Выживут только мечтатели

Голова не перестаёт болеть. Тело тоже ноет, будто я все эти 8 суток безостановочно бегал. Открывать глаза становится слишком сложно, поэтому я даже и не пытаюсь. Из моих лёгких вырывается тихий и короткий стон, режущий уши. Мне хочется исчезнуть, раствориться, превратиться в вовсе не связанные друг с другом атомы и молекулы, которые разлетятся по всей Вселенной, оставляя меня в покое. Но это, к сожалению, невозможно. Наверное. Может, если бы меня вообще не было, жизни людей, связанных со мной, были бы лучше? Черт, откуда в моей голове такие депрессивные мысли… Надо пересилить себя. Сквозь боль и мучения я открываю глаза. Свет, кажется, давным давно прожёг мою роговицу насквозь, а пыль ровным слоем заменила её. Я настолько истощен, что даже для элементарного вдоха нужно прилагать усилия, что уж говорить о движениях рук. Ощущение, будто мне сломали все кости в нескольких местах, настолько они меня не слушаются. Еле-еле приподнявшись на локтях, которые кажутся мне размякшей губкой, я сажусь и понимаю, что место мне очень знакомо. Черт, это же моя комната… Она такая… Маленькая и пыльная. Как я здесь жил?.. Тяжёлый вдох, и, кажется, мои лёгкие сожжены дотла. Кашляю, а в горле очень горячо, и будто тысячи маленьких острых ножиков безостановочно режут его. Рефлекторно хватаюсь за горло и продолжаю с хрипами покашливать. Надо встать. Но как только я пытаюсь приподняться и встать на ноги, на голову начинает что-то давить. Кажется, я с грохотом упал на кровать. Мягко и тепло. Голова готова взорваться, а я готов закрыть глаза и больше никогда не проснуться. Но внезапный шум заставляет меня держаться. — Живой! — Громкий звонкий голос больно отдаёт в ушах, — Как себя чувствуешь? — Теплая и нежная рука ложится на мой лоб, а затем касается щёк. Я чувствую какое-то расслабление. Мне вдруг становится так хорошо, будто кроме этого мне больше ничего и не надо. Как обычно, мне нужно лишь время, чтобы понять, кто это. Сквозь слипшиеся веки вижу её. Муза склонилась надо мной и вглядывается в моё лицо. Я хочу что-то сказать, но удаётся лишь промычать нечто невнятное. Секунда, и меня начинает тошнить. Слышу, как живот, в котором, наверное, уже вакуум образовался, жалобно бурчит. Облизываю сухие губы и вдыхают поглубже, готовясь говорить. — Там… На кухне… В… — Хмурюсь, вспоминая свое прошлое, — В нижнем, самом левом шкафчике… Еда… И вода должна быть где-то… В общем… — Новый вдох. — Поняла, — Она кивает и исчезает из поля зрения. Я откидываю голову на кровать и смотрю на потолок. Он такой знакомый и родной, мы будто и не расставались. Хотя, кажется, прошло очень много времени, а он такой же, как и в день нашей последней встречи. Черт, я называю потолок родным… Какой же я все-таки жалкий… От раздумий меня отвлекают какие-то звуки и шаги. Муза входит в комнату. В руках у неё несколько банок консервов и бутылка с водой. Я все же сажусь и, забрав у девушки бутылку, прикладываю её ко лбу. — Душно… — Выдыхаю я, ища взглядом дверь на балкон. Муза, будто прочитав мои мысли, идёт куда-то за мою спину, и я слышу знакомые звуки открывания двери и окон на балконе. Комната наконец наполняется свежим воздухом. По ногам пробегает приятный холодок, лоб тоже нежится в прохладе, а девушка возвращается и начинает открывать банки. Она вручает мне одну, а вторую ставит на мой письменный стол. Он завален разными бумажками, которые уже пожелтели от времени, парой потрёпанных книг, письменным принадлежностями и прочим хламом. Постепенно кислород доходит до носа, и я с наслаждением его вдыхаю. Во мне будто просыпается жизнь. Тело болит