Новолуние
19 сентября 2019 г. в 14:04
Утро встретило Ку Чхан Сона угрюмым взглядом исподлобья. Чхан Сон посмотрел на серое тяжёлое небо с одобрением: такая погода хорошо сочеталась с его душевным состоянием. На работу совсем не хотелось, а ведь сегодня лекция по Гомеру – одна из его любимых тем. Можно было, конечно, сказаться больным и остаться дома, но не в обычаях профессора Ку Чхан Сона пропускать работу из-за плохого настроения. Поэтому, быстро перекусив и выпив подряд две чашки кофе, Чхан Сон отправился в Университет.
Всю дорогу в его голове беспокойными пчёлами бились воспоминания о прошлой ночи, но он решительно отогнал эти мысли: сначала провести занятие, потом разбираться с «Призрачным отелем».
Сначала всё шло по плану. Ку Чхан Сон очень основательно готовился к каждому занятию, так что провести лекцию без запинки он мог бы даже в ситуации экстренной ночной побудки. Но на этот раз, размеренный ход лекции был нарушен чем-то более ошеломляющим, нежели вчерашний визит. Чхан Сон как раз перешёл от образа Одиссея к теме Пенелопы:
– В символическом ряду Гомеровских персонажей, пожалуй, не менее важное место занимает образ Пенелопы. Мы уже говорили о том, что каждый из героев Гомеровского эпоса является ярким, доведённым до предела воплощением конкретных человеческих черт. Пенелопа осталась в мировой культуре, прежде всего, как символ верности. Вполне заслуженно – ведь она ждала своего мужа, Одиссея, двадцать лет, даже не зная, жив он или умер.
– Ну и глупо, – через ровное шуршание зала пробился отчётливый, если не сказать дерзкий, девичий голос.
Но вовсе не дерзкое поведение так поразило Ку Чхан Сона, что лазерная указка выскользнула из внезапно ослабевшей ладони, и со стуком покатилась по полу. Он знал этот голос – лучше, чем чей-либо ещё, до каждой мельчайшей интонации. И даже двадцать лет разлуки не размыли эти воспоминания. Чхан Сон пробежал взглядом по рядам учеников, не зная, чего он боится больше: не увидеть, и решить, что показалось или увидеть, и понять, что он действительно сошёл с ума.
Она сидела в пятом ряду с краю, у самого прохода. Он узнал её сразу же. Даже с коротким каре, вместо роскошного водопада волос, в простой футболке и джинсах, вместо изысканного платья, с глазами помолодевшими на целую тысячу лет, она всё равно была его Луной, Ман Воль. «Посттравматический стресс, – пронеслось в голове, – похоже, вчерашний эпизод не прошёл бесследно для психики». Но вот что странно – студенты тоже оборачивались на это видение. Кто-то укоризненно шикнул, а сидящий рядом с ней парень легонько толкнул её в плечо.
Каждый раз, когда он представлял их встречу, – в какой-нибудь другой, более счастливой жизни, – он всегда представлял её особенной. В горящем здании или посреди океана, под пение сирен или тиканье бомбы, в чудесном саду или на космической станции. Увидеть её вот так, посреди занятия, на фоне серых стен, в обычный осенний день – всё равно что обнаружить инопланетный корабль на парковке у дома или встретить божество, торгующее цветами на улице… Но какой бы будничной ни была эта встреча, Чхан Сон почувствовал, как время остановилось, а потом возобновило своё движение – с новой точки отсчёта.
Не вполне понимая, что делает, Ку Чхан Сон стал подниматься по проходу. Вот, она уже на расстоянии одного шага, можно даже различить аромат её духов – лёгкий, искрящийся, словно шампанское в бокале. Он опустил ладонь на стол – как раз на то место, что ещё хранило тепло её руки.
– Ой, неужели я сказала это вслух? Как неудобно.
Она посмотрела ему прямо в глаза с выражением такого комично-притворного испуга, что Чхан Сону пришлось сделать глубокий вдох, чтобы не засмеяться: Чхан Сон опасался, что стоит выпустить этот смех наружу, и он легко примет характер истерического, а то и вовсе закончится слезами.
Сделав ещё один глубокий вдох и убрав руку за спину – подальше от искушения коснуться её щеки – Чхан Сон произнёс:
– Похоже, у вас есть своё мнение по этой теме. Можете поделиться?
В зале послышались смешки. Слегка покраснев, но с тем же прямым открытым взглядом, она ответила:
– Да, есть. Я, конечно, понимаю про символизм, жанр эпоса и всё такое, но ждать двадцать лет того, кто тебя даже не любит – глупо.
