Geurae wolf, naega wolf, awuuu

Простите за Кенсу, аж самой стыдно тт Чонин просто садист :о Песня главы Marilyn Manson - Tainted Love и Nirvana - Rape Me. POV Jong In. Как же сладко он пахнет, мой лисенок… Так и хочется прижать к себе и вонзить в его белую шейку клыки, оставить метку, что он – мой, и только. Чтобы он знал свое место - рядом со мной, и чтобы перестал наконец-то преследовать во снах, маня своим белоснежным, без единого изъяна, телом. Снова и снова сходить с ума, видя его так далеко, не имея возможности коснуться, боясь спугнуть – самая ужасная пытка на свете, даже федералы не пытали так сильно. Господи, как же я хочу его… Но ведь этот Тао даже не подпустит к нему без официальных смотрин и ухаживаний. Хренов лис, как же ты бесишь. Хотя... Есть способ, как утихомирить этого напыщенного малыша, натравив на него Криса, нашего лидера, который уже две недели, не просыхая, пускает слюни на белого, а с недавнего времени и хвостатого, лиса. Я думаю, у меня получится отвлечь внимание этого милого в своей решимости защитить ДоДо от моего посягательства на это белое тело. На это прекрасное, умопомрачительное… Стоп, Чонин, хватит. И так держаться трудно, так еще и сам себя мыслями загонишь. Осталось лишь сделать так, чтобы туйжчан пошел к ним и предложил пойти на мировую. Когда это будет сделано, ничто мне не остановит: Кенсу будет в моих объятьях, в моих руках, и выбора у него не будет. Ах, как же жалко так воздействовать на него, но по-другому никак, ведь он боится любого прикосновения. Страшно представить его реакцию на поцелуй, но после алкоголя будет уже неважно. К тому же, так или иначе, после ночи, даже насильной, у него не будет выбора – он будет моим. Мои метки сделают свое дело – он не сможет уйти к другому, будет привязан ко мне. Черт, чувствую себя умалишенным, но он действительно идеален для роли моего саба. Я представляю его на коленях, связанным, красивым, с засосами. Это будет напоминать ему о том, что он мой. Черт, почему ты такой прекрасный, Кенсу? Почему при каждом взгляде на тебя все мое существо сковывает невидимыми цепями, и я не могу думать ни о ком, кроме тебя? Чертов малыш, это уже мания! Из-за этого я ненавижу тебя, за твой контроль надо мной. Как ты можешь, даже не зная меня, так воздействовать на мое тело, на душу, на мысли? Ненавижу тебя, лисенок. The Еnd of POV Jongin. Его действительно можно назвать сумасшедшим, при одном взгляде на него невольно думаешь о побеге - настолько его взгляд силен. И что теперь поделаешь с Кенсу? В том то и дело - ничего. Чонина не остановит никто. Как и ожидалось, ему удалось уговорить Криса. Туйжчан, несмотря на строгость характера, поддался уговорам и отправил лисам некое приглашение "на мировую". Званый вечер, на котором будут присутствовать ангелочки, и все из стаи сразу же согласны - каждый из ребят хочет увидеть своего саба, пусть и слегка с неловкой стороны. Больше всего ожидали встречи сам Крис, околдованный белым лидером, Чанель, которого околдовал Элегантный, и, конечно же, Чонин, у которого мысли превращались в бессвязный поток, в котором лишь было слышно одно: - Кенсу... Через два дня волнительного ожидания, они встречали "гостей", с первой секунды теряясь каждый в индивидуальном аромате своего лиса, вот только Чонин никак не мог выловить своего лисенка - ДоДо все-время держался возле Тао, который приобнимал младшего за талию, боясь отпустить его дальше, чем на два метра. Кай тихо рыкнул, но Кенсу, навостривший ушки*, повернул голову в его сторону, тут же теряясь - взгляды встретились, мысли спутались. Первый момент. Глаза в глаза, без права на ошибку. У Кенсу невероятно красивые глаза. Хорошие глаза. Хорошие глаза — это большая редкость, особенно среди мужчин. У них обычно годам к сорока в глазах что-то одно: либо похоть, либо тщеславие, либо безразличие к жизни. Хорошие глаза никогда не надоедают, они беседуют с тобой сами по себе, независимо от их обладателя, они ни на что не намекают. В хорошие глаза можно смотреть долго