***
Слезы рекой лились по лицу Энакина. Разумом он ощущал, как проваливается в черную дыру, гораздо обширнее той, что его окружала. Он не хотел думать, он не хотел чувствовать. Если он продолжит ощущать все это, он умрет от поглощающего его душу ужаса. Его руки сжимали рычаги, и он бесконтрольно увеличивал скорость, пока корабль не начал трещать по швам. Металлический визг только усилил окутавший его душу ужас. «Да простит меня Вселенная, пусть мне и нет прощения за то, что я сделал. Где бы это ни случилось. Когда бы ни случилось», – его голова откинулась назад, и он всмотрелся в темноту вокруг, чувствуя, как ее завеса опускается на него. – О, Сила! – воскликнул он, желая лишь прекратить существование. – Что же мне делать? – отразившийся крик ослепил его чувства, сводя с ума. Ему нужно было сбежать, он должен был сбежать... от себя самого. Оставить позади монстра. Но он не мог. Он увеличивал мощность, пока корпус корабля не раскалился. Чудовищный рев внезапно стих, и на милостивую секунду все прекратилось. И в этом благословенном забвении он обрел покой. Он плыл, словно ребенок в утробе матери. Не существовало ничего, кроме забвения, которое дарило прощение, ничего не прося взамен. И он уступил.***
– Энакин! Энакин, прием! Ты слышишь? Энакин, если ты здесь, скажи хоть что-нибудь, и я услышу. Энакин, прием! Молодой человек тряхнул головой и открыл глаза. Он дрейфовал в космосе. Его приветствовали звезды, и крошечный красный огонек на радаре информировал о том, что к нему быстро приближается другой корабль. – Ааач... что...? – неотчетливо простонал он. – Энакин, это ты? – по аварийному каналу пробился голос Оби-Вана, и в его тоне ощутимо звучало облегчение. – Уч-учитель! Что произошло? – в полной растерянности спросил Энакин, выпрямляясь в кресле и проверяя показания приборов. Температура корпуса была близка к температуре плавления. – R2, используй охлаждающую жидкость, или мы тут поджаримся! R2 потребовалось несколько секунд, чтобы среагировать на приказ Энакина, но, судя по коротенькому гудку маленького дроида, он отчего-то был до странности раздражительным. – Слава богу! – шумно выдохнул Оби-Ван. – Уже больше двух часов прошло, как я тебя ищу. Ты исчез с радара. Был и вдруг... просто исчез. – Что?! – переспросил Энакин, мотая головой и пытаясь стряхнуть с мозга оцепенение. – Ты исчез на два часа, Энакин! Что с тобой случилось? – Ну, я... я... – Энакин в шоке застыл, осознав, что ничего не помнит. – Я не знаю, – он поднял руку и коснулся виска. К своему ужасу, он обнаружил, что все лицо покрывали еще не высохшие дорожки от слез. – Что за...? – он вытер влажные следы и уставился на свои пальцы. На мгновение он почувствовал... что-то, ускользнувшее сквозь них, словно сон. – Ты что, не помнишь, где тебя носило последние два часа?! – слова Оби-Вана вывели его из ступора. – Я помню… черноту, – пробормотал он и поморщился от тщетных усилий вспомнить. – Звезды исчезли, а потом... а потом я... я оказался тут, а вы звали меня, учитель. Оби-Ван снова вздохнул. – Эта зона космоса известна тем, что вызывает помехи в приборах и неисправности в функционировании пролетающих тут кораблей. Очень безрассудно было с твоей стороны лететь туда в одиночку. – Извините, учитель, – пробормотал Энакин, будучи не в силах избавиться от ужасного чувства потери. Он сдержал рвущееся из груди рыдание. – Где он? – слова сорвались с языка прежде, чем он их осмыслил. – Кто? – переспросил Оби-Ван. – Я и сам не знаю, – сказал Энакин, чувствуя себя крохотным и беспомощным. – Кто-то... важный... для меня. Без кого… я жить не могу. – Друг мой, за эти два часа ты спятил, – сочувственно произнес Оби-Ван. – Держись, мы доберемся до базы, и там тебя как следует осмотрят. – Но мне не нужен осмотр. Мне нужен… он, – последние слова Энакин прошептал так тихо, что Оби-Ван их не услышал.***
