Иволга

Арагорн действительно скоро приехал. Дэнетор встретил наследника Исильдура холодно и сдержано, но без того безумия, которое проявлял до этого. Военный совет Гондора собирался все чаще, и у этого было два последствия, которые Боромир мог отметить: Вальга дала разрешение Фарамиру присутствовать на них, но из-за количества обязанностей, сам Боромир намного реже видел свою невесту. Его брат был почти здоров, и по идее, у целительницы, кроме Боромира, не было причины оставаться в Гондоре. Она могла вернуться обратно в ту деревню, и быть там, где была кому-то важна, где могла спасти кому-то жизнь, а не помогать придворным лекарям улучшить их снадобья, и ждать, когда у жениха появиться на нее время. Боромир, когда и приходил к ней, говорил не больше пяти минут, а потом засыпал, где придется. Уловив эту тенденцию, Вальга предложила встречаться либо в ее комнате, либо в его, чтобы мужчина мог спать в кровати, а не на скамейке в парке, или где-то в коридоре. Поэтому Боромир уже пару раз просыпался и в комнате своей невесты, прижимая ее к себе; одетую, между ними ничего не было, Вальга просто ложилась рядом, и воин рефлекторно обнимал ее во сне. Он даже не помнил, о чем они говорили, он просто засыпал под ее мирные рассказы о чем-то далеком и уже неважном, и Вальга утром всегда смеялась: почему бы ему сразу не идти в свою комнату спать, а не на шатающихся от усталости ногах появляться рядом с ней? Боромир пожимал плечами. Ради таких пробуждений он был готов работать хоть двадцать часов в сутки, чтобы последние четыре провести в ее объятьях. Хотя его мужское самолюбие немного страдало от того, что Вальга каждое утром напоминала ему том, что во сне он не выглядит суровым и сильным военачальником Гондора; скорее совсем еще молодым, беззаботным мальчишкой, который устал от игры, и который смотрел на мир широко распахнутыми глазами цвета закаленной стали. В такие моменты, когда она тихо над ним посмеивалась, Боромиру просто хотелось — просто до безумия хотелось — податься вперед, коснуться ладонью гладкой щеки, очертить линию подбородка и зарыться пальцами в мягкие растрепанные золотистые волосы, а потом… Обрывать себя приходилось быстро, хотя он был уверен, что Вальга все видит, и чувствует, какой пожар разгорается внутри возлюбленного. Было это сложно. С какой стороны не посмотри — святым существом он не был, а мужской организм реагировал на близость любимой девушки вполне определенным образом. Да и сама девушка не собиралась облегчать для него задачу. От возвращения домой Ивалгеллию удерживал только он. Боромир, несмотря на то что явственно понимал эгоистичность своих желаний, не находил в себе силы отпустить ее. Кроме того, он ждал, когда отец придет в более-менее вменяемое состояние, чтобы обсудить решение, которое уже было принято. Дэнетор не мог не замечать кольцо Эктелиона, покачивающего на груди Ивалгеллии, но до сих пор не спросил про это. Боромир собирался начать разговор сам, ведь если бы Вальга и уехала отсюда, то только после официального становления его невестой, и ненадолго. Возможность представилась уже скоро. После очередного собрания, когда военачальники решили, с какой тактикой вести последнее сражение, и все разошлись, Дэнетор так и остался сидеть на своем троне наместника, задумчиво глядя в пустоту, и Боромир понял, что другого случая может и не представиться. Дождавшись, когда все выйдут, он подошел к отцу. Наместник перевел взгляд на сына, и его глаза сказали намного больше, чем Боромир мог себе представить: отец знал. Дэнетор все знал и видел, постепенно вылечиваясь с помощью Ивалгеллии от своего безумия, не мог не видеть, не замечать той безумной влюбленности, что одолела его старшего сына. Он видел кольцо Ивалгеллии на шее сына, видел кольцо своего отца на ее шее, и все понимал. — Я знаю, что ты, возможно, против моего брака, отец, но… — начал Боромир, прокашлявшись, даже не до конца понимая, что он хочет сказать, но тут Дэнетор перебил его: — «Но» ничего, — сказал отец, тяжело вздохнув. Боромир напрягся. — Сын, ты не понимаешь. Ивалгеллия не сможет жить в этих каменных стенах. Я смотрю на нее, и вспоминаю, как жила здесь твоя мать…Финдуилас, дочь Адрахила из Дол Амрота...