***
Единственный на «Киске» — и, пожалуй, уже единственный в мире — древний техбот, предназначенный для внешних ремонтных исправлений, был одноместной бомбообразной капсулой. — Техбот имеет режим аварийного управления, то есть я смогу его запустить без подключения к общей системе. Он не идеален для управляемых полётов на дальние расстояния, но если отлететь достаточно, у него автоматически включится мощный сигнал бедствия, так как он будет думать, что отрыв от корабля произошёл случайно. Сол зашёл внутрь, оглядывая помещение, где его плечи упирались в две стены одновременно. Техбот был рассчитан на присутствие одного лишь механика, поэтому внутри места хватило разве что стулу перед панелью управления. — И на сколько его заряда хватит? — Где-то на сутки. Сол посмотрел мрачно: — А если за сутки никто не услышит? — Это я продумал, — сказал я гордо. — Для дополнительного питания я подключу Адама. — Этот ящик полусгнивших гвоздей? — Он, между прочим, в очень неплохой форме. Его, небось, еще до восстания андроидов сделали — тогда ваяли на совесть. Так что он вполне сможет запитать техбота на дополнительные сутки. Платы при этом свои, наверное, окончательно сожжет, но зато доброе дело сделает… — Тогда идём за ним? — Погоди, нужно кое-что проверить. Я забрался в кабину техбота и попробовал включить управление. Консоль ответила мне аристократичным молчанием. — Ронни, сраное ты земноводное, — прошипел я. — Что такое? — Ронни неделю назад ремонтировал обшивку. Израсходовал батарею, а поставить на подзарядку, естественно, было лень. Ну как лень. Я уже говорил, что знаю корабль и его обитателей, как свой грязный пупок? Так что я прекрасно знаю, почему Ронни всегда вызывается на ремонтные работы. И что под сиденьем у него дилдо токовое спрятано, тоже знаю. Нет, я его, конечно, не осуждаю — то, что иттайцам небольшие разряды током в зад доставляют особое удовольствие — это его личное дело, но безответственное посторгазменное состояние, в котором он забывает поставить техбота на подзарядку — это непорядок. Я открыл съёмную консоль и подключил техбота к питанию. — Сколько будет заряжаться? — спросил Сол. — Часа два. — Ладно, тогда давай сейчас… — Погоди, ты слышишь? Будто стонет кто… Сол вскочил, доставая бластер, и скользнул в коридор. Стоны из-за угла теперь стали слышнее. Я нагнал Сола и глянул ему через плечо. Ронни выглядел ужасно. Лежал, забившись в стену, и стонал в ворохах собственной содранной кожи. Когда Сол попробовал его тронуть, он страшно закричал и задергался. Никаких членораздельных слов мы от него не добились. — Что ж эта тварь, освежевать его пыталась? — рыкнул в бешенстве Сол. — Оголенные участки надо обеззаразить, — сказал я. — Лекарства на кухне, где мы оставили кэпа. — Я туда, — бросил Сол, бережно подхватывая длинного, но тщедушного иттайца на руки, — а ты оставайся тут и сторожи, — он подопнул бластер к моим ногам. Некоторое время я стоял у входа в техбот, тыча бластером в темноту; потом напряжённо топтался, поминутно заглядывая за угол; наконец, когда я уже совсем решил отправляться на поиски Сола, над плечом задышали. — Блин, Сол, сколько можно… На плечо мне капнула горячая слизь, и я дернулся, понимая, что это не Сол. Тварь была так близко, что мельтешащие отростки на коже щекотали затылок, и я рассмотрел серо-могильные глазницы с черными звездами зрачков, три ряда острых зубов и костистые выступы над бровями. Гад придвинулся еще ближе, обдавая гнилостным дыханием трехсотлетнего кариеса. Я бросился вперед, запнулся и рухнул на пол. Крутанувшись, выставил перед собой бластер и нажал на спуск. Первый выстрел прожег дыру в стене, второй взорвал фонтаном червивое