все меньше, голова уже ноет не так сильно, а движения становятся свободными. Я с жадностью уплетаю скромный завтрак и залпом выпиваю воду. — Ещё одну? — Муза, наблюдающая за мной, двигает в мою сторону уже открытую вторую баночку. — Мысли читаешь, — Я усмехаюсь и с энтузиазмом съедаю её внутренности, они кажутся мне самой лучшей едой на свете. Спустя пару минут, уже сытый, я стою на балконе, высунувшись в окно, и смотрю на мертвую часть города. — Наелся? — Сзади появляется девушка. — Угу… Видимо, я так давно не ел, что мой организм решил отключиться. — Сколько я так лежал? — О, совсем немного, учитывая твои предыдущие… — Она не заканчивает предложение, но я понимаю, о чем она хочет сказать. — Значит, сегодня девятый день. — День чего? — Моего осознанного пребывания… Во Вселенной. — Понятно… — Она кивает и уходит обратно в комнату. Я следую за ней, тем более, комната полностью проветрена, и теперь нет необходимости выходить на балкон, чтобы только подышать непрожжённым воздухом. Моя спальня действительно очень маленькая, хотя, смотря, где я проводил свое время около трех месяцев… Но, все же, в детстве она казалась мне огромной. Если смотреть с обычного входа, кровать находится в углу между левой и противоположной входу в комнату стенами. Напротив кровати стоит небольшой высокий шкаф, который я открывать как-то боюсь. Также по левой стене находится выход на балкон. Слева от кровати находится мой письменный стол, а свободное место с другой его стороны завалено всяким хламом, старыми игрушками, проводами и прочим, что жалко выбрасывать, но необходимости в этих вещах особой тоже нет. Надо бы тут прибраться… — Я открыла окна и балкон во всех комнатах, — Я только сейчас замечаю, что Музы все это время не было со мной в спальне. — О… Здорово, спасибо… — Мило тут. — М-да… — Я не знаю, что сказать, ибо это место вовсе не вызывает у меня желания назвать его милым. Скорее… Душным и напрягающим. — Что ж… Будем здесь жить? Или… — Я поднимаю с пола какие-то помятые бумаги и бросаю их на стол. — Да, тут круто, — Улыбаясь, перебивает меня Муза, осматриваясь получше. — Тогда тут нужна уборка. Не думаю, что тебе хочется жить в… Свинарнике. — Свинарнике? — Место, где живут свиньи. — Э… — Ты сейчас серьёзно? Я начинаю рассказывать девушке про различные виды животных и растений, живущих на Земле, параллельно мы вместе потихоньку убираемся в комнате. Одна тема сменяет другую, и мы в своих умозаключениях добираемся до невообразимых вещей, хотя начинали с милых хрюшек. Проходит час, а комната уже знатно преобразилась. В воздухе больше не летает пыль, стол и пол чистые, я решил выбросить все эти бумажки, ибо они мне вовсе не нужны. Конечно, половину из них я очень тщательно рассматривал, вспоминал, когда получил их, что с ними делал. Я будто возвращаюсь в прошлое, и это мне не очень нравится. — Уф… — Вздыхает Муза, плюхнувшись на перестеленную кровать. — Устала? — Сажусь рядом с ней и потягиваюсь. — Ага… Зато теперь тут чисто… — И почти ничего не напоминает о прошлом, — Я пожимаю плечами и ложусь, от чего спина с приятной болью расслабляется. Муза цокает языком и залезает с ногами на кровать, устраиваясь поудобнее. — Ну, кроме фотографий, которые ты тоже хотел выкинуть. — Да блин, они мне не нужны. Они стояли тут 20 лет, и никто о них и не вспомнил, а сейчас они меня удручают… — Но это же память… — Память о чем? О детстве? Если хочешь знать, оно было… — Я знаю-знаю… Плохим. — То-то же… Мы снова замолкаем. Каждый думает о своём. Между нами опять повисает холодная напряжённость. — Ладно… У нас ещё целая квартира на уборку… Там, думаю, не