В отчаянии Люк до предела разогнал X-крыл, чтобы найти отца, в последний раз поговорить с ним и сказать слова, которые могли бы все изменить: сделать, чтобы все было не напрасно, нереально, так, как могло бы быть в другой вселенной. Корпус корабля начал перегреваться, но Люк не обращал на это внимания. Он должен был ответить на тот крик отца о помощи, что он слышал. Он чувствовал, просто знал в глубине души, ведь мольба эта была заключена в удушающе сильной кровной связи. Слово. Одно слово, сказанное Энакином, исцелило рану, полученную на Беспине. – Отец. Отец, пожалуйста. Пожалуйста, дай я... О, Сила, пожалуйста! – мысленно застонал он, призывая в глубине сознания единственное, что могло его утешить, и взывая к единственному, кого мог и должен был успокоить он. Плывущая перед ним чернота, казалось, издевалась над его стремлением, его сыновней любовью, и он, с криком гнева и бессилия, все увеличивал мощность, пока не почувствовал, как что-то словно взорвалось в нем. Он закрыл глаза, когда ослепительный свет стал невыносимым.***
Назойливое пищание вывело его из начавшегося было транса, и он открыл глаза, мгновенно узнавая сигнал. Это был закодированный сигнал флота, и он возблагодарил небеса за посланный ему звук. Направившись к его источнику, он сразу же увидел замыкающий фрегат, который он оставил, похоже, еще в прошлой жизни. Люк назвал код, и мгновение спустя ему ответил женский голос. – Люк, это ты? Счастливая улыбка озарила его лицо. – Да, Лея. Да, это я. – Черт возьми, Люк, где тебя носило?! – разъяренный голос Леи заставил Люка улыбнуться еще шире. Его милейшая принцесса. – Мы собирались покинуть сектор! – Но я ушел... полетать, – ответил Люк и удивился внезапному хаосу в голове. Он поднял руку и коснулся лба, пытаясь вспомнить. – На семь часов! Мы уже отчаялись с тобой связаться, – услышал он дрожащий голос Леи. – ЧТО?! – воскликнул Люк. – Это ведь невозможно! У меня топлива на пять часов! – Вот именно, – ощутимый страх в голосе Леи стал понятнее. – Я… я не понимаю, как, – пробормотал Люк в замешательстве. – И я не понимаю, – повторила так же растерянно Лея. – Я приду в ангар. – Буду ждать тебя там, – согласился Люк и сконцентрировался на посадке. Когда он окажется дома, они попытаются вместе разгадать загадку.***
Спустя пять минут он выскочил из своего X-крыла. Лея пылко заключила Люка в объятия, и он ответил тем же, уткнувшись лицом в ее плечо. Накатившее на него чувство огромного облегчения привело Люка в недоумение. – Что-то случилось? – спросила Лея, отстранившись и держа его за плечи. – Ничего не случилось, – мягко улыбнулся Люк. – Я вылетел, пару часов полетал неподалеку, а потом... – он замолчал и нахмурился. А что потом, я… – он огляделся, словно искал что-то. – Я не помню, – сказал он, снова останавливая взгляд на ней. – Пойдем в твою комнату, поговорим там, – велела Лея и схватила его за руку. Пока они шли, беспокойство Люка росло. Он отсутствовал всего два часа, так ему казалось, и, тем не менее, Лея утверждала другое... Когда дверь за ними закрылась, Люк направился прямо к своей койке и рухнул на нее. – Что ты помнишь? – спросила Лея. Она села рядом с ним и положила миниатюрную руку ему на шею. – Я точно не знаю, – сказал Люк, не поднимая глаз. – Пару часов я летел, а потом... а потом все мои приборы сошли с ума. Я пытался управлять кораблем и... и... Лея сжала его шею, нежно поглаживая. – Звезд не было, – внезапно вспомнил Люк. – Не было никаких ориентиров, и я испугался, что не вернусь никогда, – резкая боль заставила его закрыть глаза и инстинктивно потереть виски. – А потом... я услышал наш закодированный сигнал. – Слава богу, скажи спасибо, что я умоляла генерала Риекана подождать еще несколько часов. Иначе... – Лея вздрогнула и положила голову на плечо Люка. Тот обнял ее, крепко прижал к себе и прислонился к ее голове своей, запутавшись в ее волосы. – Спасибо, что дождались меня, – прошептал он. – А ведь я говорила быть осторожнее рядом с Небытийной зоной? Говорила! Я так же скептически отношусь к этим космическим сказочкам, как и любой другой, но суть в том, что эта часть космоса плохо влияет на средства связи и приборы. Чудо, что ты вернулся к нам, – она прижалась к нему, без слов прося его ласковой поддержки. – Тихо, спокойно, – успокоил Люк, целуя ее в лоб. – Я никуда не денусь... – неожиданное чувство острой горечи от собственных слов заставило его вздрогнуть. Лея отодвинулась и посмотрела на него. – Ты в порядке? Ты не ранен? – спросила она. – Да... да... я в порядке, – его голос звучал отдаленно и рассеянно. – В чем же дело? Люк покачал головой с болезненной гримасой на лице. – Я и сам не знаю. Я так себя почувствовал, будто… будто я что-то потерял. Что-то