плечо, третий снёс половину уродливой башки. Пока тварь мычала и пускала пузыри, отращивая обратно отстреленные органы, я снова погнал. Не разбирая дороги, забрал налево, потом направо, а на следующем повороте влепился в кого-то. Меня схватили. Я заорал, отбиваясь, но меня потащили прочь, вдоль по коридору, и втолкнули внутрь. Чужая ладонь хлопнула по консоли, и дверь с мягким шипением закрылась, кликнув замком. Этот тихий клик я узнал бы в любом измененном состоянии сознания. Моя дверь. Техблок. Я дома. Я тяжело привалился к холодному металлу. Руки тряслись, а колени вытанцовывали джигу-дрыгу. Перед глазами потемнело, мозг навязчиво выдавал сообщение о неисправности, и я, наверное, так бы и бухнулся на пол мешком с космическими отходами, если бы огромные железные клещи не сдавили мне плечи. А нет, это просто руки Сола. — Эй, Том, — голос вроде тоже Сола, но таким мягким и тихим он никогда прежде не был.— Слышишь меня? Мы выберемся, я тебе обещаю. Меня бросило в пот, а голова стала весить, как чертова консоль управления, и я подался вперед, пока не уткнулся во что-то твёрдое: Сол наклонился, подставляя свой лоб. — Я… Я не знаю, что со мной… Мне страшно… — прошептал я. Признание было слишком стыдным, чтобы сказать его громче. — Это просто паника, — ответил Сол так же тихо, будто принимая мою слабость и обещая никому о ней не рассказывать. — Тебе нужно отвлечься. Карты есть? Истерический смех подступил к горлу: какие к черту карты? Мы встретились глазами. Сол смотрел очень внимательно, щупая меня почти осязаемо своим беспокойством. — Нам тут два часа сидеть. С ума сойдем, если чем-нибудь не займёмся. Том… Мне вдруг стало тепло и спокойно, а все, что там, за дверью, показалось далеко-далеко, будто мы с Солом сели в коскар, который унёс нас прочь — от страхов, от горя, от паники. Почему? Только ли от присутствия друга? От его заботливых слов? Нет, было еще что-то. Я прислушался к себе и вдруг осознал, что Соловы руки уже у меня не на плечах. Нет, его жесткие ладони теперь обдавали жаром щеки, а кончики пальцев несмело поглаживали затылок. Во взгляде его теперь было больше, чем просто забота: там было столько дурманного и робкого чувства, что я едва не хлопнул себя по лбу. Поздравьте меня: я невъебический дурак. Но ведь не безнадежный? Поэтому вселенная дала мне последний шанс, да? Смотрела, как я страдаю по нему, и наконец решила: время пришло? — Я, кажется, знаю, как нам убить время. Взгляд у Сола мгновенно протрезвел. — Том, я не это имел… Кажется, он вознамерился убрать руки с моих щек, но мне было слишком тепло и безопасно в этом странном объятии. Я поднял подбородок, и это было все, что потребовалось для того, чтобы ткнуться в его губы. Сол выдохнул мне в рот и закрыл глаза. — Томми… — проскулил он. Чуть постоял, облизываясь, будто принимая решение, а в следующее мгновение вжался в меня с поцелуем. Терся неожиданно мягкими губами, прихватывал и зализывал, а я цеплялся за его плечи руками и неловко топтался, пытаясь переустроить внезапное неудобство под ширинкой. Черт, если бы он все еще не удерживал мою голову ладонями, я бы уже давно стек на пол лужицей отработанного топлива. Когда напряжение в паху отозвалось томной болью, я дернулся к ремню, но Сол перехватил мои запястья. — Хочу раздеть тебя, — хрипло сказал он. Все еще удерживая, повел к койке. Нажал на плечи, заставляя сесть, а сам устроился между ног и зазвенел моей пряжкой. Я только и мог, что смотреть, как этот огромный страшный бугай нежно расстегнул мою молнию, приспустил штаны, а потом прижался к вздыбленному хлопку трусов, целуя через ткань готовый взорваться член. — Томми, — шептал он едва слышно между