так грязно, как здесь, — Говорю я, разрушая тишину. Девушка улыбается и кивает, поднимаясь с насиженного места. Проходит, наверное, часа два, прежде чем мы успешно завершаем генеральную уборку. Уставшие, полностью истощенные, мы вдвоём лежим на большой кровати во второй комнате, которая когда-то являлась спальней моих родителей. Действительно, наверное, во всей моей комнате было больше мусора, чем в остальной части квартиры. Это забавно и как-то странно. Мы валяемся в форме звёздочек на мягком покрывале, и, думаю, никто из нас не хочет вставать. Но, наверное, Музе понравится моё предложение. — Слушай… Может, ещё прогуляемся? Солнце ещё не садится, можем заскочить в какой-нибудь магазин или… Муза?.. — Я зову её по имени, потому что никакой реакции на мои слова не последовало. Поднимаюсь и смотрю на девушку, которая… Спит. Черт, она же уставшая, а я хотел её ещё потащить на прогулку. Какой же я идиот. Ладно… Я беру её на руки, кладу на левую половину кровати, убираю одеяло с правой, перекладываю Музу на простыню и накрываю тёплым одеялом. Девушка даже не шелохнулась, от чего на моем лице появляется лёгкая усмешка. Смешная она. Я решаю пойти один, посмотреть что-нибудь. Но уходить просто так нельзя. Озираясь по сторонам, нахожу какую-то жёлтую чистую бумажку и откуда-то достаю пишущую ручку. Чёрт, а как писать-то? Не в смысле того, как лучше написать, что я ухожу, а… Как буквы рисовать? Я разучился писать от руки. Это конец. Взяв другую бумажку для черновика, вспоминаю свой же почерк, который выглядит как широкий покосившийся забор, где все буквы похожи друг на друга. Переходя уже к основной записке, пытаюсь писать буквы правильно и понятно, чтобы Муза могла хоть что-то разобрать. Кладу бумагу на прикроватный столик и надеюсь, что девушка его заметит. Во время уборки я нашёл в своём шкафу несколько курток, одна из которых была моей самой любимой. Отряхнув её от пыли и надев, я ощущаю себя другим человеком. Не тем парнем-космонавтом, который провел в космосе очень много времени, а обычным подростком, у которого свои проблемы и свои мнения на любой счёт. Найдя вдруг в кармане мятую, уже оранжевую купюру, я почти плачу, ведь в голове тут же всплывает воспоминание, как я положил её к себе в карман, думая, как буду рад такой находке спустя время. Воспоминания вспыхивают в моём воспаленном мозгу, а я стою и смотрю на этот теперь уже неважный и ненужный кусок цветной бумаги. Тяжело и прерывисто вздохнув, выхожу из квартиры, по дороге сгибая купюру пополам, затем ещё пополам и так далее, пока бумага не перестаёт поддаваться, и кладу её в таком виде в верхний маленький карман на сохранение. Спуск на лифте, подъезд, узкие улочки, парковки — все это становится для меня таким обыденным, будто я хожу здесь каждый день все эти годы. Интересно, сколько мне лет с учётом 21-го года, что я отсутствовал? Чувствую себя на 23, а вот свой настоящий возраст я и не помню. Я прохожу по знакомым улицам и чувствую себя свободным. Гляжу по сторонам, вдыхаю прохладный воздух, а вокруг тишина. Иногда пролетают стаи птиц. Они шумят крыльями, переговариваются друг с другом, снижаются и снова взмывают ввысь, к облакам, сквозь которые еле проглядывает солнце, и я могу лишь изредка увидеть желтоватый круг. Обстановка настолько спокойная, что не хочется никуда спешить, идти и вообще что-то делать, ведь уже не имеет значения, когда и куда я приду, теперь у меня полно времени на всякие дела. Впрочем, пока я не захочу есть, пить и что-то подобное, я могу вообще не торопиться, как это было в прошлом. Внезапный холодок пробегает по спине, когда я вижу