***
Рабочий день шел медленно, был полон дел, людских разговоров и выговоров, по коридорам, стуча каблуками, туда-сюда сновали люди в деловой одежде, слышались голоса, шуршание бумаг, шумно работал принтер, клацало множество клавиатур. Откуда-то даже пахло лаком для ногтей. Как и всегда. А когда на часах пробило четыре часа вечера и рабочий день официально закончился, никто и не подумал уходить: все продолжали остервенело работать, не отвлекаясь ни на социальные сети, ни на звонки, ни на отдых. Уходить сразу же после окончания рабочего дня было невежливым. Кто же хочет таким образом выказывать свое неуважение к рабочему коллективу? Поэтому постепенно люди начали уходить лишь после шести вечера, когда большинство все же оставалось на своих рабочих местах. Скорее всего, они те люди, что растягивают свой рабочий день до пугающих двенадцати часов. Неспешно собрав вещи, Хииро вышла из офиса, направившись в другую часть здания, туда, где находился отдел продвижения спорта, где работал Тецуро. Никто там не удивлялся появлению работника другого отдела. В конце концов, она приходила туда каждый вечер, неизменно вежливая и дежурно улыбающаяся, никто не был против ее присутствия, предпочитая больше своего внимания уделять работе, нежели присутствию чужих людей в их окружении. Особенно, если те не мешались под ногами. Тецуро скоро освободится. Внимательно разглядывая объявления, вывешенные на доске, Хииро время от времени отвечала на сообщения Яку, что, находясь вместе со Львом в России, не мог увидеться со школьными друзьями при всем своем желании. — О, ты уже здесь, Хииро? Долго ждешь? — послышался мягкий, чуть усталый голос Куроо. Он стоял совсем близко, утомленно массируя переносицу. Пиджак он уже давно снял, повесив его на сгиб собственного локтя. Не мнись ткань так безнадежно сильно, Тецуро бы привязал его за рукава вокруг пояса, чтобы освободить руки. Неосознанно копируя его жест, Хииро потянулась к переносице и поправила очки: — Нет, только что пришла. Как прошел твой день? — Ужасно устал, — он наклонился, устроив голову у нее на плече и прикрыв глаза, — маркетинг — адский котёл, попомни мои слова. — Если устал, может, лучше отложим поездку и поедем домой? — она ласково разворошила его прическу. — Нет, все нормально, — Куроо выпрямился, бодро сложив руки на поясе и ослепительно улыбнувшись. — Куроо-сан! Вас к телефону! — к ним торопливо приближался молодой аккуратно одетый человек из отдела, кажется, продвижения спорта. Хииро и Тецуро быстро переглянулись, лукаво улыбнулись друг другу и, одновременно повернулись и хором поинтересовались: — Который из?.. На лице парня отразилось замешательство, он в панике зажестикулировал и, повернувшись, направился обратно, чтобы, видимо, уточнить что-то. Вновь посмотрев друг на друга, они довольно стукнулись кулаками. На пальцах обоих коротко блеснули золотистые ободки обручальных колец. — Давно планировала сделать это, — с выражением триумфа и крайнего довольства на лице заявила Хииро. Тецуро довольно хмыкнул и окликнул удаляющегося молодого человека: — Подождите, пожалуйста! Думаю, это меня.***
Хииро чуть подалась вперед, когда машина остановилась. За окном цвела сакура, светло-розовые лепестки ее отцветающих соцветий падали на крышу машины и пролетали совсем рядом, так, что выйдя на улицу, Хииро протянула руку и тут же почувствовала невесомое прикосновение маленького лепестка, упавшего ей на ладонь. В отличие от Синдзюку, где они с Тецуро жили последние четыре года, в Нерима было гораздо, гораздо тише. Так, что тяжелая от забитого рабочего графика голова словно стала чуть легче. Даже дышать было, кажется, проще. Совсем рядом виднелось здание школы. Хииро улыбнулась, выглядывая из-за машины: — Тецуро, давай еще немного поучимся в школе, — протянула она, смахивая с волос лепесток сакуры, — работа слишком утомительна. — Я согласен. Идём, — он схватил ее за руку и решительно направился к главному входу. — Нет, нет! Стой, остановись, я пошутила! — женщина замахала свободной рукой, пытаясь остановить разогнавшегося мужа. Тот же довольно улыбался и упрямо продолжал идти к главному входу. Судя по его характеру, он вполне мог прийти к директору с подобной просьбой и с совершенно серьезным лицом в один прекрасный день пришел бы на