Пожалуй, сегодняшний день Карамацу Мацуно мог считать одним из самых неудачных. Обычно он старался придерживаться оптимистичных взглядов и принимал каждую неприятность и неудачу (помимо самых масштабных вроде братьев, которые болт класть хотели на второго) с гордо поднятой головой, но сегодня и сил поддерживать такой настрой не особо было, сама судьба явно решила повернуться в его сторону своей филейной частью — Джушимацу совершенно случайно наступил на очки Карамацу, а Ичимацу тихо и без шума взял зубную щётку брата и почистил ею туалетный лоток своего рыжего кота.
Может быть, именно поэтому сегодня Карамацу и не свезло подкатить хоть к какой-нибудь симпатяжке.
Настроения как такового не было, и Карамацу с хмурой миной потащился на крышу. Его излюбленное место для репетиций песен на старой-доброй гитаре. Вот уж чем он всегда наслаждался — это музыкой. С детства мечтал выступать на концертах, но мечта превратилась в дряхлый инструмент на ладан дышащий. Впрочем, разве это могло повергнуть в отчаяние Карамацу?
Парень подтянул струны, которые немного ослабли и попробовал пробренчать пару аккордов. Вышло сносно, что ж. Пальцы потянулись к струнам, чтобы начать медленно наигрывать импровизацию на манер вальса. Конечно, парень не знал, есть ли в мире что-то такое, что можно было описать гитарным вальсом, но эта импровизация очень подходила под это сочетание слов — медленно, тихо, с заданным темпом.
Подул прохладный ветер — осень начиналась. А ведь старик Декапан обещал, что будет самое настоящее бабье лето — впрочем, чего его слушать, если половина из того, что он вытворяет, не имеет под собой никакой разумной подоплёки или хот бы адекватного и резонного объяснения?
Карамацу поёжился — такой ветер, если ещё немного усилится, сдует его с крыши к чёрту. Играть в доме — наверняка кто-нибудь и гитару ему сломает или даже просто порвёт струны. Вот уж чего точно не хотел допустить Карамацу, так это порчи единственной и неповторимой вещи.
С футляром под гитару, куда он сложил ещё тетрадь с карандашом, Карамацу тихой сапой двинулся в сторону парка. Там не теплее, чем на крыше, но и сквозняк спину не продует, и с покатой крыши не скинет, что уже не могло не радовать. Конечно, он не смог закадрить хотя бы одну девушку, как уже было упомянуто ранее, но сегодня он явно не ставил себе первостепенной целью найти себе подружку, с которой можно было бы лишиться статуса взрослого девственника.
Сегодня он хотел найти вдохновение для песни. Парень давно не писал ничего нового. Текст он составит легко, как пить дать — словарный запас у Карамацу пополнялся с каждым бульварным романом, которые он любил читать. Однако же, с музыкой обстояло дело иначе, потому что не всегда получается ухватить птицу-вдохновение за хвост, капризная особа!
Пасмурный денёк выдался- небо совсем серое, по нему будто грубыми мазками прошлись тёмной краской — наверняка скоро начнётся дождь, но Карамацу видел в этой неуёмной стихии свою прелесть. Ох уж эта душа безнадёжного романтика…
И снова судьба решила подшутить над бедным вторым Мацуно — после какого-то времени, пока он пытался выудить нужную мелодию из головы, порвалась самая тонкая струна. Ушёл в весёлую импровизацию с головой, и рука так резко прошлась по грифу, что струна пискнула и оборвалась — давно надо было поменять её, но нет же, «потом» да «потом», Карамацу явно не торопился с этой проблемой.
Вот и итог. И кто же знал, что когда дело касается нецензурной лексики на английском, то акцент Карамацу тут же становится идеальным?
Согнуло Карамацу сильно, и тот держался за руку, сгибаясь в три погибели. Струна, лопнув, хлестнула прямо по тыльной стороне ладони, чудом по траектории не пройдясь по лицу. Однако, получи он на половину лица шрам, можно было бы шутить про уникальность…
Нет, оно того не стоит, собственная красота дороже!
Сколько времени придётся воздерживаться от игры на гитаре — неизвестно, но рука болела ужасно, будто её укусил Ичимацу — пару раз во сне тот умудрялся прокусить ладонь Карамацу до крови. Глаза сейчас второй Мацуно жмурит точно так же, во всяком случае, аж слезятся!
Карамацу попробовал разжать веки, и сквозь слёзы он уставился на дыру между досок скамьи — рука была зажата между грудной клеткой и коленом, чтобы приглушить боль хоть как-то. На земле, в грязи и пыли что-то лежало, и это явно не кусок старой газеты…
— Хм, что это? — Здоровая рука потянулась к земле под скамьёй и начала шарить под сидением. После пары мгновений пальцы нащупали нечто твёрдое — похоже на переплёт ежедневника. На поверку предмет и оказался книжкой, записной книжкой с однотонной обложкой. На ней не было никаких особенных рисунков, орнаментов и узоров — только на верхнем правом краешке две-три маленькие наклейки с цветочками сакуры.
Про больную руку Карамацу тут же забыл — здоровая ладонь откинула обложку книжки, которая теперь лежала на коленях парня. На форзаце было аккуратно подписано:
«Если найдёте — можете не возвращать».
Странно — обычно на форзаце пишут имя да фамилию и адрес владельца книжки — тут только эта фраза. Аккуратные кандзи явно принадлежали женской руке, хотя Карамацу знал, что мог ошибиться здесь.
Перевернув страницу, он увидел аккуратно от руки разлинованные развороты. На них таким же идеальным почерком были написаны слова. Много слов, и они складывались в историю от первого лица — это дневник, датированный тем же днём, что и сегодня, только вот с разницей, что год предыдущий.
«Блин, нехорошо читать чужие дневники, но не оставлять же его так тут…» — подумал Карамацу. Подул ветер — несколько страниц перелистнулись сами по себе. Пора уходить — на лоб и на нос капнуло пару раз, когда Карамацу разогнулся.
Песни он так и не написал, а застрявший гитарный вальс в закоулках сознания теперь напоминает о том, что на одной из перелистнувшихся страниц было чётко написано:
«Я хочу умереть. Мне ничего не нужно».
И всё же Карамацу сел за чтение этой книжицы, чтобы найти хоть какую-то подсказку, где может находиться владелец дневника — он явно несчастен, да и находку лучше вернуть.