свою старую школу, в которую так долго ходил. Мозг мгновенно рисует воспоминание, и перед моими глазами появляется толпа школьников разных возрастов, спешащих в здание. Кто-то идет парами, кто-то — тройками, и даже целыми огромными группами. Все смеются, что-то обсуждают, и это так беззаботно. Сильный порыв ветра ударяет в лицо, от чего я закрываю глаза и вздрагиваю. Снова обратив свой взор на школу, я никого не вижу. Только деревья шелестят листвой, кусты удерживают свои листочки на тоненьких черешках, а я стою и смотрю на двери здания, в которые больше никто никогда не войдёт с целью учиться. От этого мне становится очень тоскливо, и хочется вернуть то время, когда на улицах было шумно и людно, а в большинстве домов тепло и уютно. Хоть я и не любитель гулять в толпе, но этой всей городской жизни мне как-то не хватает. Отсутствие суеты будто останавливает время. А я просто иду куда-то вперёд. Прохожу мимо продуктовых магазинов, в которых пригоднымы для употребления остались только консервы и что-то с очень большим сроком годности. Заходить туда мне страшно, не знаю, почему, да и незачем сейчас брать продукты, только лишним грузом станут. И если зайти в чисто продуктовый магазинчик для меня перспектива бессмысленная, то большой торговый центр со всякой всячиной привлекает гораздо больше. Интересно, а электричество тут есть? Отвечают на этот вопрос входные двери. Они с трудом и скрипом разъезжаются, когда я подхожу, и передо мной открывается разнообразный мир техники, продуктов, одежды, игрушек, канцелярии, посуды и всего прочего, что перечислять можно очень долго. Белый свет временами мерцает, но большую часть времени горит, что не может не радовать. Я прохожу вдоль полок с различными товарами, не ища чего-то конкретного. Вдруг я резко останавливаюсь, когда вижу тележки для продуктов. — А вот это мне надо… — Бормочу себе под нос, выдвигая одну. Телега скрипит и совсем не хочет ехать, заржавев. Я беру другую. Затем ещё одну. Вторую. Третью. Все они не сдвигаются с места и противно скрипят. И тут до меня доходит, что это те телеги, которые уже тогда, когда я был подростком, считались старыми. Я начинаю искать партию тележек, на которые ещё не успела напасть коррозия. И я нахожу. Они тоже поскрипывают, но теперь хотя бы едут. Я, взявшись за одну такую, со спокойной душой иду дальше в магазин. Рассматриваю полки, на которых очень много просроченных продуктов, из-за чего в здании неприятно пахнет. Кстати говоря, природа взяла здесь свое. За 20 лет растения и птицы проникли в цивилизацию и покорили её. Везде растут деревья, кустики, трава пробивается сквозь пол, а под потолком щебечут пташки. Забавно. Наконец, замечаю полку с различными консервами и набираю себе почти половину телеги разных по вкусу баночек. Надо же как-то разнообразить свой рацион. Жаль, что обычная еда, такая как мясо, рыба, овощи и фрукты, в магазинах уже просрочена, а достать её можно только в дикой среде. Хотя, сейчас вся планета стала дикой средой… А мы с Музой лишь гости, которым стоит опасаться различных животных, а может даже и растений. Но отложим эти беспокойные мысли и вернёмся к ассортименту маркета, который весьма и весьма широк. Я стою перед стеллажами с канцелярией. Тут есть всё: карандаши, ручки, кисточки, краски одни, краски другие, бумага, альбомы, большие ватманы разных цветов и размеров, палитры, баллончики с краской. Перечислять можно долго, но меня интересуют баллончики. В голове появляется идея, которую я ещё не в силах сформулировать правильно. Беру баллоны и трясу. Вроде, краска ещё не высохла. Смотрю на срок годности… Как