урок. Когда до входа оставалось буквально пара метров, он все же остановился, посмотрел на паникующее лицо Хииро и, довольный результатом, проговорил, все так же лукаво улыбаясь: — Все таки, я передумал. Народу в школе слишком много, да и ребята из клуба не согласятся составить нам компанию. А Яку со Львом и вовсе на исторической родине. — Но Яку — японец. — Я всегда в этом сомневался. Куроо задумчиво посмотрел на школу и внезапно заговорил, потянув Хииро в сторону дома, в который они направлялись изначально: — А помнишь итоговые экзамены? Мы оба не набрали одного балла до максимума. Я до сих пор не могу поверить, что мой недостающий балл был по химии, а твой — по истории. Ни за что в это не поверю! Ты, которая лучше всего понимала историю и я, который был лучшим по химии! Один балл! Один балл, Хииро! — он трагично закрыл лицо руками, его плечи театрально затряслись. — Не думала, что ты действительно принял это близко к сердцу, — Хииро фыркнула, завязывая короткие мешающие волосы резинкой. Ее руки двигались немного хаотично, отчего Куроо затих и взял ее за руку, желая унять дрожь девичьих пальцев: — Так сильно переживаешь? — Немного, — она опустила голову, слабо улыбнувшись, — как думаешь, он зол на меня? — Спустя столько лет? Не уверен. Ты же не ограбила и не избила его, в конце концов. Просто ушла от навязывания его представлений о жизни. Все будет нормально, уверен, он и сам уже вдоволь надумался о причинно-следственных связях в своей жизни. А если нет, — Куроо вздохнул, крепче сжав ее руку, — то это не твоя вина. Я всегда буду считать, что ты права. И всегда буду тебя поддерживать. Ничего не изменится. — Я рада, что ты так думаешь. Спасибо. Когда вдали показался знакомый подъезд, Хииро нехотя отпустила руку, державшую ее, и встревоженно посмотрела на дверь. Сердце колотилось, а руки замерзли так, будто на улице все еще царила зима. Не думала она, что будет бояться встречи с отцом сильнее, чем во время учебы в школе. — Я буду ждать тебя здесь, — Тецуро коснулся ее лба губами и махнул ей рукой, — удачи.***
Коридоры дома ничуть не изменились. Даже запах, кажется, не изменился. Из окон на лестничные площадки все так же лился ослепительный солнечный свет. На одной из них Хииро невольно остановилась. Ей показалось, что там, облитый золотом солнца, все так же болтая ногами, на перилах сидел Яку-сан, задумчиво разглядывающий муху, ползающую по оконному стеклу. Будто солнце блестело в его светлых волосах и отражалось от больших карих глаз. Показалось, будто ничего не изменилось: на улице все так же стоял Куроо, ожидавший ее выхода из дома, а этажом ниже, в небольшой квартирке вместе с яркой мамой и младшим братом продолжал жить Яку-сан, временами поглядывающий в окно и пишущий короткие сообщения в ответ беспрерывному потоку сообщений ото Льва. А в самой обычной квартире этой самой обычной многоэтажки все так же ждал ее возвращения отец с его привычной седой прядью в черных волосах. Он, думалось, по прежнему сидел в кухне, печатая что-то в своём ноутбуке, параллельно размышляя о чем-то своем. Распустив волосы (подумалось, что он мог бы быть недоволен, ведь ему всегда нравились её длинные волосы, которые были и у мамы раньше), Хииро глубоко вздохнула и решительно нажала на кнопку звонка. Пора. Дверь раскрылась и Хииро — уже давно не Накамура — увидела своего отца, что ничуть не изменился за несколько лет. Его взгляд был все таким же острым и пронизывающим, а в темных волосах все так же белым кроликом притаилась седая прядь, кожа была все так же бледна и фигура все так же внушала трепет. Все так же, как и раньше. Все, кроме самой Хииро, которая сейчас разительно отличалась от лицемерной и робкой девчушки, что боялась иметь собственное мнение и всегда и до последнего держала все в себе. — Хи… иро? — хрипло и с трудом проговорил отец, невольно отпустив сжимаемую им ручку двери. — Давно не виделись, — она хотела назвать его своим отцом, как и прежде, но почему-то не смогла, не хватило смелости. Чуть склонив голову набок, она улыбнулась, искренне и ласково, чуть сощурив большие карие глаза. В доме все было таким же, как и прежде. Даже дверь в ее комнату, кажется, осталась все такой же. Ковры, стены, мебель и цветы на подоконнике. Изменилась разве что атмосфера, утратившая