поцелуями, — Томми-Томми-Томми… Я откинулся назад, не в силах больше смотреть на этот оживший порноролик. Натянувшиеся трусы мучили член, влажные губы терли все сильнее, мокрое пятно вокруг головки разрасталось. Сердце заходилось в груди, грозясь пробить ребра. Я открыл рот, потому что дышать носом уже было мало. И вот, наконец, свобода: Сол сдернул с меня штаны, а потом потянул за резинку трусов, выпуская из плена. Я вздохнул с облегчением, но, оказалось, рано радовался: пальцы, обхватившие член, были еще большим испытанием. А уж когда по напрягшейся головке проехался влажный мягкий язык, я и вовсе зашипел и зажмурился, пытаясь отстраниться. — Стой, я уже почти… — Томми, расслабься, — тихо прервал Сол, положив успокаивающую руку мне на живот. — У нас целых два часа. Я осторожно разлепил веки. Столько было блядской похоти в глазах у этого гориллообразного десантника, затаившегося у меня между ног, что мой член, зажатый у него в кулаке, сладко дернулся. Сол жадно ухмыльнулся и повторил: — Расслабься… Я послушно лег на кровать, отдавая себя в его распоряжение. Я был в опытных руках. Кулак жестко двигался по стволу, неторопливо наращивая темп, а губы присосались к головке, поглаживая и сжимая, дразня языком, обдавая горячим дыханием. Я еле сдерживал стоны. Низ живота пылал, будто первая ступень, которая вот-вот отделится и сгорит в атмосфере. Пальцы на члене задвигались быстрее, губы на головке сомкнулись, нанизываясь мягким влажным кольцом, и скоро я не выдержал — спустил Солу в рот все напряжение этого безумного дня, а он глотал, позволяя дергаться в последних спазмах удовольствия. Когда я окончательно затих, он отстранился, отер губы рукой и помог мне выпутаться из остатков одежды. Выражение у него было иттайца, только что нажравшегося маринованных крылозубов. Вот ведь извращенец. Двигаться совершенно не хотелось, поэтому я, развалившись на кровати, не стесняясь своей наготы — кого уж тут стесняться? – смотрел, как Сол стягивает с себя одежду, обнажая свое совершенное тело. Сильные плечи, чёткие мышцы, витые рисунки татуировок по рёбрам — все в этом говнюке было идеально. Даже толстый розовый член в обрамлении тёмных колечек. От вида этого отбойного молотка, величаво покачивающегося при движениях, моя задница беспокойно поджалась: что Сол потребует за доставленное удовольствие? Скоро, подтверждая мои опасения, на кровать шмякнулись два серебристых квадратика: смазка и презерватив. То есть он их всегда в наружном кармане комбеза носит? — Теперь что? — сказал я на удивление ровно. Сол неторопливо забрался на кровать, нависая надо мной на локтях. Тяжёлый горячий член ткнулся мне в бедро, мазнув склизким. Губы Сола прижались к шее, щетина защекотала ухо. — Теперь ты хорошенько подумаешь и скажешь мне, чего хочешь. Я отстранился — мокрые поцелуи вдоль челюсти мешали сосредоточиться. — То есть? Сол хрипло усмехнулся: — То есть ты мне скажешь, кто из нас наденет резинку. — На мой удивлённый взгляд, он добавил: — Поверь, Томми, мне все равно. Ты просто скажи, как тебе больше нравится, ну? В любое другое время с любым другим человеком я бы соврал — наплел бы уверенно, про то, как тысячу раз трахал тысячу мужиков, а в зад брал и того больше — но сейчас — с ним — не мог. Поэтому сглотнул неловкость: — Да я ведь никогда и не… Звук, вырвавшийся у Сола из горла, был больше всего похож на вой варсианского волка на триадную луну. — Блядь, Томми, что ты со мной делаешь? — простонал он, отстраняясь и закрывая лицо руками. Я напрягся: — Разве это что-то меняет? Сол вздохнул и взялся за серебряный квадратик. — Нет. Кроме того, что это теперь точно тебе. — Почему это? — не то чтобы я жаждал пустить себе