и без стеснения. Именно такие глаза у Кенсу, только он может смотреть так невинно и в тоже время соблазнительно. На секунду Тао отвлекся. И вот - он уже в разговоре с Крисом, обсуждает новости их мира: наступающую войну и противоречия. Кенсу едва услышал что-то вроде "объединение", как его вдруг кто-то взял за локоть, осторожно уводя чуть дальше, кажется, в другую комнату. Кенсу вмиг растерялся, не зная, как реагировать - Тао нет рядом, он один. Но эта странная личность отчего-то не вызывала ужаса. Лишь трепет юного тела, немного смятение и стеснительность. Кенсу покраснел, когда его вывели на свет. Оглянулся - дверь на балкон, огромная кровать с пологом, еще одна дверь. И больше ничего, но Кенсу слишком невинен, чтобы думать о пошлых намеках. Тихий смешок со стороны балкона и Кенсу, вздрагивая, видит перед собой того самого волка, который в зале поймал его взглядом и не отпускал долгих 10 минут. И теперь, они одни. А Кенсу светится невинностью. Сообразительный мальчик. Это ему в нем и нравится. Он не похож на других. Он заставляет думать о себе чаще, чем это возможно. Решив, что хватит им друг на друга смотреть, младший, все еще поглядывая на волка, выскользнул на балкон, вдыхая прохладу. Боятся нечего - луна спокойна. Примкнув к каменным перилам, Кенсу расслабился, не замечая подобравшегося к нему Чонина. Утонув в своих мыслях, забывшись в каких-то слишком детский переживаниях, не заметил, как плотоядно его осмотрели, как облизали взглядом все тело. А очнулся лишь тогда, когда вокруг талии обвилась сильная мужская рука. Он постарался повернуться, но ему не дали, сильнее прижимая к перилам балкона, уже легко целуя в шею. Именно в этот момент душу Кенсу начал медленно окучивать липкими пальцами ужас. Он тихо, стараясь не двигаться, шепотом, спросил: - Что вам нужно от меня? - в ответ ему была тишина, но он кожей почувствовал, даже не видя лица незнакомца, что тот ухмыльнулся. Рука на талии Кенсу сжалась сильнее, и в эту же секунду, к белой шее прикоснулось нечто теплое и мягкое - волк легко поцеловал нежную кожу, стараясь не сорваться заранее, но алкоголь бурлил в крови, не оставляя бедному лисенку ни одного шанса на спасение. Большие глаза стали просто огромными, когда этот человек обошел его и теперь Кенсу видел его. Он... такой красивый. Аура повелителя... Кенсу хотел бы знать, что под этой аурой, но спросить не представляется возможным. Чонин быстрым движением закинул младшего к себе на плечо и направился в комнату, где, не заботясь о комфорте младшего, скинул его на кровать. А тем временем в груди ДоДо раненым зайчиком колотилось юное сердце, совсем не понимающее намерений Чонина. А расслабленность Чонина уходит, как будто ее не было. Он больше не может терпеть. На Кенсу длинная белая хлопковая рубашка, доходящая до бедер, покрытых черной тканью. Она почти сливается цветом с кожей младшего, который смотрит на него абсолютно невинным взглядом, от которого все внизу живота скручивает от желания сделать ему больно. Так, чтобы Кенсу и в голову не пришло контролировать Чонина. Так, чтобы Кенсу понял, кто его Дом и кому следует подчиняться. Кенсу продолжал оставаться в непонимании, но уже осторожно пытаясь отодвинуться чуть назад, подальше от этого странного пугающего человека. - Куда же это ты? А-ну, стоять! - Кенсу не успел даже вскрикнуть, как на его шею обрушился град укусов, и крик все же вырвался из его горла, тонкий и надрывный. Он вскинул голову, стараясь руками как-то отодрать руки Чонина от своей талии. Но что он, маленький лисенок может сделать против этого сильного, властного и, кажется, безумного волка. Почувствовав, как Чонин уткнулся носом в напряженную шею, лис крепко зажмурился, ожидая чего угодно, но волк просто сидел рядом. Кенсу старался успокоить свои мысли, но выходило очень плохо, потому что сильное тело поверх его собственного не внушало доверия. Оно внушало лишь благоговейный ужас, настолько сильный, что переходил в панику. Кенсу вырвала из мыслей рука, в долю секунды опустившаяся