жизненно важное для меня. Как будто не вняли моим молитвам, – он посмотрел на свои руки и поднял правую ладонью вверх. – Как будто одно мгновение я держал в руках свою заветную мечту, а потом она ускользнула сквозь пальцы. Я чувствую себя… опустошенным. Лея протянула руку и взяла ладонь Люка в свою. Они задумчиво посмотрели на свои соединенные руки. – А ты не отдернул руку, – заметила она, улыбаясь. Люк склонил голову на бок, и до него дошло осознание. – И правда, не отдернул, – в его словах звучало удивление. – Но ведь всего пару часов назад... – Что бы с тобой ни случилось, это что-то хорошее, – заявила Лея, продолжая улыбаться. – Ты умиротворен. Я это ясно вижу. – Но ведь на самом деле ничего не изменилось, – напомнил себе Люк, ожидая почувствовать, как привычно упадет сердце. – И все же... – он задумался, – я ощущаю, что так и было. Головой я понимаю, что ничего не изменилось, но сердцем... по какой-то причине на сердце светло, – он озадаченно обнял Лею. Лея поцеловала его ладонь. – Ты себе не представляешь, как я рада это слышать, – она коснулась его щеки. – Ты голодный? Хочешь, принесу тебе поесть? Люк уже потерял несколько килограммов после своих злоключений в городе в облаках. Аппетита у него не было абсолютно. С тех пор Лея кормила его насильно, а ее беспокойство возрастало все сильнее, пока не дошло до того, что она всерьез решила приковать его к медицинскому аппарату и кормить Люка против его воли, если понадобится. – Не надо, спасибо, – Люк с улыбкой покачал головой. – Мне почему-то кажется, будто я только что ел. Но я хочу плотный завтрак с утра. Лея удивленно подняла брови. – Я тебе еще утром напомню, – пригрозила она, выпуская его руку. – Ты, похоже, устал. Отдыхай. Я разбужу тебя в 7:30, ладно? – она поднялась. – Ладно, – легко согласился Люк. – Доброй ночи, – его взгляд потеплел. Лея мгновение разглядывала его, и потом ее вдруг окутало счастье, словно по волшебству. Они импульсивно обнялись, чувствуя, как окружающая их тьма начала отступать. В их сердцах снова распускалась надежда. – Добрых снов, Люк, – прошептала Лея, с безмятежной улыбкой покидая комнату. Оставшись один, Люк вздохнул и приготовился принять душ перед сном. Он чувствовал странную усталость во всем теле, которую он не смог бы объяснить. Должно быть, это накопившееся за целый месяц напряжение, которое засасывало, как кошмар. А с кошмарами он был очень близко знаком. Сразу после душа, свежий и чистый, он сел на кровать со скрещенными ногами и задумался. Он вспомнил предыдущий раз, когда он ощущал безграничное отчаяние и безнадежность, но насколько же тот раз отличался от нынешнего. Тогда Люк был полон обиды и гнева. Он чувствовал себя ничтожным, знал, что его использовали, его предали, им управляли. А теперь все в нем было кротким и даже в согласии. Почему? Он все еще сын Темного лорда. Потомок того монстра, который поспособствовал уничтожению Ордена джедаев и восхождению Империи. Главного приспешника и правой руки Императора. Детские мечты погибли без надежды на возрождение. Теперь даже мечты его не согреют, как это было, пока он рос на Татуине. У него ничего не осталось. И все же... боль тоже ушла. Зажегся крошечный огонек, и, кажется, манит его издалека. Закрыв глаза, он потянулся к свету, сияющему во тьме. Что бы ни было тем, что он нашел по ту сторону… Он в ужасе отшатнулся. Это был... он. Люк почувствовал его ауру Силы, темное тепло его присутствия, проторенные дорожки, знакомые со времени их первого соприкосновения разумов. Сердце бешено заколотилось, и он прижал руку к груди, пытаясь его успокоить. Он не понимал, почувствовал ли Вейдер его присутствие. Он горячо надеялся, что нет. Ведь если он это ощутил, то мог бы истолковать это как признак слабости Люка. А Люк не мог показать себя уязвимым. Темная сторона пользуется твоими неодолимыми слабостями и обращает их против тебя. Он опустил голову. Как на это ни посмотри, это была безвыходная ситуация. Но он не мог избавиться от ощущения, что... может быть... Страдальческая улыбка скользнула по его губам. Какой дурак. Глупые мечты. В своих мечтах он был несчастным сиротой с лучистыми глазами, исполняющим заветное желание. Он цеплялся за соломинку. Соломинку, которой, по всей вероятности, вовсе не существовало, и это может стоить ему