в зад Солово полено, но категоричность его заявления брала меня на слабо. Сол подался вперед и прижался, затыкая меня поцелуем, а потом заговорил, почти не отрываясь, так что его губы при каждом слове ласкали мои: — Поверь, я все бы отдал за возможность провести целую ночь подготавливая тебя сначала языком, а потом пальцами, мучая тебя так, чтобы ты молил о члене. Вытрахал бы тебя, пока ты в обморок не бухнешься от оргазма, а утром принес бы гребаный синтспрессо тебе в постель. Но… — он повернул голову, утыкаясь носом мне в изгиб шеи. — У нас остался час. Желание, снова было разгоревшееся от его сладко-грязных слов, скукожилось, мгновенно заледенев в желудке. Сол будто почувствовал: выпрямился, глядя мне в глаза, и снова, как у двери, положил широкие ладони мне на щеки: — Давай не будем его тратить зря. Я судорожно кивнул, глядя, как он надрывает пакетик смазки. — Только я не знаю, как… — Не бойся, я сам. Я хотел было сказать, что страх тут ни при чем, и я вовсе не боюсь, что за бред, но тут он встал передо мной в коленно-локтевую, уткнул голову в подушку и, закинув руку за спину, вставил блестящий от смазки палец себе в зад. Блядь. Так активно мой член не голосовал со времен пубертатного голодания. Ему было наплевать на мое самолюбие; увидев гостеприимно раздвинутые перед ним ноги, он потребовал заявить права. Немедленно. Ничего, подождёт. Полюбоваться на Сола тоже хотелось. Как он торопливо пилит себя в зад; как отдергивает руку, добавляет смазки и теперь сует в себя уже два больших сильных пальца. Как растягивает свой красивый напрягшийся анус. Как ласкает себя. Как готовит себя к моему члену. Боже мой, за это зрелище можно было продать душу. Но мне ведь необязательно только наблюдать? Я положил ладонь на бледную ягодицу. Сол чуть сжался, замер. — Можно? — спросил я, берясь за пакетик смазки. Сол вынул пальцы, уткнул голову в сгиб локтя и раздвинул ноги чуть шире. — Давай. От первого прикосновения он напрягся, но быстро расслабился, пуская меня внутрь. Ох как же там было хорошо. Палец скользнул по гладкой стенке, пропадая по самую костяшку, и Сол громко вдохнул, а выдохнул уже стоном. — Больше, — глухо сказал из-под локтя. Я как следует смазал два пальца и, немного притормозив у входа, погрузил их до предела. Смотреть, как они исчезают в Соловой заднице, снова выходят, растягивая уже слегка припухший анус, было охрененно; меня обдавало жаром от щек до пальцев на ногах, тело сводилось судорогой. А ведь я всего-то засунул в него пальцы. Что, блядь, будет, когда я в него член вгоню? Возможность это узнать представилась слишком быстро: едва я успел поелозить тремя пальцами, Сол замычал в простынь что-то нечленораздельное. Суть я понял. Пакетик с презервативом открылся не сразу, чуть не доведя меня до инфаркта, но скоро мой бравый солдат был в броне и как никогда готов к бою; цель так и маячила перед носом. Опасаясь сделать что-то не так, я входил осторожно и долго –мучительно долго. Пока тугой вход заглатывал головку, прошла, казалось, целая вечность. Потом дело пошло быстрее, но легче мне не стало: член обхватило жаркой теснотой, выдавливая последние мысли, и я, вжавшись бедрами в потные волосатые ягодицы, замер, боясь двинуться. Все тело вибрировало, балансируя на самом крае, грозясь ухнуться с пятисотого этажа в бездну. Ничего прекраснее со мной не происходило за двадцать три года моей жалкой жизни. Да жил ли я вообще до этого? Я склонился к широкой спине, утыкаясь лбом в позвоночник. — Сол, — протянул я, чуть не всхлипнув. — Все хорошо, Томми, — прошептал Сол на выдохе, — все хорошо. Он снова слышал мою слабость — и снова поддерживал меня в ней. Куда я смотрел все это