. - Чур меняя… - сдавленно пробормотала она, и перед глазами всё вдруг поплыло…