всего. Самого драгоценного – его души. Точно так же, как это стоило души его отцу. И если бы существовала самая призрачная, самая абстрактная возможность спасти душу отца, разве это не стоило бы усилий? Целой жизни? Сила, теперь он всерьез обдумывает это! За что его разум так с ним поступил? Похоже, его ум присоединился к сердцу в безумном стремлении спасти отца. Его отца, который, скорее всего, не имел ни малейшего желания быть спасенным. Устало покачав головой, он вышел из позы для медитации и скользнул в тесную кровать, радуясь прохладе простыни. Он лежал на спине и смотрел в потолок, освещенный слабым светом звезд, проникающим через иллюминатор прямо перед кроватью. Приподняв голову от подушки, Люк наблюдал, как они приближались и проносились мимо. Становились настоящими ровно на секунду, чтобы затем уйти в прошлое. Он снова положил голову на подушку и устало вздохнул. Если бы только звезды могли дать ему ответ... В горячей безмолвной молитве он начал засыпать.***
«Всегда помни о любви... Помни… Любовь никогда не умирает… Никогда не умирает... Помни об этом, помни...» В его голове отдавались голоса. Его собственный. Чей-то еще. Радость. Дружба. Бесконечный уют братских объятий. Привязанность. Сладкая мелодия, наполнившая его существо надеждой и мечтами... Достижимыми мечтами, если бы только он имел мужество за них бороться. «Ты сильный. Ты хороший и сильный». «Я здесь». «Я всегда буду это помнить». «Всегда буду помнить». «Всегда...» «Всегда...» Люк открыл глаза, постепенно пробуждаясь. Голоса все еще звучали в голове. Непреодолимые. Завораживающие. Манящие. А затем они исчезли. Пустота, которую они за собой оставили, заставила его подняться с постели. Босиком он подошел к иллюминатору, надеясь найти утешение в созерцании звезд. Иногда он чувствовал, что только среди них ему место. В конце концов, фамилия Скайуокер это и подразумевала. Идущий в небесах. Но существовал другой Скайуокер. Энакин. Энакин Скайуокер. Самое дорогое для него имя, когда оно было впервые произнесено. Имя отца. Не раздумывая дольше, он протянул руку и прижал ладонь к стеклу.***
Была уже ночная смена, но Дарт Вейдер все еще не отправился ко сну. Который час он смотрел сквозь огромные иллюминаторы «Палача». Со времени побега «Сокола Тысячелетия» он делал это все чаще, а ситхская одержимость словно исчезла вместе с кораблем. Более того. Нетерпимость, раздражительность Вейдера, безжалостные наказания его собственных людей, ищущих Скайуокера по всей галактике, – все это сменилось какими-то нехарактерными апатией и унынием. Даже сам Вейдер не знал причин своего поведения. Он проводил сутки напролет, глядя в окно, в глубокой задумчивости. Непостижимо спокойный. Невозмутимый. Он ждал. Пытался предвидеть время, когда их пути пересекутся вновь. Но сегодня все было иначе. Он это чувствовал. Почти осязаемо. Колебание Силы вокруг него. Она шептала, звала и манила его... Его рука потянулась и прижалась к стеклу, и тьма в его разуме лишь мимолетно поразилась нелепости этого жеста. Он ощущал бесконечную горечь, а его душа рвалась вперёд, стремясь... надеясь ухватить это неуловимое чувство. Желая снова найти цель. Новую цель, которая пролила бы свет на те неоднозначные, противоречивые чувства, которые мучили его со времен Беспина. Иногда он чувствовал, как близок ответ. Но он всегда ускользал сквозь пальцы, словно сон. Но однажды, очень скоро, он все же ухватит его. И, наконец, поймет.***
Люк опустил руку и посмотрел на ладонь. По ней распространилось призрачное ощущение. Неуловимое чувство мимолетного прикосновения. Словно что-то легко, как перышко, коснулось его сознания, и оставило ощущение скорбящего, непонятного, запутавшегося существа, жаждавшего ответа. И в этом замешательстве он нашел свой ответ. Истерзанная и страдающая, но эта душа была там, слабо освещая путь во мраке. Глаза молодого человека закрылись, и он откинул голову назад, ошеломленный красотой сметающих его чувств. Надежда. Вера. Приятие. Прощение. Любовь. Самая возвышенная из всех. Самоотверженная любовь. И со сдавленным криком он принял свою судьбу. …Wake me up inside, wake me up inside Call my name and save me from the Dark. Bid my blood to run, before I come undone, Save me from the nothing I've become. Evanescence – Bring Me to Life [1]