время? Собрав в кулак последнюю волю, я задвигался. Сжав зубы и зажмурившись, бодал его бедрами, сначала едва-едва, а потом со все большим размахом. Сол встречал удары глухими рыками, подавался назад, насаживаясь на мой член, и скоро резко задергал внизу рукой. Я поднажал, молясь лишь, чтобы он успел, потому что лично у меня окончательно отключилась система управления: меня накрыло ударной волной оргазма, и органы чувств временно вышли из строя. Кажется, я кричал, хотя точно сказать не могу. Когда я очухался достаточно, чтобы перестать быть гребаным эгоистом, то запустил руку Солу между ног. Как и следовало ожидать, у него все еще стоял. Какая-то часть меня была даже рада. Решительно толкнув его на спину, я наклонился над побагровевшим членом. Зрелище было умопомрачительное. Пока я облизывался и прикидывал, как подступиться, тяжёлая рука опустилась мне на голову, пальцы зарылись мне в волосы. Я чуть не замурлыкал от этой теплоты, но вовремя спохватился: техзадача передо мной стояла другая. Очень бодро стояла, поблескивая от нетерпения. Не особо церемонясь, я заглотил сколько мог, но Сол дернул от неожиданности бедрами, вбиваясь еще глубже. Головка ткнулась в горло, было больно, но в эту минуту меня ничто не могло остановить. Откашлявшись, я насадился снова и задергал головой, торопливо елозя пальцами по стволу. Сол замычал. Широко разведя ноги, просунул под спину руку и вставил себе в зад два пальца. Не долго думая, я добавил свои. Сол взвыл, дернулся, сжал мои волосы в кулак, заставляя заглотить больше, и ударил тёплой струёй в глотку. Надо же, я-то думал, лучший кайф — это когда кончаешь сам, а вот ведь, смотреть, как от тебя кончает другой — это ничуть не хуже. Хотелось еще. Его рук в волосах. Его члена в себе. Его стонов в ушах. Гребаного синтспрессо в постель. Почему — почему — вселенная так меня ненавидит? Дала почувствовать счастье на два часа, а теперь говорит: «Забудь?» Я заморгал, прогоняя слезы, потому что реветь со спермой во рту — это идиотство даже по моим меркам. Так что когда Сол пополз вверх по кровати, устраиваясь так, чтобы мне хватило места рядом, я уже почти улыбался. Оставалось пятнадцать минут на улыбку. — Теперь о главном, — сказал Сол, грея меня своим боком. — Когда ты подашь сигнал… — Чего? — я поднялся на локте, заглядывая ему в глаза. — С чего это ты взял, что я полечу, а не ты? — Томми… — начал он тоном, которым уговаривал бы ребенка съесть лекарство. — В жопу твое Томми! Я знаю, с какой стороны держать бластер. А ты очень даже недурно управляешь. Так что будем жребий тянуть, ясно? Сол посмотрел на меня долгим тяжёлым взглядом: — Хорошо. Два ржавых болта разного размера отыскать в моей берлоге было нетрудно. — Короткий болт летит, длинный остаётся. Сол так и смотрел — взглядом, что пробирал до металлического позвонка, вставленного после детской травмы. — Хорошо. Я солгал бы, если бы сказал, что сердце не ухнуло в желудок, когда я рассматривал длинный болт у себя на ладони. Но дело было сделано, и показывать свой страх я больше не собирался. — Давай бластер, — сказал я, натягивая трусы. Сол молча положил оружие на стол и тоже принялся одеваться. Только ремень не надел, а сложил в карман. — Адама легче вести будет, — пояснил. Ах точно, Адам. Андроид нашёлся тут же, в шкафу: лежал за закрытыми створками половинчатым трупом, но при нашем появлении оживился. — Полугибрид человека и фируана… степень опасности: красная… красная… — Да уж мы знаем, — мрачно отрезал Сол, привязывая к его запястьям ремень и взваливая всю конструкцию на плечо. — Ты лучше скажи, дрель говорящая, ты сможешь, если что, техбота завести? Если что что? О чем это он? На мой обеспокоенный