***
— Спасибо большое, мистер Кёркленд. — Людвиг уже был в своей квартире, в Германии. В стране, где итальянцам сложнее всего было бы его достать. В квартире, где даже французы не имели лишних ушей и, наконец, оставили его в покое наедине со своими мыслями. — Спасибо за то, что вступились… Я не ждал помощи… Я думал, мы с Феличиано покойники. — Да уж… — сухо прокомментировал англичанин. Он сидел на кухне в квартире Людвига, как бы невзначай заскочив к нему на «чай» с не очень хорошими вестями. Прямиком из Франции. — Только не думай, что я всемогущ. Возможно, люди Франциска до сих пор меня уважают, но официально мы с Бонфуа больше не вместе и, так как он пришел в сознание, выполнять мои приказы без его одобрения они не собираются. Немец кивнул, поджав губы. Какую-то секунду Артур, опустив взгляд, лишь молча попивал свой чай. Мысли беспорядочным скопом роились на языке, и он все никак не мог подобрать нужные выражения, дабы наиболее кратко транслировать суть внезапно возникшей проблемы. Наконец, прикрыв глаза, Кёркленд едва слышно уточнил: — Ты хоть понимаешь, что наделал?.. Людвиг отвел взгляд. Повисло молчание, и немецкий юноша не без усилий выронил: — Феличиано ведь теперь в безопасности?.. И это помогло Артуру вывести разговор в более связанное с предстоящей вестью русло: — Теперь им будет не так просто до него добраться, но… В опасности теперь ты. Они встретились глазами. Англичанин снизил тон: — Ты сказал французам, что мальчишка твой, поэтому они не тронули его… Но сейчас он не с тобой и, выходит, ты всех обманул. Более того, каким-то образом произошла утечка информации, и жизнь их босса подверглась опасности из-за тебя. Брат Гилберта обреченно прикрыл глаза. — Значит… Если бы Фели сейчас был со мной, никто бы не тронул нас? — Его голос затихал. — Не важно… — Он тяжело выдохнул. — Главное, что он жив… И теперь семья Варгасов хорошо охраняет его. Кёркленд хмыкнул и залпом допил остатки своего чая. Напоследок он с нескрываемым сожалением в тоне выдал: — Французы считают, что ты их обманул, Людвиг… Ты ведь понимаешь, что за этим последует?.. Молчание снова осушило воздух. И Людвиг оставил за собой лишь едва слышное: — Я понял…***
— Ты уверен, что не хочешь поесть? — вкрадчиво поинтересовался Антонио, ненавязчиво присев на краешек кровати к отвернувшемуся к стене Фели. — Ты уже несколько дней почти не выходишь из комнаты… Все за тебя беспокоятся. — Я не голоден, — глухо отозвался Феличиано из-под одеяла. И вдруг неожиданно для испанца вежливо добавил: — Спасибо, Антонио. Фернандес вымученно вздохнул. Телефон Фели стоял на беззвучном, и кто-то, кому сейчас это больше всего было нужно, настойчиво пытался до него дозвониться. — Фели, тебе звонят. Не хочешь ответить? — Испанец знал, что это бесполезно, но, может, разговор с Людвигом хоть как-то его отвлечет. — Уверен, он просто хочет тебя поддержать… Итальянец молчал. Его глаза заслезились и дыхание участилось. — Он предал меня… — выдохнул он в подушку. — Он все знал с самого начала… Он сказал, что любит меня… — Слова звучали обрывисто и хрипло. — Потому что я ему навязался… Потому что он боялся, что я обожгусь, если он меня отвергнет, и перестану быть его напарником и он не сможет больше выполнять своё поручение и следить за мной. Он меня обманул… А я поверил… Я такой глупый и беспомощный… Любой может вытереть об меня ноги, а я буду терпеть до последнего… А Людвиг… Он меня не любит, я знаю это… Ему просто стало совестно, и он решил меня спасти. В дверь постучали, но Фели не отозвался. И тогда Антонио перехватил инициативу: — Войди, Ловино. — Как ты узнал, что это я? — бесцветно поинтересовался Ловино, не торопясь пройдя к кровати. — Ты всегда очень громко стучишь… И всегда три раза, — радушно подметил комиссар, улыбнувшись и, пока Фели не видел, мягко коснувшись ладони заметно нервничающего после разговора с дедом любовника. Варгас-старший картинно закатил глаза, и довольная улыбка на мгновение коснулась его губ. — Надо же, какой вы внимательный, сеньор Фернандес. — Вы мне не говорили, что встречаетесь… — тихонько вмешался Феличиано, все ещё гипнотизируя стену и не поворачиваясь к ним лицом. — А с тобой я ещё потом отдельно разберусь. — Ловино нахмурился. — Ты подставил меня и рассказал деду о нашей с Антонио ссоре. И дед следил за нами по твою душу! Тебе бы такое понравилось?! — Ох… Феличиано теперь знает?.. Дон Варгас… тоже? — Зеленые глаза Антонио — и без того всегда как будто немного на выкате — расширились. — Всё из-за кое-кого, — процедил его любовник, но комиссар снова перехватил парня за руку, как бы призывая успокоиться и замолчать. Варгас-младший шмыгнул носом. Испанец, все ещё сидящий на краю его кровати, уже успел сдаться и перестал уговаривать его выйти пообедать вместе со всеми. Но бросать его в таком состоянии было бы неприемлемо, поэтому Фернандес решил напоследок проговорить: — Мне жаль, что твой напарник оказался таким мерзавцем, Феличиано. Но можешь не переживать: он за все ответит. Французы накажут его за то, что он пошел против них. Его скоро убьют, ведь вы с ним по факту не… — Убьют? — Фели вздрогнул, резко подняв голову и во все глаза уставившись на испанца. — Людвига убьют?.. — его голос трещал отчаянием. Рыжий парень — растрепанный и крайне бледный — вскочил с кровати и бросился к телефону. — Какой хер тебя за язык тяпнул?! — ругнулся Ловино, со всей силы пихнув Антонио в плечо. — Фели! Это неправда! Но Феличиано уже ничего не слышал. Кровь яростно стучала в висках. Его руки и губы дрожали. — Людвиг! — в панике выпалил он в трубку, прикрыв себе рот ладонью. — Людвиг, с тобой всё хорошо?! — Всё его тело начало ломать от дрожи. — Феличиано?.. — крайне растеряно отозвался немец. — Всё хорошо, что случилось? — Ты уверен?.. — уже более ровно переспросил он. — Конечно… А как у тебя дела? — Фразы блондина на другом конце провода звучали подозрительно скомкано. — Людвиг! — снова почти истерически взмолился Фели. Его голос хрип. — Людвиг, мы ведь… Мы ведь вместе. Мы же должны быть вместе. — Фели… — спустя секунду молчания вкрадчиво начал юноша. — Мы… Ты мне ничего не должен. — Людвиг! — Береги себя, Фели. Голос немца стих. Звонок сбросился. Сердце Феличиано бешено заколотилось о ребра, и всё вокруг поплыло перед глазами. — Фели… — Ловино сглотнул. Он подошел к брату со спины и мягко уместил ладонь у него на плече. — Не слушай Антонио, он ни черта не знает и несет ахинею! С Людвигом всё будет хор… — Нет! — Его брат дернулся, резко развернувшись к Антонио и Ловино лицом. Он был бледен как молоко, и паника застыла на его лице, точно в мраморе. — Они убьют его… Убьют, если мы не вместе! Они скажут, что он солгал… Замучают его… Замучают до полусмерти. — И с этими словами он бросился к шкафу, захватив вещи, после чего лихорадочно натянул на себя рубашку, трясущимися руками застегнув пуговицы. — Фели… Нет! Стой! — Варгас-старший попытался ухватиться за удаляющегося к двери брата. Испанец тем времени невинно наблюдал за происходящим и не решался вмешиваться. — Он спас мне жизнь! И я не дам ему умереть! — Фели уверенно распахнул дверь. — Идиот! — вспылил Ловино, ухватив брата за рукав его рубашки. — Он подставил тебя! Французы бы тебя убили! — И сделали бы это, если бы… Если бы на его месте оказался кто-то другой. — Феличиано решительно отдернул руку и ринулся по коридору к выходу. — Нет, стой! — из последних сил крикнул старший, застыв в дверном проеме и в ужасе смотря удаляющемуся брату вслед. — Антонио! — Он резко развернулся к загадочно ухмыляющемуся комиссару, что снова перехватил его за руку и дернул чуть на себя. — Антонио, останови его! Попроси полицию его задержать! Испанец, смотря итальянцу прямо в его широко распахнутые взволнованные глаза, в ответ лишь пожал плечами и едва заметно ухмыльнулся. — Боюсь, это не в моей компетенции. Я ведь не итальянская полиция. Повисло молчание. Глаза Ловино расширились. И лицо его помрачнело, как только в голове мелькнуло: — Ты… Ты специально сказал это!.. Антонио снова пожал плечами. С лица его всё не сходила улыбка, и он продолжал как бы невзначай стискивать запястье Варгаса, не давая ему вырваться и последовать за братом. Наконец, он едва слышно признался: — Дело в том, что я немного подружился с Гилбертом…***