с талии чуть ниже, поглаживая ягодицу. Казалось бы, не такое уж и ужасное движение, но До тихо зашипел, безуспешно пытаясь отстранится, но его остановила все та же рука, но уже сомкнувшаяся на его шее, и лицо, возникшее перед его. - Когда я делаю так, ты должен радоваться, а не убегать! - прошипел Чонин ему в губы и впился в них остервенелым поцелуем, буквально выгрызая зубами на коже Кенсу свое имя. И так большие, глаза Кенсу расширились еще больше, а из горла вырвался полузадушенный всхлип, который пропал в поцелуе, если это жесткое касание губами можно назвать таковым. До не хватало воздуха, он старался уйти от навязчивых прикосновений, но он слишком слаб. И он не смог ничего сделать, когда руки похитителя срывали с него одежду, оголяя ничем не опороченное тело. - Пустите, пожалуйста! – тихо всхлипнул младший, сквозь одежду чувствуя трение возбужденного члена и горячее дыхание, обдающее шею легким жаром. - Ни в коем случае, – заглянув жертве в глаза, насильник искривил лицо в злоречивой улыбке, будто от увиденного страха искушался еще больше. Кенсу тихо шипел от боли, когда его тянули за волосы, таская по кровати, и вследствие оттянутых прядей всякий раз, когда он едва заметно двигался под телом своего мучителя или пытался отвести глаза. Чонин не был равнодушен к страданиям лисенка, но тело порой пересиливало сознание, плюс алкоголь, который прочно залил собой все самообладание, оставляя лишь желание скорее овладеть своим маленьким лисенком. Прости, Кенсу, сегодня явно не твой день. Одежда стремительно слетала с тел, позволяя Чонину видеть своего мальчика во всей красе. Белый, словно чистое полотно. Прекрасный. Идеальный. Настолько, что в голове Кая сразу возникла картина того, как на эти прекрасные бедра ровно лягут полосы от ремней. Как это будет выглядеть. Как Кенсу будет умолять его остановится. От нахлынувших мыслей Кай перестал сдерживать себя, позволяя желанию убить остатки самообладания. Забыть о Кенсу, который сейчас смотрел на него с паникой в глаза и с таким желанием уйти от сюда, что хотелось выть. Он не хочет быть здесь, он хочет уйти. Снова к своему ненаглядному Тао?! Наверняка. От таких мыслей Чонин рассвирепел, уже не сдерживая себя. Накидываясь на шею младшего с укусами и засосами, параллельно стягивая с него низ одежды. Наконец, в его голове что-то щелкнуло, когда он осмелился укусить Кенсу за ушком, пробив зубами кожу до крови. Теперь Кенсу не выберется, никто его не возьмет на покровительство, потому что он помечен. А Чонин и рад стараться - он получил в ответ стон. И неважно, что это был полу-всхлип, неважно, что младшего пронзила нечеловеческая боль. Главное, что теперь Кенсу - его. И этого уже не изменить. Кенсу не хватало дыхания, чтобы прийти в себя. Настолько больно, настолько бесчеловечно он поступал с лисом, что тот не смог сдержать эмоции. Слезы медленно скатывались по щекам, слишком медленно, будто специально, чтобы волк обратил на них внимание. - Что же ты, лисенок, не плачь. Маленький... - Чонин улыбнулся. Красиво так, широко. Только вот длинные клыки не делали его милым. Он целовал чуть припухшие губы младшего, нежно, с упоением, чуть соленые, с привкусом слез. Его манили нежные изгибы, и он ничего не мог с собой поделать. Окончательно раздев Кенсу, Кай осторожно перевернул лисенка на животик, резким движением заставляя согнуть ноги в коленях. Кенсу ничего не хотел, он боялся, страх живыми прутьями обвил сознание, заставляя не подчиняться, оказывать сопротивление. Чонина это разозлило. Он с силой ударил младшего по спине, заставляя прогнутся и отставить попу ему навстречу. Силы покинули младшего, и он все же упал на согнутые руки, таким образом "помогая" своему насильнику. Кай потерял остатки самоконтроля. Его пальцы осторожно, словно касание бабочки, огладили молочные бедра Кенсу, тут же надавливая, раздвигая их сильнее. И тут же чуть не задохнулся от открывшегося перед ним вида. Черт, Кенсу действительно идеален. Как же замечательно он сейчас выглядит. Полностью