– Почему вы так уверены, что Одиссей не любил Пенелопу? – спросил Чхан Сон, уже чувствуя, что ступает на тонкий лёд.
– Всё просто: если бы любил – не оставил. Не смог бы повернуться к ней спиной, – девушка с убийственно-ясным взором произнесла это, как нечто очевидное.
Тонкий лёд треснул, и Ку Чхан Сон почувствовал, как его окатывает ледяная волна. Скажи это кто-нибудь другой, кто угодно, даже лучший друг Санчес, и Чхан Сон бы просто усмехнулся. Но в её устах эти слова звучали как приговор, как горькое признание.
Как ни странно, за двадцать лет Ку Чхан Сон ни разу не усомнился в её любви. Она должна была уйти, чтобы сбросить бремя тысячелетнего опыта, чтобы вновь вернуться к жизни в полном смысле этого слова. Какой ещё мог быть конец у их истории? И только сейчас, глядя в те же проницательные глаза с весёлыми искорками, ему страстно захотелось спросить: «Кем я был для вас? Кем-то столь же особенным, как и вы для меня? Или всего лишь прощальным утешением на закате жизни?»
Увы, сидящая перед ним девочка даже не поняла бы вопроса. Поэтому Ку Чхан Сон проглотил трудный ком и сказал другое:
– В ваших словах есть правда. И в литературе вы встретите немало примеров таких отношений, когда для одного человека любовь – это вся жизнь, а для другого лишь эпизод в жизни. Но значит ли это, что тот, кто любит больше – жертва? Может быть, Пенелопа и не знала, вернётся ли Одиссей, но она хранила верность не Одиссею, а себе, своему чувству. И это чувство поддерживало её целых двадцать лет. Почему мы привыкли считать любящего человека несчастным донором душевного тепла, ведь это тепло согревает и его душу. Может быть, даже в первую очередь.
Особенно впечатлительные натуры захлопали. Она же просто улыбнулась – немного лукаво, немного задумчиво. Ку Чхан Сон поймал эту улыбку и, собрав всю свою силу воли, отвел взгляд, а затем вернулся на преподавательскую «сцену».
Остаток занятия прошёл в обычном режиме, если не считать того, что профессору приходилось делать паузы в своей речи несколько длиннее, чтобы восстанавливать сбившееся дыхание. На пятый ряд он позволял себе смотреть лишь вскользь, почти не задерживая взгляд на тонком силуэте у прохода. Иногда она задумчиво смотрела в его сторону, поворачивая в пальцах электронную ручку, словно ножку изящного бокала. Иногда она, склонившись к парте, о чём-то перешёптывалась со своим соседом, и тогда Сердце Чхан Сона болезненно сжималось.
Время тянулось невыносимо медленно. Вероятно, никто в этой большой аудитории не ждал окончания урока с таким нетерпением, как сам профессор. Но вот прозвучал звуковой сигнал, и все засобирались к выходу. В общей суете Ку Чхан Сон на минуту потерял её из виду.
– Спасибо за лекцию, – прозвучал тот самый голос совсем рядом. Она стояла возле преподавательского стола, приветливо улыбаясь. Лёгкая, ничего не значащая улыбка – из тех, что россыпью раздаёшь незнакомцам. «Она совершенно меня не помнит», – вполне ожидаемо, и всё же больно было расставаться с мечтой о чуде.
Она остановилась в нерешительности. То ли её что-то беспокоило, то ли просто хотелось поговорить:
– То, что вы сказали о любви – очень… красиво. Но, по-моему, в жизни так не бывает. Я бы точно не смогла ждать кого-то двадцать лет.
Чхан Сон непроизвольно усмехнулся, по одному ему понятной причине. Она заметила эту улыбку и, кажется, обиделась:
– Сейчас вы скажете, что я ещё слишком юна и не знаю жизни.
– Нет, я совсем не хотел это сказать.
Профессор Ку Чхан Сон мучительно пытался подобрать слова, чтобы вернуть расположение юной девы. Но слова, обычно столь послушные, выдрессированные годами писательской работы, сейчас разлетались как стая диких уток.
– Джин И, не задерживай профессора, – к ним подошёл молодой человек, тот самый, с которым она перешёптывалась на лекции. Только сейчас Ку Чхан Сон посмотрел на него внимательнее – и подумал, что богини решили поиздеваться над ним. Рядом с юной Ман Воль стоял, сияя всё тем же юношеским обаянием, бывший капитан стражи Ко Чон Мён.