Еще один герой

      На фоне: Joanne (Where Do You Think You're Goin'?) Piano ver. - Lady Gaga       По возвращении в деревню шиноби ждала новость о том, что Цунаде вышла из комы.       — Как я рад, — обрадовался Хатаке тут же, видимо, больше тому, что его назначение как минимум откладывалось.       Для Наоко это, вообщем-то, не было такой большой радостью. Пятая сразу же вызвала девушку к себе. И именно Пятая в прошлый раз дала ей испытательный срок. Кто знал, что она намеревалась сделать теперь.       Какаши пообещал девушке сопроводить ее, но Цунаде настояла на приватном разговоре.       — Ну что ж, здравствуй снова, — поприветствовала женщина Наоко, — рада видеть, что ты с нами в эти тяжелые времена.       «Та-ак, это уже странно», — пришло в голову девушке, она явно не ожидала такого мягкого начала.       — Мне жаль, что между нами в прошлом возникали недомолвки и что я не доверяла тебе должным образом. Однако и ты меня пойми, я все же на этом кресле не для галочки сижу, — Цунаде с недовольным видом посмотрела себе под ноги, — неудобное зараза!       Наоко не удержалась и хихикнула.       — Ты прекрасный шиноби, — продолжила Цунаде, — шиноби, наделенный, безусловно, уникальным талантом, да и к тому же высокими моральными качествами.       Тут девушка почуяла уже что-то неладное, но продолжила слушать.       — Шиноби часто приходится сталкиваться с трудностями, со сложным выбором, с потерями. Скоро грядет война, я более чем уверена, что потери будут огромны. Однако может быть кому-то посчастливится их не увидеть.       — К чему вы клоните? — не выдержала девушка.       Хокаге встала с кресла.       — В последнее время на страну Огня, да и на другие страны, совершаются нападения со стороны Акацуки. Это своеобразное напоминание нам всем о том, что мы все еще можем «мирным» путем предотвратить войну и выдать им восьми- и девятихвостого.       Наоко слушала дальше.       — В числе пострадавших селений в основном крупные города. Если брать в частности нашу страну, то недавно было совершено нападение на Дайме Огня, однако его не было во дворце. Не достигнув цели, Акацуки решили убить всех его приближенных.       Пауза.       — Твои родители, Наоко, они пали жертвой Зецу.       После этих слов девушка уже ничего не слышала. Она в мгновение почувствовала дрожь в коленях, а затем лишилась сознания.       Знакомый запах. Знакомое место. Неужели…?       Наоко еще не открыла глаза, но уже знала, где находится.       «Больница Конохи», — подумала она первым делом.       Веки девушки затрепетали, затем Окада открыла глаза. На ее кровати лежала книга Какаши, а рядом с ней и спящая голова самого сенсея. В любой другой ситуации девушка не смогла бы перебороть любопытство и взглянула бы на содержимое знаменитой книженции, но ей было не до того. Она надеялась, что ее последние воспоминания — это всего лишь сон, но хотела в этом удостовериться. Девушка начала трепать Какаши по голове, чтобы тот проснулся и все ей объяснил.       — Какаши, проснись, пожалуйста. Надо поговорить.       — А? Что? — Хатаке мигом проснулся.       — Это сон? Скажи, что это был сон.       Мужчина, конечно же, сразу понял, о чем речь и отрицательно покачал головой. По щеке Окада покатилась слеза, затем вторая, третья. Хатаке присел рядом и обнял девушку.       — Ну почему я? Почему со мной всегда так. Сначала Умер Гаара, затем, конечно, воскрес, но что это был за кошмар. Затем Итачи. После и ты умудрился меня покинуть, теперь еще и… еще и они… Мама, папа… Как же так? Как же так? — девушка начала плакать уже навзрыд.       Затем в палату зашла Цунаде. Она тактично промолчала, насколько позволяло положение, то есть секунды три, а затем сказала:       — Мне очень жаль, правда. Мы все знаем, каково это, потерять близких, но на носу война, и если мы не предпримем что-то, то потеряем еще больше людей.       