в его власти, во власти Чонина. И только Чонин может руководить им. И только Чонин сейчас возьмет его. Кай наклонился к пушистому ушку и, чуть лизнув чувствительную кожу, нежно зашептал: - Готовься, малыш. Еще чуть - чуть, мой маленький, и ты будешь моим, - словно заведенный, повторял полупьяный Чонин, доставая из тумбочки вязкое вещество в баночке. Кенсу, конечно, невинный, но и он додумался до того, что в этой баночке. Смазка. Для него. И только теперь младший осознал в полной мере, что его сейчас... изнасилуют. Почти незнакомый человек. Изнасилует. Кенсу начинал по-тихому вырываться. Вот только Чонину это не по нраву. На нежную ягодицу тут же обрушился сильный шлепок. Младший взвыл от боли, тихо всхлипнув: - Не трогай... прошу, не надо... - Чонин его, увы не слышал. - Наслаждайся, лисенок, - без предупреждения и подготовки. Словно ножом по горлу. Проведя ладонью по сочащемуся смазкой члену, Чонин неторопливо приблизился к линии, разделяющей ягодицы, и, уперевшись головкой во вход, стал медленно на него давить. Кенсу заорал пронзительным фальцетом. Никогда в жизни ему не было настолько больно. Его разорвали надвое. Через несколько секунд боль уже яро обжигала нутро, заставляя парня что есть силы подаваться вперед, стараясь соскочить с члена, но руки Кая резво схватили его за талию, одним движением насаживая на плоть до упора. Сказать, что лису было больно – не сказать ничего: пламенной вспышкой мучительное чувство пронзило тело, заставляя парня, надрывая горло, кричать во весь голос. Чонин был словно в бреду. Он не слышал ни криков Кенсу, ни собственных надрывных хрипов. Только жар, который обволакивал его плоть, смыкался вокруг него - только лишь это имело значение. И ничто теперь не остановит. Чем больше Кенсу старался отодвинуться, тем сильнее стискивал его тело Кай, и это было самым страшным. Кенсу чувствовал внутри себя того, кого с этого момента ненавидит самой лютой ненавистью и выражает ее всхлипами и болезненными стонами. Но надолго ни его, ни Чонина не хватило. Вскоре из горла Кенсу стали вырываться лишь громкие хрипы, отчего он крепко стиснул в кулаках и зубах простыни, дабы сохранить хотя бы остатки голоса. Горячие слезы срывались с ресниц и падали на сложенные руки каждый раз, когда новый толчок с пошлым звуком раскачивал тело. Это уничтожало его изнутри. Он ненавидел эти минуты. Чонин продолжал шептать что-то пошлое, будто это принесло какую-то пользу. Ему было так хорошо внутри Кенсу, так жарко, что не хотелось выпускать его из своих "объятий". Но, он ведь не железный. На мгновение парень замедлил темп, будто возвращаясь к реальности, сурово твердящей о том, чему он подверг любимого человека. Истерзанное тело стали сотрясать плавные толчки, сопровождаемые нежными прикосновениями рук к спине. Но... в голову так некстати проникли воспоминания о Тао. Только начав стихать, боль с новой силой обожгла нутро, и сомкнутые губы уже не мог держать вырывающиеся крики. Чонин словно получал удовольствие от сорванного голоса и вбивался в тело так быстро, как только мог. Вскоре пытка закончилась, и, сотрясая вязкий воздух тяжелым дыханием, насильник кончил внутрь младшего, устало облокачиваясь на лиса всем телом. Осторожно выйдя из ослабленного тела, Кай лег на постель, чему-то улыбаясь, словно и не замечая панического взгляда со стороны Кенсу. Парень быстро, насколько мог, отодвинулся от своего мучителя, глядя на него широко раскрытыми глазами, в которых плескались боль, страх и панический ужас. Слишком острый коктейль, но Чонин этого не заметил, так как видел десятый сон. И только лишь утром, когда солнце прошлось по его лицу, и он открыл глаза, пришло осознание того, что он натворил. Чонин шокировано смотрел на окровавленные простыни, которые еще хранили аромат тела Кенсу, а в голове тихим шепотом прошипело сердце: "Что же ты наделал, Чонин...". Ребята, это было сложным испытанием для меня и, надеюсь, я с достоинством его преодолела. * - чтобы не было вопросов. Ушки у Кенсу одни - лисьи.