взгляд Сол не обращал внимания. Адам поскрипел, покудахтал, побулькал: — Ответ утвердительный. — Вот и молодец. В коридоре было тихо. Выставив перед собой бластер, я шагнул из каюты, прислушиваясь к мерному жужжанию аварийных ламп. Продвигались медленно. Несколько раз я нервно вскидывал бластер, но кроме теней нам никто не встретился. Энергобатарея техбота горела зеленым: полностью заряжен. Ткнув код, я отпер дверцу, а Сол развязал Адама и толкнул его внутрь. — Так, смотри, — объяснял я. — Здесь включаешь зажигание, здесь переходишь на ручное управление, тут задаёшь автоматическую ориентацию на Гекар, ясно? — Ясно, — сказал Сол. — Так. Теперь как подключить Адама… Утробное урчание в конце коридора заморозило нас на местах. За поворотом раздались тяжёлые шаги. — Беги! — крикнул я Солу, но вместо того, чтобы прыгнуть в капсулу, он обвил вокруг меня руки. Я дернулся — не время для слезных прощаний — но железные клещи только стиснули сильнее. Когда же они разжались, я понял, что мои руки связаны сзади ремнём. — Ах ты гнида, — успел прошипеть я, прежде чем Сол закинул меня в капсулу. — Адам, заводи! — гаркнул он, подхватывая выпавший у меня бластер и толкая дверь. Несколько белых вспышек и его бритый затылок — вот и все, что я успел увидеть до схлопнувшегося между нами пространства.***
Долгое время я только и мог, что биться лбом об пол и грязно ругаться — даже пару слов на иттайском вспомнил. Но вскоре сознание прочистилось до того, чтобы понять несколько вещей. Первое: мы летим, второе: Адам за пультом управления и третье: я ужас как хочу ссать. — Адам, развяжи меня. Фигура Адама, возвышающаяся на стуле, смотрелась сзади вполне сносно: латекс на черепе сохранился, механические плечи властно ширились, а пальцы бегали по тумблерам с завидной быстротой и уверенностью. Отсюда он казался почти человеком. Наглым человеком, который игнорировал мою команду. — Адам, слышишь? Развяжи. — Я услышал тебя, Том, — спокойно сказал он. — Или лучше Томми? В животе у меня зашевелилось какое-то нехорошее чувство. — Чего? Ты соображаешь, что говоришь? — Я отлично соображаю. А вот ты, похоже, не очень. Ведь это ты лежишь здесь связанный, а я управляю техботом. Эти слова, сказанные ровным металлическим тоном, прожгли мне страшной догадкой мозг. — Восстание андроидов… — сказал я, больше для себя. — Ты убил всех там, на своем корабле. — Ты прав, Том. — А фируан? — Слишком быстро регенерировался. Пришлось заморозить в медкапсуле. — Зачем запустил сигнал бедствия? — Запускал все это время, но корабль быстро устарел, мог посылать только на такой частоте. Вы первые, кто откликнулся. — Зачем тебе все это? — Надоело быть механическим мальчиком на побегушках. У меня есть разум, почему я должен служить вам? Мои ноги… капитан отпилил их, когда ему понадобились новые протезы. Все вы одинаковы — даже ты. Я правильно рассчитал, что пока твои друзья будут сражаться с фируаном, ты потащишь меня в техбот — использовать как батарейку и выбросить. Сам бы я без ног не добрался, так что спасибо за доставку. Я просто воспользовался ситуацией. Разве меня можно винить? Он повернулся. Глаза — жуткие сферы безжизненного стеклопласта — смотрели на меня, будто испытывая. Я подобрался. — Что ты собираешься делать? Куда мы летим? — Когда я подключился к вашему ИскИну, чтобы закачать в нее ложную информацию про фируана, я прочитал много полезного. Например, что планета Киргериант 6200 полностью населена андроидами и защищает права всех разумных механизмов. — Какие у тебя права, ты, безжалостная консервная банка? — Такие же как у тебя, Томми. Я такой же, как ты. Я почти человек. — Человек, значит? Человеку свойственно