раз через год закончится. Время ещё есть! С улыбкой бросаю поверх консервов красящие баллончики разных цветов и спешу в другой отдел. Строительный. Краска… Краска… Мне нужна краска… О! Наконец в поле зрения появляются большие ведра с различной краской, широкие кисти, валики и всё прочее, что мне нужно. Беру всего помногу. — Кажется, мне нужна ещё одна тележка… — Кряхтя, я смотрю на свой улов, представляющий из себя старенькую бедную телегу с горой всякой всячины. Да уж, хорошо, что платить за это мне теперь не нужно. Осталось только довезти до дома… Путь оказывается нелёгким. Ямы, дыры в асфальте, тяжесть, усталость, нежелание тележки ехать усложняют мне всю жизнь. Тяжело дыша, я сижу на лавочке во дворе своего дома и отдыхаю. Хорошо, что солнца нет, а то оно бы меня изжарило… Вытираю пот со лба рукавом кофты, которая уже давно повязана на пояс. Надо идти дальше, совсем немного осталось, но мне слишком лень. Да и я давно не ел. Черт, я же везу свою провизию! Вот я дурак… Откапываю в горе взятого баночку консервов и открываю. Во рту сразу появляется слюна, и я без вилки или каких-то других приборов ем. Вот она, свобода действий… Развалившись на скамье, уплетаю уже третью баночку и лишь после того, как она улетает в мусорное ведро рядом, понимаю, что я сыт и полон сил. Толкать тележку становится легче, или мы просто едем с горки? Я не знаю, но то, что мы вместе с ней быстро добирается до лифтов, мне очень нравится. Надеюсь, лифт нас выдержит… Скрипя и медля, мы все же добираемся до нужного этажа. Я поскорее освобождаю помещение лифта от такой тяжести и везу её к своей квартире. Вхожу в прихожую, затаскивая за собой телегу с «накупленным», и краем глаза замечаю проснувшуюся любопытную особу, которая стоит, прислонившись к дверному косяку большой комнаты и сложив руки на груди. — Привет! — Радостно говорю я, закрывая дверь в квартиру. — Привет… — Сонно отвечает девушка и зевает, — Ты давно ушёл?.. — Не знаю… может… Часа полтора назад. Или больше, — Пожимаю плечами, проталкивая тележку в свою комнату, — Выспалась? — Ага… Такая мягкая кровать… Утонуть в ней можно… — Муза идёт вслед за мной, — Что там у тебя? — Тут… Тут это… — Мы заходим в просторную комнатку, — Еда, — Указываю на консервные банки на дне, — И кое-что интересное, — Улыбаюсь, доставая баллончик с серой краской. Девушка с интересом за мной наблюдает, но ничего не говорит. Я подхожу к стене напротив письменного стола. На неё когда-то давно были поклеены красивые бледно-голубые обои, узоры на которых мне нравилось иногда рассматривать. Но сейчас эти обои выцветшие. От них осталась только светлая бумага, которая сейчас станет моим пробным холстом. Трясу баллон и нажимаю на кнопочку. Пшикающий звук наполняет комнату, а на стене появляется серый след. Я просто провел линию. — Ого! — Раздаётся сзади меня. Оборачиваюсь и вижу Музу, у которой глаза вдруг расширяются до размеров блюдца. — А я так могу? — С блеском в глазах лепечет она. — Конечно. Выбирай любой цвет в тележке и наслаждайся процессом, — Усмехаюсь, достаю ещё несколько баллончиков с краской и раскладываю на письменном столе. Муза смотрит на предлагаемые цвета и выбирает красный. — Отличный выбор, — Киваю и продолжаю что-то рисовать. Девушка с опаской трясёт бутылочку и давит на кнопочку. — Ой! — Выдаёт Муза, когда на стене появляется яркий красный след, — Это так надо? — Боязливо спрашивает она. — Надо не так… Надо вот так! — Я беру её руку в свою и рисую красным цветом с широким размахом под звуки смеха девушки. — Окей! Дальше я сама! — Муза смеётся, глядя на нарисованную мною дугу, — Кажется, у