МАЙКРОФТ. ОТТЕПЕЛЬ.

Я был с тобой раньше. И буду с тобой опять. Я всегда буду рядом. Смерть не знает милосердия, сострадания и любви. Смерти наплевать, какие планы ты строил на жизнь, и как долго ты шел к поставленным целям. Смерть приходит и забирает тебя, не обращая внимания на тех, чьи сердца разбиваются с ее приходом… Я снова стою в комнате, увешанной зеркалами. Спокойный, глубокий голос из темноты спрашивает меня, довольна ли я прошедшей жизнью, но мне нет дела до его вопросов: — Скажи мне, что теперь будет с Майкрофтом? — Майкрофт будет жить дальше по правилам своего мира. Он доживет до глубокой старости. — Он сумеет полюбить снова? Заведет семью, детей? — Нет. Он выберет одиночество. — Боже… это я виновата… — Нет. Ты ни в чем не виновата. Ты изменила его жизнь, его канон. Не интересный и не значимый ни для кого, кроме самого себя, он, наконец, увидел любовь в глазах другого человека, он узнал, каково это — отдать кому-либо всего себя, и как сладка и упоительна взаимность двух любящих сердец. — Ему будет больно… — Боль — неизменный спутник жизни. Если человек чувствует боль — он живет. — Что же теперь будет со мной? — Ты знаешь. Вокруг тебя висят десятки зеркал. Выбери любое из них и отправляйся в путь. — Любое? — Я знаю, о чем ты желаешь спросить. Да, абсолютно любое. Включая то, в котором ты сейчас лежишь без дыхания. — И я оживу, если вернусь? — Конечно. Но последствия будут страшными, тебя ждет тяжелая болезнь. А когда ты поправишься и встанешь с кровати, каждый шаг будет причинять тебе боль, ты будешь ступать, как по острым ножам, и ноги твои будут кровоточить. Вытерпишь все это? — Значит, я поправлюсь… — задумчиво шепчу я, — Да, я все понимаю. Я вытерплю. — Но ведь ты можешь выбрать любую иную дорогу, и грядущие страдания и боль обойдут тебя стороной. Отправься в мир отважных людей и прекрасных эльфов, полюби красавца-галадрима и одержи победу над великим злом? Или стань помощницей гениального бельгийского детектива?.. — Извини. Мне нужно спешить — я должна утешить Майкрофта. Голос тихонько, добродушно смеется. — В этот раз побереги себя. Я подхожу к зеркалу, вглядываюсь в мутное изображение. Я вижу Майкрофта, глядящего в ночь пустыми глазами. Он сидит на снежном полу фургона, и моя голова покоится у него на коленях, он задумчиво гладит меня по волосам… Снег в моей тюрьме потихоньку тает, и крупные капли падают Майкрофту на лицо, стекая по щекам холодными слезами… — До встречи, — говорю я своему незримому собеседнику и шагаю в зеркальный омут. Я с трудом делаю первый малюсенький вдох. Я слышу запах талой воды, ночного тумана и такой любимый, такой желанный, густой запах сандала. Я приоткрываю глаза, яркий свет полосует меня обжигающей болью. Я с трудом разрываю ссохшиеся, промерзшие губы. Мне больно говорить, горло словно наполнено битым стеклом: — Не плачь, Майкрофт, — задыхаясь, шепчу я. Он вздрагивает. Смотрит на меня ошалевшим взглядом. Глупо и дико улыбается. Он поднимает меня, укутывает потеплее в пальто, подхватывает на руки. Он выпрыгивает из фургона и куда-то бежит. Я слышу мяукающие звуки сирен, и мерцающие огни хлещут меня по глазам… — Я люблю тебя, Майкрофт, — тихо говорю я, пересиливая боль и резь в горле, — Я вернулась к тебе… — Я тоже тебя люблю, — шепчет он, крепче прижимая меня к груди, — Я так боялся, что у меня уже не будет возможности это сказать… — Все будет хорошо, — я пытаюсь улыбнуться. Мир плывет, шумит и качается вокруг меня. Я засыпаю. Теперь все будет хорошо. Это точно. Потому что на «дороге сна» и не могло быть иначе.