Девушка не слышала.       — Какаши, усмири ее или мне придется сделать это по-своему.       — Она потеряла родителей. Я не могу ничего сделать. Нужно время, — ответил джоунин.       — Ты — Какаши Хатаке, командир третьей Дивизии объединенных сил Альянса в Четвертой Мировой войне шиноби.       — Знаешь, воевать полегче будет.       — Ладно, я сама, отойди.       Джоунин с недоверием отодвинулся и сказал:       — Только помягче.       — А как же иначе, — ответила Пятая.       Цунаде присела на край больничной койки и взяла девушку за руку.       — Тебе нельзя так беспокоиться, Наоко. Послушай меня, — волевым, но в то же время мягким голосом начала женщина, — ты навредишь и себе, и ребенку. И так вам уже порядком досталось.       Окада тут же как будто водой окатило.       — К-какому ребенку?       — Ну здравствуйте, только не говори мне, что не знала про свой четвертый месяц.       — Четвертый месяц?       — Практически пятый! Беременна ты, девочка моя. И уже давно.       Наоко замерла. Не двигалась вообще, будто и не дышала. Цунаде там временем продолжила:       — Так-так, вдох, выдох. И лицо попроще. Можешь радоваться, на войну тебя в таком положении никто не возьмет.       Это не подействовало. Хокаге вздохнула:       — Теперь, Какаши, давай сам.       Женщина вышла из палаты, никто и слова сказать не успел. Хатаке было немного не по себе, он не мог подобрать слова. Однако на его удивление, девушка первая заговорила.       — Ты знал?       — Узнал за пару часов до тебя.       — И что теперь? Когда вообще…?       Тут до Наоко дошло, что она провела три месяца в иллюзии Итачи, плюс до этого пара недель, плюс после этого месяцок. Девушка ошеломленно и тихо-тихо произнесла:       — Саске…       — Кажется, веселые у вас были тренировки. Не ожидал я от него.       У Наоко было настроение, а ля «хоть смейся, хоть плачь».       — Мне надо погулять, — заявила она.       — Опять ты за свое.       — Хочу… погулять.       Наоко встала с кровати, выгнала Какаши вон, приняла душ и переоделась. Затем встала перед зеркалом и не поверила отражению. Вроде бы она, а вроде бы и нет. Волосы спутанные, глаза опухшие, руки дрожат, щеки впали.       «Четвертый месяц?» — думала она, — «Какой к черту месяц!» Девушка прикоснулась к животу, — «я просто немного поправилась. Он же не мог…»       До этого Окада, видимо, еще не полностью восприняла информацию, теперь же ее словно обухом по голове ударило. Она сильно прикусила нижнюю губу, до крови.       — Ну где ты? Идешь, нет? — за дверью стоял Какаши, уже терявший терпение.       Не дождавшись ответа, мужчина вошел в комнату, а затем, увидев растерянную девушку, мигом к ней подлетел.       — Он же… он же сошел с ума… Он же может думать только об убийствах… Он… не должен узнать, ни за что не должен… - словно в бреду повторяла девушка.       Какаши коснулся рукой щеки Наоко и сказал тихо-тихо:       — Все будет хорошо. Можешь мне не верить, но я знаю, что будет. Мы не скажем, никому не скажем. Можешь пока что ходить в плаще. Потом мы обязательно что-нибудь придумаем. Я не оставлю тебя, слышишь? Я стану твоей семьей, твоим другом, отцом, кем захочешь, только прошу, береги себя и его, — мужчина коснулся рукой живота девушки.       Наоко опять не сдержала слез:       — Ты должен выжить, Какаши! На войне… Ты должен выжить!       Хатаке, понятное дело, не собирался говорить, что его батальон будет сосредоточен на ближнем и среднем бою, а значит возьмет на себя самую стратегически важную и опасную часть работы. Поэтому он просто промолчал, а девушка продолжила:       — Я не прощу тебя, если ты покинешь меня так же… так же как все.       — Я всегда буду рядом, я же обещал. Помнишь? — улыбнулся Хатаке.