меня есть идея, — Она отходит к письменному столу и берет несколько баллончиков. Девушка возвращается к стене, ставит все бутылки на пол, оставив только один. Пару секунд она смотрит на красную дугу и рисует под ней оранжевую. — Радуга? — С улыбкой спрашиваю я. — Какой догадливый! — Она тоже улыбается и уже рисует жёлтую дугу. Через несколько мгновений на стене уже красуется яркая радуга. — Красота! — Выдаю я, взяв в руки чёрный цвет, — М… У… З… А… — Вырисовываю на «холсте» огромные буквы. — Твоё тоже надо… — Девушка выхватывает у меня из рук баллончик и на свободном месте рядом со своим именем рисует ещё 4 красивые буквы. Марк. Это моё имя? Странно… Я его почему-то не помню. — Эм… — Я в замешательстве. — Что? Не так написала? На фотографиях так было написано… — Фотографии? Какие фотографии? — Те, что в комнате большой. Нахмурившись, ухожу через коридор в спальню родителей. На столике перед кроватью стоит большой телевизор, а вокруг него всякая всячина: разные бумаги, детские рисунки и фотографии в рамочках. Я беру одну и вглядываюсь в неё. Мальчик стоит между женщиной и мужчиной, но кусок с лицом последнего оторван от общей картины. Изображённые люди смеются и улыбаются. Я тоже невольно усмехаюсь, узнавая в детских чертах пацана свои. А я был довольно милым в детстве. Жаль, что дома мне всегда напоминали об обратном. Улыбка сразу стирается с моего лица и я переворачиваю фотографию. «Марта с сыном Марком и мужем…» Последнее слово мне прочитать так и не удаётся, ибо оно будто настойчиво стерто с деревянной стороны рамки. — Марта… — Неожиданно из-за спины слышу голос Музы и вздрагиваю, — Это твоя мама? — Не называй эту женщину так, — Меня трясёт от нахлынувших воспоминаний детства, и я выхожу на ещё один балкон, только уже из большой комнаты. Тут пахнет бетоном, поэтому я открываю все окна и высовываюсь в одно из них. Вечер надвигается. Ветер треплет мои волосы, а на душе неспокойно от вскрытых ран. Я помню каждую секунду, проведенную в этой треклятой квартире, хотя лучше бы давно забыл. — Порисуем ещё? — Сзади стоит Муза и трясёт баллончиком. — Да, конечно, у меня была одна идея, которую я хочу реализовать, — Поворачиваюсь к ней с улыбкой и ловлю брошенный ею бутылек краски. Мы снова уходим в нашу комнату, а я плотно запираю большую, чтобы не мозолила глаза. Проводим за раскраской стены ещё несколько часов, прежде чем упасть от изнеможения. — Я устала… — Раздаётся голос откуда-то справа. Мы лежим на моей кровати, свесив ноги, и смотрим в потолок. — А вот я ещё не совсем… — Задумчиво встаю прямо на кровати и, сильно задрав голову, гляжу на белый, немного потрескавшийся потолок, — Пару минут мне, пожалуйста… Я высокий, поэтому легко дотягиваюсь до гладкой поверхности. Что ж, приступим. Трясу баллончик и направляю краску прямо на потолок. Слышу, как Муза поднимается на кровати, ибо та начинает скрипеть. — Жёлтый, — Говорю я, протягивая девушке руку. Та сначала не очень понимает, о чем я, но спустя пару секунд слезает с кровати и ищет нужный цвет, а уже после даёт его мне. — Благодарю… Вскоре на противоположности пола появляется нарисованные звёздное небо, обрывающееся там, куда моя рука не дотянулась. — Ого… — Протягивает Муза, — Выглядит… Выглядит звёздно. — А иначе никак, — Усмехаюсь и падаю на кровать, — Теперь и я устал, пожалуй. — Тогда нам нужен сон, — Девушка потягивается и зевает. Я зеваю автоматически вслед за ней. На глазах появляются слезы. Поправляю подушку и кладу голову поудобнее. — Ты в большую?.. — Сонно спрашиваю я, но ответа так и не следует. Значит, уснула уже. Ну, тогда и я полечу в страну грёз.