забывать и никогда не вспоминать

Беверли уезжает в июне спустя год после того, как у Эдди была сломана рука, как Билли выстрелил своему брату в голову или после того, как они поклялись на крови — чисто из-за Беверли и ее видения. Они существовали вместе, практически не разлучались и тут такое — Марш, у которой грудь такая же плоская, как земля, у которой от рыжих волос несло сигаретами [она делилась с Ричи], которую сам Ричи заменил в своих мечтах на другого человека, уезжает. Единственная девчонка в их компании, не стеснявшаяся раздеваться перед ними или рассказывать о менструации, уезжает. Из этого мелкого городка, тихого городка, где они похоронили своё детство в сточной канаве. Ричи не думал, что это станет отправной точкой. Ведь, когда он проснётся три месяца спустя, в новом городе — он даже не вспомнит о Дэрри. И о людях, живущих там, тем более. И о друзьях. И о Эдди. И о Билле — тоже. … Первым его другом становится Эдди Каспбрэк, у которого астма и жирная мама, постоянно сующая ему ингалятор и причитающая о какой-то аллергии на траву. И на воздух. И на людей, естественно, тоже. Они в детском саду, где воспитательница — милая и добрая девушка, с огромной копной каштановых волос, предпочитающая читать им сказки о розовых соплях и принцессах, потому что большая часть группы девочки в юбках до колен, а еще эта воспитательница не особо следит за ними на прогулках, поэтому Ричи выкапывает из земли осколки стеклышек и складывает из окурков башенки. А когда зима — она приносит какао и просит на кухне сделать каждому, кидая в кружки мелкие зефирки, которые Тозиер не переносит. И ее зовут Лидия, но Ричи не нравится это имя. Как и то, что она стрижет волосы, и после ее голова становится похожа на шарик — когда он снимает очки, так и есть. Эдди — тот самый, что с мамой; малообщительный, скромный, практически ни чем не занимающийся, кроме как сидит и играет со своим плюшевым другом, который напоминает то ли собаку, то ли лошадь — подходит к нему во время прогулки, пока Ричи ставит собственный рекорд по складыванию окурков в башенку и окружению их кусочками стекла — это, наверное, очень опасно, но веселее, чем слушать о прекрасных принцах и девчачье пение. А мальчишки — они просто тупые, игры нормальные придумать не могут. — Ты в курсе, что можешь подхватить заразу? Очень опасно, ты не знаешь, откуда эти — эм, эти, ну, это все, — Ричи видит, как он краснеет, как сжимается и прижимает к себе эту непонятную игрушку говняного цвета. Эдди — смущенный и получивший лишь пожатие плечами — продолжает стоять дальше. Мнется, переступает с ноги на ногу, смотрит — как Ричи складывает башенку, посыпает ее сухой землей. — Эти окурки я взял под скамейкой воспитателей, так что я знаю откуда они, — Ричи встает с корточек, вытирая грязные ладони и пальцы об джинсы, из которых он уже стал вырастать, но мама пока отказывается покупать новые — эти ведь еще даже не порванные, не поношенные, но кто просил бабушку покупать весенние штаны прошлой зимой на вырост. Эдди хмурится — мило и карикатурно, как в комиксах — пока наблюдает за его действиями. Он уже не красный, но явно смущенный. Признаться, раньше они не разговаривали — даже не представлялись, так что Ричи не помнит, откуда узнал его имя. Но мальчик выглядит таким хрупким, таким маленьким и безобидным, что в детском саду выделяется — на группу старше был Генри Бауэрс с какими-то парнями, у которых лица тупее, чем у сумасшедших, и вот этот вот мальчишка был сущим, эм, подонком. [Ричи был рад, что выучил много ругательств, когда с отцом смотрел юмористические программы после десяти] И Эдди выделяется. Он был приятным. По-детски наивным, со своим плюшевым зверком и ингалятором в кармане. — Мама говорит, что грязные руки разносят инфекции, поэтому сходи помыть их, — Эдди продолжает забавно хмурится, смотря на его пыльные пальцы — те в сухой земле и песке, не говоря уже о следах от окурков и того, что из них высыпалось. — Ну, это твоя мама и я не обязан ее слушать. И тебя, кстати, тоже, — Ричи дергает плечами, не пожимает, а просто как-то странно передергивает. — С какой стати? — Можешь не слушать, потом еще заразишься… Ричи его не дослушивает и перебегает в противоположный уголок их площадки — сейчас время гулять для их группы, и это очень странная система, потому что, если честно, давно пора просить маму, чтобы она попросила перевести его в другую группу, где есть два очень хороших на вид мальчиков, которые постоянно вместе. Ричи представляет — практически каждый раз, когда ему скучно или он дома и смотрит телевизор, точнее, то, что хочет сестра — как подойдет к ним, представляется, показывает, как умеет пародировать голос клоуна из того цирка, что уехал неделю назад — он правда это делает очень хорошо, так, что мама даже не могла перестать смеяться и кричать «не пугай меня так больше». Он знает, что те мальчики не прогонят его, потому что они оба — точнее, один чуть больше другого, потому что