— голос Дэнетора понизился до шепота, до кряхтения старика, и Боромир не мог не испытать острое чувство жалости, которое возникало у него всегда, стоило отцу заговорить про мать. Дэнетор любил свою жену больше всего на свете, и даже сейчас, когда прошло не одно десятилетие, ему было невероятно больно вспоминать о том, что ее больше нет рядом. Отец же так и не женился второй раз, хотя, несмотря на солидный возраст на тот момент, мог сделать это с легкостью. Дэнетор продолжал, прерывая размышления сына. — Она была прекрасна лицом и кротка сердцем, но не прошло и двенадцати лет, как Финдуилас угасла. Я, на свой лад, любил ее, как никого более. Поэтому не мог не замечать, что в крепости она чахнет, как цветок прибрежных равнин, пересаженный на голые скалы. Тень, маячившая на востоке, пугала ее, и она что ни час обращала взор на юг, к Морю, по которому тосковала... И Ивалгеллию ждет та же судьба. Она зачахнет и завянет, как погибают обрезанные цветы в вазе. Дэнетор встал с трона и подошел к сыну. Положил руку ему на плечо и сжал; сжал с такой силой, что уже не напоминал того старика, что несколько секунд назад предавался воспоминания о потерянной любви на этом троне. — Женись на ней, если хочешь, если она согласна. Люби ее. Но будь готов к тому, что свободолюбивая птица, даже привыкшая к своей клетке, будет обращать взор на свободу. И знай, что иногда она будет стонать и плакать, хотя ты этого не увидишь. Даже если она любит тебя, Боромир, она не может быть свободной пленницей в этих стенах. — Вальга не повторит судьбу моей матери, — внезапно твердо проговорил воин, и Дэнетор увидел холодную решимость и пламенную страсть в глазах своего сына. — Она будет счастлива, и если захочет, я подарю ей весь мир. И если ее жажда станет невыносимой, я отпущу ее. Потому что люблю ее. — Если ты так решил, что женись. Даю вам свое благословение. Но Боромир понял, что отец остался при своем мнение. Он вышел из залы, но Боромир так и остался стоять на месте. Ему было известно, как сложно было матери здесь, среди камней, где она с трудом могла развести сады. И видел, что Ивалгеллия все еще робкая и неуверенная, когда ей не надо было бежать спасать кого-то. По замку она передвигалась тихо и бесшумно, как тень, и Боромира внезапно пронзил невероятный страх: вдруг, потом станет еще хуже. Ступив назад, он помотал головой. Нет, Вальга любит его, и он любит ее. Он сможет справиться, они смогут. В конце концов, если бы ей будет тяжело, всегда можно подарить ей какие-нибудь земли, которые остались от богатого приданого матушки, чтобы она отдыхала там. Вариантов было невероятно много, и Боромир не сомневался, что один из них подойдет. Ивалгеллия была умной девушкой, и, наверняка, не стала бы обрекать себя на страдания в неволе, даже если и из-за любви. Гондорец развернулся, выходя из зала. Ему срочно надо было увидеть свою — теперь уже точно — невесту. В дверь тихо постучались. Ивалгеллия, которая расчесывала мокрые после бани волосы, спокойно улыбнулась и ответила: — Войдите. Он развернулась, ожидая увидеть одну из тех прытких девушек-фрейлин, что ей выделили, но в комнату вошел Боромир… вошел, практически сразу отвернувшись, потому что невеста предстала перед ним в белой полупрозрачной ночной рубашке, которая мало того что почти ничего не скрывала из-за легкой ткани, так еще и оголяла плечи. Вальга вспыхнула, и мужчине пришлось отвернуться, хотя было уже очевидно поздно. Девушка тонко удивленно вскрикнула и тут же подорвалась с места, быстро накидывая на себя халат, и стоя спиной к Боромиру. Мужчина расслышал тихий шепот: «Чертовы завязки», а потом громкий хлопок, будто Вальга ударила себя. Слегка оглянувшись через плечо, он увидел, как девушка сжимает руки на бедрах. — Прости, ты сказала, что можно, — сказал он, поворачиваясь к ней лицом. Вальга тоже развернулась, наконец справившись с лентами на халате. Синий халат красиво оттенял ее глаза, но мужчина все еще не мог не думать о том, что под ним всего лишь тонкая рубашка, в которой она даже по идее спать не должна была. Уже хорошо знакомый пожар вновь заиграл в крови, пожар, который разгорался каждый раз, стоило Ивалгеллии оказаться рядом. Это была настоящая пытка. — Думала, служанка принесла мне ночную рубашку, ― пояснила она, разворачиваясь. Встретившись с его взглядом, она дернулась, будто собираясь отступить назад, а потом неловко покраснела и покачала головой. ― Прости. Ты что-то хотел? Твоя кровать для сна больше не привлекает? Она усмехнулась, пытаясь перевести все в шутку, чтобы ситуация перестала быть такой неловкой. Боромир принял ее попытку с энтузиазмом, и усмехнулся в ответ. — Меня больше не привлекает любая кровать, где нельзя обнимать тебя, ― ответил он, собираясь сделать шаг вперед, чтобы по привычке обнять и поцеловать свою иволгу, но остановил себя, вспомнив, как она одета на самом деле. Закусив щеку изнутри, он обвел взглядом комнату целительница, и неожиданно заметил открытые сундуки, наполненные аккуратно сложенными вещами и еще чем-то. Что это за вещи? — Я привыкла хранить одежду в сундуках, поэтому кое-что изменила, ― смущенно пояснила Вальга, а потом внезапно глубоко вдохнула и в упор посмотрела на Боромира. ― И, если ты не против, я бы хотела уехать завтра. Обратно, или в другое место, где я буду… полезна. Сказала, как отрезала, и Боромир