Дистимия на двоих

      Сколько прошло времени — неизвестно. По ночам оно становится особенно тягучим и аморфным, приобретает способность деформировать прозрачную пелену жизни незаметно, едва касаясь ее своими острыми когтями. Время производит свои таинственные деяния тогда, когда все спят. Не спят лишь те, кто чувствует то, как что-то меняется.       Таких людей немного. Кто-то чувствует страх и панику, кто-то — одиночество и грусть. А голубоволосый парень тихо спит, положив голову на подушку в руках. Он устал бегать от младшей сестры Времени — от Смерти. Уже давно она за ним охотится, пару раз даже раздирая нежную кожу Салли то на лице, то на запястьях, то оставляя раны на сердце. А сейчас… Всё изменилось. Резко и кардинально, впуская в жизнь Фишера множество непривычных чувств. Теперь он хочет жить. Жить вместе с Ларри, с тем самым странным парнем из соседнего крыла этого ветхого здания. Только он смог вселить в младшего надежду и любовь.       Дверь в палату тихонько скрипнула, впустив Джонсона внутрь. Он так же тихо прикрыл её, оборачиваясь. Салли, прислонившийся боком к окну, тихо сопел, приоткрыв тонкие губы. Как только Ларри приблизился, Фишер тут же вздрогнул и проснулся, оглядывая вошедшего сонным взглядом. Лишь через пару секунд парень радостно улыбнулся: — Ларри! — такое родное и теплое имя сорвалось с языка, когда шатен присел на противоположную сторону окна, улыбаясь в ответ. — Может, поспишь? Ты устал после... — произносить это слово не хотелось. Оно было слишком мерзким и ужасным для такой уютной обстановки. Джонсон робко перебирал кончики своих волос, смотря на Салли виноватым взглядом. — Нет. Всё нормально. Это называется «срыв», Ларри. Мы все через это проходим, это нормально, — вполголоса произнёс протезник, отрешенно разглядывая отражение шатена в оконном стекле. — Ты так просто говоришь об этом. — Потому что это моя жизнь.       Получилось холоднее, чем голубоволосый планировал. Он тут же осекся, считая, что задел чувства старшего. — Прости, просто… Это уже стало привычным. Как и мой протез. Это часть меня, — Сал задумчиво нахмурил брови, вдумываясь в свои слова. — Тогда попытайся сделать так, чтобы твоя жизнь изменилась в лучшую сторону, — Ларри сейчас больше всего хотелось прижать Салли к себе, погладить его мягкие голубые пряди и сказать, что теперь всё будет по-другому. — Как я это сделаю? Я и так уже достаточно изменил. Теперь ты первый и, пока что, единственный человек, который может меня касаться. А еще ты видел моё лицо. Этого достаточно. — Ну нет, не достаточно! Продолжай меняться и не останавливайся. — Я боюсь, — младший перевел взгляд на Ларри, рассматривая его скулы. — Чего ты боишься? — не понял патлатый, смотря в глаза собеседнику, вынуждая его таким образом смотреть в ответ. — Ну… Вдруг в этом не будет смысла. Что если всё это зря? Мой отец по-прежнему будет винить меня в смерти матери, одноклассники так же продолжат избивать и унижать меня…       Ларри на минуту замолчал, переваривая новую информацию о жизни голубоволосого. — Смысл есть всегда и во всём. Если ты думаешь, что его нет, значит тебе просто не дано его понять.       Салли задумчиво перевёл взгляд вновь на окно. В словах Ларри было что-то глубокое, но синевласый слишком устал, чтобы сейчас в этом разбираться. Ему хотелось немного покоя и бесполезной, бессмысленной болтовни.       Парни перебрались на кровать Фишера, где было заметно теплее.       Они говорили вполголоса, чтобы не привлечь внимание сестёр, которые изредка ходили по коридору, проверяя, всё ли спокойно. Их шаги очень звонко раздавались в устоявшейся тишине.       — Ларри... — робко прервал Салли шатена, который увлечённо рассказывал о чём-то. — Что такое? — тут же замолк шатен, с едва заметным беспокойство глядя на паренька. — Можно… Ещё прикосновений? — спросил синевласый, отводя стыдливо взгляд, словно просил чего-то извращённого. — Конечно, — улыбнулся патлатый, взяв Сала за руку и переплетая пальцы. Он придвинулся ближе, так близко, что младший почувствовал его размеренное дыхание.       На этот раз, вопреки всему, чужие касания не отзывались в груди щемящим ужасом и отвращением. Наоборот, чужие ладони согревали ледяные пальцы и заставляли чувствовать себя увереннее. — Спасибо, — слегка улыбнулся Фишер, подняв взгляд на Джонсона, а затем, пытаясь отвести тему, попросил, — Ты говорил, что любил рисовать. Расскажи об этом больше. Мне интересно узнать о тебе! — Ох, — удивился такому внезапному вниманию к своей персоне Ларри, почесав свободной рукой макушку. — Да, я много рисовал. Обожал и обожаю до сих пор всё это, но, к сожалению, в диспансере нет необходимых вещей, а принести их некому, — поник шатен, но видя, что и Сал тоже погрустнел, вдруг усмехнулся и понизив голос заговорил, — На самом деле, все художники — психи. Без этого вряд ли получится что-то творить и выдумывать, — в ответ на это синевласый только посмеялся и согласно закивал, а Джонсон продолжил, — Вот выйду отсюда — и на все свои деньги куплю кистей и красок! — улыбался шатен, радуясь тому, что это подняло настроение и младшему. Однако, парень с тремя белыми шрамами на правой щеке вновь замолчал, что-то напряжённо начиная обдумывать. — Когда я… уйду отсюда, — вдруг заговорил паренёк, Фишеру трудно было подобрать необходимые слова. — Всё станет таким, как было раньше. Но я не хочу, понимаешь?       Как же дать Салли гарантию того, что теперь всё будет по-другому? Они продолжат дружить, Ларри всегда будет помогать парню со всеми проблемами, будь то пьяный отец или же очередная истерика. Шатен даже думать не хочет о том, чтобы оставить этого чудаковатого протезника с двумя девчачьими хвостиками. Его точно не забыть, а Ларри даже и не собирается. — Не будет так, как раньше. Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку, — Джонсон улыбнулся, протянув руку к лицу Салли. Хотелось коснуться мягкой белоснежной кожи, погладить шершавыми подушечками пальцев скулы. Ларри не умел себе отказывать в порывах таких странных влечений, а потому пальцы художника вовсю скользили по линии подбородка сидящего напротив парня. Тот инстинктивно сжался и, кажется, почти прекратил дышать.       Взгляд голубых глаз настороженно вглядывался в силуэт старшего. Каждое легкое и мимолетное прикосновение к лицу Салли было таким трепетным и чувственным, что ему тут же захотелось ущипнуть себя. Он даже мечтать не мог о том, что найдется кто-то такой, кто сможет так к нему относиться, кто сможет уважать и понимать. Кто-то, не такой как все.       Пока голубоволосый осознавал это, Ларри осторожно коснулся губами щеки Фишера. Вот в этот момент и была пройдена точка невозврата.       Неужели?.. Не может быть! Просто невозможно! Что?!       Тело отказывалось слушаться, обмякнув и становясь ватным. Вокруг темнота, слабый свет единственного уличного фонаря. Лишь теплое дыхание и мягкие губы. Всего мгновение, но уже вечность. Сейчас всё растворилось, уменьшилось — все проблемы, мысли. Только чувства. Только поцелуй в щеку, в ту самую, которая была обезображена шрамами.       Джонсон оторвался тут же, а увидев потерянный взгляд Салли лишь виновато закусил губу и пробормотал что-то вроде:       — Прости, не знаю, что на меня нашло.       Если Фишер прекратит с ним общение и пошлет куда подальше — то он поймёт. Кажется, всё это было ещё так преждевременно… Но голубоволосый, всё ещё не моргая, смотрел перед собой, приоткрывая рот в намерении что-то сказать и тут же закрывая.       «Черт, по-моему, я его сломал», — мысленно предположил патлатый, всерьез переживая за такую реакцию друга.       — Я… Все.., — наконец промолвил дрогнувшим голосом Салли, фокусируя взгляд на Ларри и тут же улыбаясь. — Всё хорошо. Можешь делать так, когда захочешь.       За своё странное поведение было немножко стыдно, но всё же в голове никак не укладывались — его поцеловали. По-настоящему, чувственно и так… С любовью? Неужели это что-то значит? — Серьёзно? — усмехнулся Ларри, чувствуя, как чужие пальцы сильнее сжали его руку, а сам патлатый свободной рукой стал перебирать пряди волос Сала, зевнув. Время уже было позднее. — Зачем ты это сделал? — всё же спросил синевласый, поднимая невинно-детский взгляд. — Наверное потому что захотел, — шатен пожал плечами, продолжая улыбаться и прикрыв глаза. — Это что-то значит? — напрямую озвучил свои мысли Фишер, дожидаясь ответа и чувствуя чужие прикосновения на волосах, отчего по телу невольно пробегали мурашки. — Во всём есть смысл, просто его не сразу можно понять… — туманно ответил Ларри, почти один в один цитируя свои же слова. Было так хорошо и тепло, что старший невольно ещё раз зевнул, начиная понемногу проваливаться в сон.       Голубоволосый больше ничего не говорил, замечая, что дыхание патлатого стало совсем тихим, а это говорит лишь о том о том, что парень засыпает. И младшему бы совесть не позволила сейчас его разбудить.       Однако, ему всё так же было интересно, о чём думает Ларри? О чём думал до поцелуя? О чём после?       А Ларри ничего не думал. Он привык всегда сначала действовать, а потом уже размышлять. И когда стоит выбор между сделать и не сделать, шатен всегда выберет первое.       А тут ещё и такая возможность...       Джонсону давно хотелось стать к Салли ближе, так, как их бы не сблизили никакие слова, но лишь совсем недавно он осознал истинную природу своего желания. Примерно тогда, когда сидел в кабинете доктора, бессильно пытаясь подавить злобу на Трэвиса.       Доктор Откин очень долго не мог понять, отчего же вдруг сорвался шатен который так прекрасно держал себя в руках, пока сбивчиво, зло ударяя кулаком по столу, патлатый не поведал историю о встрече с блондином на крыше и последующих событиях. - Ларри, ну сколько раз я тебе говорил - Держи карту при себе! - ответил врач с укором. Он и так рисковал, отдавая эту вещь пациенту, а потерять её значило бы, скорее всего, потерять работу для Откина. - Кусочек пластика волнует вас сейчас куда больше этой твари? - прорычал Джонсон. - Поаккуратней с выражениями, - тут же хмыкнул доктор, придвигая стакан с водой к парню, - Запей успокоительное. - Да что вы со своими таблетками! - фыркнул шатен, отвернувшись. - А с чем ещё? - усмехнулся доктор, а потом добавил, - Надо же было тебе так приревновать своего друга, чтобы вновь сорваться... - Приревновать? - парень недоуменно покосился на Откина, а потом задумался.       А ведь и правда... Именно Сала не хотел ни с кем делить шатен... Именно этого парня он терпел и желал оберегать, несмотря на его срывы и страхи. Почему же?       Как-то раз у художника уже были мысли о том, каково это - влюбиться? Но он отмахивался от этого, считая, что его перепады настроения и чрезмерное собственничество вряд ли кто-то стерпит. Да и, как считал шатен, любви не бывает без дружбы, а друзей у него не было.       Покидал Джонсон кабинет врача с полным сознанием того, что, похоже, влюбился. Но своих мыслей врачу не озвучил, решив разобраться с этим позже. Да и успокоительное начало действовать, словно нашёптывая: "Потом... Расслабься... Все потом решишь..."       Но всё равно грустно ему было, ведь чувства эти были абсолютно не нужные никому. Куда, скажите на милость, деваться, если тот, о ком хочешь заботиться, шарахается от простых касаний? Пусть всё и начало меняться...       Но сейчас, пока Ларри продолжал спать, а сам Фишер уютно устроился у него на плече, продолжая держать за руку, шатен ни о чём не думал.