— Франциск… — осторожно, едва слышно окликнул француза Артур. — Не отдавай приказ… Бонфуа был бледен, его ладони подрагивали от легкого утреннего холодка почти что безлюдного в столь ранний час немецкого города. Лицо его выглядело отрешенным и задумчивым. Кёркленд плелся за ним следом — он приехал сюда раньше всех и знал, что сделают французы, когда их босс очнется. И да… Он до последнего пытался не вмешиваться, но ледяной взгляд его когда-то любимого мужчины все никак не давал ему покоя, и он… Он будто все еще пытался отыскать того, кого любил, за фасадом безжалостного преступника, что Франциск столь старательно и столь пугающе правдоподобно изображал. — Франциск, прошу тебя. Он ведь брат Гилберта… Вы ведь друзья… Бонфуа остановился. Они были одни в окружении небольших домиков и магазинов — и на улице не было ни души. Люди Франциска должны были подъехать позже, так что Артур решил подловить его одного и застать врасплох (ведь показательно строить из себя влиятельного босса перед бывшим любовником французу попросту не было смысла). — А это, случаем, не Гилберт сдал тебе мой план и растрепался испанскому комиссару? — Франциск обернулся, окинув англичанина невозмутимым взглядом. — Да так удачно, что Варгас выстрелил мне в ребра прямо посреди улицы. Кёркленд нахмурился, и Бонфуа, чуть задрав подборок, ещё секунду выжидал хоть каких-то вразумительных доводов, в связи с которыми он не может расправиться с братом Гилберта. Но англичанин молчал, так что француз оставил последнее слово за собой: — Мои люди хотят убить предателей. Кто я, если не позволю им сделать этого? Артур вздрогнул, окунув блондина в глубину своего отчаянного взгляда. — Но Франциск… Одно твоё слово и… — Прекрати. — Франциск устало выдохнул, помотав головой. — Прошу, прекрати позорить меня перед моими людьми. Ты не представляешь, как сложно быть их предводителем и тащить на плечах огромный преступный клан. Если я дам слабину, они меня загрызут и я закончу как Лантье. — Они уважают тебя и лишь требуют ответное уважение по отношению к себе и своим порядкам, — неожиданно для самого себя выдал Артур. — Ты не обязан становиться жестче Лантье. Как раз наоборот… Бонфуа какое-то время лишь молча смотрел взволнованному парню в глаза. Наконец, улыбка собралась в уголках его губ, и он едва слышно пробормотал: — Ну и прелесть же ты: а так сразу и не скажешь, что в тебе столько чуткости. Может, поэтому они до сих пор тебя любят и хотят, чтобы ты вернулся. Артур довольно усмехнулся, прикрыв глаза. — Просто знай, что я рядом, если тебе когда-нибудь понадобится совет, Франциск.***
В дверь настойчиво застучали, и Людвиг вздрогнул. Его обдало холодом, и он не решился подняться с кресла. Он не спал всю ночь и лишь готовился к… И снова стук. И сердце парня заколотилось сильнее. Боже, он знал… Знал этот дрожащий хрупкий звук. И от одной только мысли, что его Фели сейчас где-то совсем рядом, его голова закружилась. Он вскочил с кресла, но вдруг снова застыл, не решаясь пошевелиться. Нет, его Фели должен быть дома с родными! — Людвиг! — воскликнул Феличиано, бросившись парню на шею прямо с порога. — Ты так долго не открывал! Я чуть с ума не сошел! Я думал, с тобой что-то случилось! — Глаза парня были влажными и красными, и он весь затрясся в руках как бы на автопилоте стиснувшего его в объятия немца. — Ты такой жестокий! Сбрасывал все мои звонки! Мне пришлось звонить твоему брату, чтобы он сказал мне твой адрес. Он… Он меня подвез до твоего дома. — Итальянец шмыгнул носом. И слезы уже бесконтрольно скатывались по его щекам. — Ты такой злой, такой бесчувственный! Почему ты так поступаешь?! Я так хотел тебя увидеть… А ты даже трубку не взял!.. Я знаю, ты не хочешь быть со мной, но я… Я же просто хотел… Я просто… Мне так страшно… Так больно без тебя. — Фели… — только и смог выдавить Людвиг, прижимая к себе своего любимого. — Черт возьми… Я… Я так тебя люблю. Ты даже не представляешь… Итальянец вдруг замолк, подняв на напарника ошарашенный мокрый взгляд. И в дверь снова заколотили. Но открывать не пришлось, ибо они ещё не успели запереться. И на пороге уже было несколько приближенных Бонфуа. И он сам. Собственной персоной. И Кёркленд. Растолкавший всех французов и, протиснувшись внутрь, в изумлении уставившийся на обнимающуюся парочку. И никто не решился проронить и слова. Лишь только Франциск, оскалившись, развернулся и направился вниз по лестнице, утянув за собой растерянного англичанина. И, какое-то мгновение прожигая немца взглядом, приближенные французского босса ещё немного постояли, выждав решительно грозный взгляд итальянца, наконец, унявшего истерику и не испугавшегося дать отпор. И он все еще прижимался к блондину, ибо верил, что даже сейчас, когда он рядом с ним, в объятиях его сильных крепких рук, ничего не может случиться. И он был прав. Ведь теперь, когда они вместе. Когда они действительно по-настоящему вместе. Никто никогда. Уже не встанет у них на пути. — Людвиг, так значит, это правда? Ты… Действительно меня полюбил?..