явно не так сильно боялся, или боялся, но просто очень храбрый и смелый — отобрали у Генри Бауэрса игрушку маленькой девочки в желтом платьице. Ричи не думает, что они как-то не так на него посмотрят. Ему давно уже пора завести друзей, но каждый раз что-то шло не так. Каждый вечер он выдумывал историю маме, потому что та интересовалась его друзьями каждую неделю — их не было, но он пытался убедить ее в обратном. Сначала он заболел — это было как раз перед походом в детский сад, Ричи остался дома на две недели с обычной простудой и насморком; затем был перелом ноги и больница на неделю, дома — на месяц, потому что уже не так сильно захотелось туда идти и каждый день Ричи плакал [ныл, скорее, потому что плакать — это вот слезы текут, а Ричи просто корчил рожицы], что ему больно, что его нога может сломаться еще раз, и сильнее. А когда прошел в детский сад — в его группе был Эдди, единственный, который как-то выделялся на фоне остальных, очень тупых, и девочек. В еще одной группе их возраста — те двое мальчиков, имена которых Ричи не знает до сих, но очень хочет с ними сойтись и все время не знает как. — Стой, эм, ладно, прости, я просто… — Эдди догоняет его, останавливает словами, но не касанием, и снова остается стоять около. Ричи смотрит на него пару минут, пока тот подбирает слова, жует губу и мнет лапку у своей странной игрушке. — Просто моя мама, она постоянно говорит, что надо, эм, следить за всем, чтобы не заразиться, да и с моими аллергиями… Ричи слышит только «мама говорит постоянно» и еще кучу всего про инфекции и болезни — ему об этом рассказывали давно, многие вещи вошли в привычку, но Ричи — как бы ни было стыдно признаваться перед мамой — не всегда мыл руки после прогулки, особенно, когда видел, что они чистые. Они с Эдди впервые говорят, Ричи даже не уверен, что тот знает его имя, но вроде как они потом с этим разберутся. Эдди говорит много — смотрит куда угодно, но не на Тозиера, чуть смущается, выглядит как ребенок; Ричи думает, что это все-таки не так уж плохо. Из речи Каспбрэка Ричи улавливает две вещи — одна, довольна веселая, потому что Ричи таких людей встречает редко: на Эдди, на его мнение и поступки очень сильно влияет мама, его любимая жирная мамочка, которая запугала ребенка болезнями и аллергиями; вторая, делающая его похожим на Тозиера, немного совсем: у него тоже нет друзей, поэтому, ну как-то, Ричи чувствует, что находит свою родственную душу, или как-то так называла это сестра. — Ладно-ладно, Эдди, да? — Ричи делает вид, что не знает его имя, только за тем, чтобы это не показалось странным, что он его знает, поэтому делает это «да?» в конце произнесенного имени, звучит, как «эддида», но зато — Ричи чувствует себя спасенным от лишнего взгляда этого маменькиного сынка. — Я понял, что ты прям уверен в существование этих болезней и всего прочего, но мне все равно. И я помою руки, но не из-за того, что ты мне это сказал сделать. А еще прекрати говорить о болячках, инфекциях, аллергиях, а то я буду тебя избегать и не дружить с тобой. Эдди странно смотрит на него при словах «дружить», но затем только кивает. В этот день светит солнце — по-весеннему нагревающееся, но еще не теплое, не такое летнее и горящее — и земля сухая после недельного отсутствия дождя, а еще пахнет почками и просыпающимися деревьями. Воспитательница Лидия кутается в кофточку на крупных пуговицах, поправляет девочкам юбочки и загоняет их внутрь. Этот день — день первый, который Ричи проводит без окурков и стеклышек под воспитательской скамейкой — заканчивается тем, что Эдди забирают сразу после полдника, а сестра за Ричи заходит около пяти — она идет со школы, куда потом поступит и Ричи, и Эдди, потому что она здесь единственная, и те два мальчика тоже должны, и там, может быть, у Ричи появятся друзья. До того момента, как миссис Каспбрэк забирает своего сына, Эдди рассказывает о бывшем детском саду, где у него забирали конфеты, а какая-то девочка умерла под колесами грузовика — ее сбили, как понял Ричи, но по рассказу Эдди ощущалось, будто грузовик специально на нее наехал. А еще Эдди упоминает, что эту игрушку — мистера Пекки — ему подарил отец, перед тем, как умереть от рака — Ричи не знал, что такое рак, кроме тех, что живут в море — и он много, что описывает и рассказывает. [Ричи еще не умеет шутить и плохо соображает, что будет правильно отвечать] [Ричи еще не знает, что может быть собой, когда находится рядом с друзьями] Эдди — его первый друг. Первый знакомый из детского сада, который вообще-то запустил какой-то процесс во Вселенной, который превратил жизнь маленького Ричарда Тозиера в настоящий пиздец. Потому что если бы не Эдди — не было бы Стэнли, Майка, Бена, Беверли, не было бы всех тех моментов, которые резали по живому, не было бы жизни такой, какая она есть — со всеми невзгодами, страданиями, выживаниями, ожогами, прелестями и светлостью. [Недосказанностью в сознание: не было бы Билла] Не было бы Ричи, как Ричи.