былой холод и одиночество. Сейчас будто и в доме, наконец, наступила весна, пришедшая спустя множество лет невыносимого холода. — Ламина часто приходит ко мне, — негромко проговорил отец, все так же, как и прежде, будто читая ее мысли. Хироо уехал в Италию, ты, наверное, знаешь, так что мы с вашей мамой теперь часто видимся. Она ведь ничуть не изменилась. В отличие от тебя, Хииро, — его тон голоса стал будто мягче. Отец посмотрел на нее совсем не так, как раньше — холодно и выжидающе. Он просто разглядывал ее, замечая все изменения и вспоминая родные черты лица, что никогда не изменятся, — ты очень выросла. Его губы тронула легкая, едва различимая улыбка. Отец никогда не улыбался раньше. Хииро почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Теперь уже не от боли, по другой причине. Она подошла к нему и наконец посмотрела в его глаза — прямо, без вины или страха, и широко улыбнулась: — Да, ведь мне уже двадцать четыре. Они прошли в гостиную и устроились в креслах. Раньше их там не было. Наверное, второе было куплено для мамы. Это действительно замечательно. Они разговаривали обо всем, что происходило в их жизни: о работе, о семье, о новостях и их повседневной рутине. Нужно было многое обсудить. Не касались только прошлого — их общей болезненной темы, о которой говорить было бы тяжелее всего. Эти разговоры пробуждали в Хииро ее давнее детское желание того, чего она никогда прежде не получала: искреннего родительского внимания и любви. И сейчас, когда она сама стала взрослым человеком, отец наконец улыбался ей, глядя прямо в глаза и говоря о разных мелочах, которые она никогда не могла обсудить с ним прежде. Эта горькая радость обожгла ее сердце и осталась на языке солено-сладким вкусом, напоминающим вкус выплаканных несколько лет назад одиноких слез, которые сейчас, словно по команде, вновь навернулись на глаза. Сделав несколько судорожных шагов ему навстречу, она обхватила его шею руками и горько, навзрыд заплакала, не пытаясь скрыть горечь и обиду. — Ты никогда не говорил мне, что любишь меня. Я так хотела вернуть все назад, чтобы ты снова улыбался и гладил меня по голове… Я так хотела… услышать мамин голос… который говорил бы мне… что любит меня! Я так хотела быть самым обыкновенным ребенком, у которого есть мама и папа, мне даже не нужны были друзья. Ведь я так хотела заслужить твое одобрение, признание, твою любовь… Я изо всех сил старалась делать то, что ты мне говорил, я так хотела, чтобы ты полюбил меня, папа! Почему? Почему ты не говорил так со мной раньше? Я ведь твоя дочь, так почему? Почему, почему, почему?! Отец не отвечал, лишь с каждой фразой крепче сжимая ее в объятиях и постепенно опускаясь вместе с нею на пол. Его плечи слабо вздрагивали, когда он дрожащим голосом тихо произнес: — Прости меня… Прости меня, Хииро, прости меня… Прости. Он прижал ее к себе, словно надеясь передать ей все свое тепло, что она не могла получить раньше, тогда, когда оно было нужно ей больше всего. И с каждой фразой кричать хотелось громче, и с каждым криком становилось немного легче, словно тяжелый груз кусок за куском падал с ее плеч. Громко всхлипывая, Хииро обняла отца крепче, прижимаясь щекой к его плечу и закрывая глаза. Как же стало легко… — Я нашла хорошую работу, — проговорила она дрожащим голосом и не ослабляя объятий, — у меня хорошие отношения с коллегами, а еще я уже вышла замуж за того парня, с которым общалась в старшей школе. Мы живем в большой квартире и очень, очень счастливы. У нас есть большой кот и много друзей и хороших знакомых. Поэтому спасибо тебе за все, что ты делал ради меня. Я никогда не смогу перестать любить тебя. Несмотря ни на что. Спасибо, Папа. Знаете, это очень странно: шестнадцать лет жить в тщательно выстроенном кем-то мире и видеть перед собой лишь нескончаемый свод строгих правил и законов, а затем из-за одной фразы и легкой, искренней улыбки открыть глаза, выпрямить спину и взять судьбу в свои руки, наплевав на все то, что навязывали в течение всей жизни, закрыть бессмысленную книгу правил, которые носили глупое название "правил идеального человека". Книга правил давным давно закрыта, все двери раскрыты настежь, а глаза мои смотрят только вперед. Я могу простить тебя, ведь сейчас я, наконец, нашла свое место.