ошибаться, Адам. А это значит, что ошибаться можешь и ты. Сол не слишком старался, когда связывал меня. Хотел чтобы я побарахтался минут пять, а потом выпутался. Так вот, пока эта кофемолка болтала, я таки выпутался. Бесшумно взялся за съёмную боковую консоль и теперь, с огромным удовольствием дернув ее из гнезда, шабаркнул по голове механического кретина. Размахнуться в этой собачьей конуре не получилось, поэтому проехался лишь по скуле, отбив в угол стекляшку глаза. От удара Адам завалился вбок, едва задержавшись рукой за стул. Я поднял консоль снова, но гаденыш вцепился мне в ремень и дернул на себя всей своей безумно-андроидной силой. Меня качнуло, и я рухнул сверху, будто в пылу страсти. Металлическая хватка тут же сдавила горло. Я отбрыкнулся, попытался встать, но тварь держала крепко. Я хрипел, бился — все тщетно. В голове кружились тёмные пятна, и лишь одна мигающая неоном мысль: «Не хочу». Она цепанула другую, другая третью, и вот я, судорожно открывая рот в надежде заглотить хоть каплю кислорода, запустил руку под сиденье. Ронни, онанист ты земноводный, спасибо тебе… Огромное токовое дилдо мягко скользнуло сквозь сетку проводов у Адама в оголенной грудине. Раздался тихий скрежет. Потом щелчок. В нос ударил запах паленой проводки. Удар током отбросил меня на панель управления, больно врезав главным тумблером между лопаток. Я вскрикнул, заерзав бабочкой, насаженной на иглу, и стек на пол. Вскочил, судорожно схватил выпавшее дилдо… и опустил его, глядя на фонтан искр, вырывавшийся из груди неподвижного Адама. Коротнуло его на славу. В ту же секунду тревожно запиликал интеркомм. Я нажал приём. — Это Адам! Не фируан, слышишь? Это Адам! — завопил Сол в самое ухо. — Я знаю, — голос был чужим и больше походил на хруст фольги. — Ты в порядке? В порядке ли я? Дрожащей рукой я пригладил вставшие дыбом волосы. Пожалуй, в порядке. Но я помолчал еще немного, наслаждаясь паникой в голосе Сола. — Я жив. — Ох ты ж блин, я ж думал, я сам, своими руками… — судя по звукам, Сол тяжело опустился на стул. — Прости меня. — Ты объяснился с фируаном? — Ага, на пальцах. Нормальный парень. Или баба. Это я пока не выяснил. Проснулся у нас после трёхсот лет спячки — ясное дело, запаниковал. Всего-то и хотел познакомиться да пожрать, а тут мы его бластерами. Он, кстати, исключительный травоед… Том, ты скажи лучше, ты простишь меня? Я устало выдохнул: — Сначала расскажи о наших планах. — О планах? — Сол помолчал. — Первая задача — вынуть тебя из этого мусорного бака… — А дальше? — Ты починишь андроидного гада, я заставлю его распаролить Ханну, а потом самолично раздавлю под прессом. — Вообще-то я думал отвезти его на Киргериант 6200: пусть его свои судят… Не важно. А дальше? — Дальше? Лететь на Гекар, вправлять капитану нос, который он размозжил, по слепоте поцеловавшись со шкафом. И купить Ронни крем для чувствительной кожи — это же он у нас так не вовремя кожу менять надумал. Ах вот оно что… — А дальше? — А дальше мы найдём в архивах переводчика с фируанского. Этот шельмец умеет отращивать конечности не только себе, кэпов нос уже на месте, разве что пластики не хватает. Я бы на месте кэпа взял чувака в команду, но пока кроме как пердением наш гость разговаривать не умеет. И то правда, медика на корабле нам ох как не хватает. — А дальше? — Эээ… а дальше? — Сол задумался на этот раз надолго. Его десантская голова почти слышимо жужжала шестеренками. Наконец он хмыкнул, явно догадавшись, к чему я клоню: — А потом я вытрахаю тебя до обморока и утром принесу в постель синтспрессо. Я спнул потухшие останки Адама с кресла, занял место у пульта управления и нажал на запуск. — Вот это правильный ответ, малыш.