понял, что это уже не обсуждается. — Ты уже решила? ― спросил он чисто из вежливости, хотя внутри у него все клокотало. Ну, не мог он даже решится, даже представить не мог, что любимая девушка будет находиться так далеко от него. Что вечера больше не будут наполнены ее тихим, убаюкивающим шепотом, что его больше не будут ждать в покоях, что какое-то время не будет возможности прижать ее к себе. Но он знал, и понимал, что рано или поздно она уедет, потому что такие, как Ивалгеллия бросают все, чтобы использовать свой дар на благо другим. Зная, что может помочь, Вальга не найдет в себе сил сидеть на месте. Она говорила об этом Боромиру, когда он мог ее слушать и слышать, об ее отъезде шептались слуги и на ее отъезд начинали сетовать лекаря. Вальга внимательно взглянула на него, тяжело вздохнула и сделала шаг навстречу. — Еще нет, ― произнесла она, и Боромир вопросительно изогнул бровь. — То есть, я бы хотела, но меня научили всегда советоваться со... с моим мужчиной, ладно, скажу так! — Твоим мужчиной? ― хохотнул воин. Какая прелесть: оказывается, его леди воспитывалась в патриархальной семье, где слово мужа, мужчины ― закон, и идти против него женщина не имела право. Не то, чтобы это было открытием для Боромира, однако Вальга не походила на тех девушек, которые могут отречься от своего призвания, сидеть дома и ждать мужа, рожая наследников. С такой считаться придётся. Вот и сейчас: она хитро прищурила глаза, усмехнулась и внезапно прильнула к нему, обнимая тонкими руками, и смотря снизу-вверх в опасно полыхнувшие серые глаза. — А ты против? — Нет, ― хрипло произнес воин, очерчивая пальцами уже хорошо запомнившееся ему лицо. ― И мне нравится, что ты перестала обращаться ко мне на «вы». — Ты был вполне убедителен, ― тихо усмехнулась Вальга, слегка наклоняя голову вслед за рукой воина. ― Так что там насчет моего отъезда? Мой мужчина не против? От подобного обращения в жар бросало, и хотя Боромир понимал, что им весьма умело манипулируют, ничего поделать с собой не мог; он был мужчиной, и противостоять власти любимой женщины оказалось слишком невозможно. — Твой мужчина хотел бы держать тебя как можно ближе к себе, ― на выдохе признался Боромир, и глаза Ивалгеллии удивленно распахнулись. Она будто хотела сделать шаг назад, но Боромир за плечи удержал ее на месте и продолжил. ― Я бы хотел, чтобы ты ждала меня здесь, где я буду полностью уверен в твоей безопасности, где ты ждала бы меня, как моя женщина. Но сегодня отец сказал мне важную вещь. Что я не смогу запереть тебя там, где мне хочется, а если попробую, то ты задохнешься в золотой клетке. — Боромир… Мужчина сжал плечи девушки и покачал головой. — Ты — иволга, и ты должна лететь туда, куда хочешь. Я не могу тебе запретить. Вальга смотрела на него долго, задумчиво, проницательно, и воину показалось, что она знает все, о чем он когда-либо думал, включая те моменты, когда он мечтал с утра вернуть ее в свою постель, а не позволить ей выйти из комнаты. Что она знает все его потаенные и темные мысли, что она проникает в саму их суть. Так смотрела на него мать, будто наперед зная, что сын натворил. Взгляд Ивалгеллии говорил о том же самом, но при этом он был другим: то был взгляд горячо влюбленной девушки, которая не собиралась никому его отдавать и хотела понять, что же так печалит ее возлюбленного. Наконец, она поняла ход его мыслей. Расслабленная улыбка украсила красивое лицо, и Вальга обняла его крепче, прижимаясь к мужскому телу ближе, прикрывая глаза. Она любила свободу, любила чувствовать себя единым целом с миром, Боромир это понимал. Но он не понимал ― или не помнил ― об одной очень важной мысли, которую на короткое мгновение осознал еще там, в ее доме. Боромир сам был ее миром. Без него не существовало света, и даже угроза Мордора и сама война казались не важными. Это было важным, это было настоящим. Единственное место, где Ивалгеллия хотела находится ― то место, где был Боромир. — Если я птица, то я твоя птица. И я хочу сложить крылья, и находится в покое в своем гнезде, где будет кто-то, кто меня любит и защищает. Я хочу остаться с тобой. Но сейчас… Мне надо уйти. Я должна помогать тем, кому еще можно помочь. — Это война, Вальга. Тут всегда будут раненные. Он погладил ее по голове, ощущая еще влажные волосы под своими пальцами. Какое-то время они стояли молча, сжимая в объятьях друг друга, и на несколько секунд пожар, разожжённый страстью, погас, усмиренный нежностью. — Но однажды вы закончите войну, ― разрушил тишину тихий, девичий голосок. ― И тогда раненных не будет. Первые месяцы, будут сложными. Ты будешь погружен в одни дела, я в другие, но главное, чтобы после смертельной усталости, мы также засыпали в объятьях другого. Последние ночи… когда ты прижимал меня к своей груди, были почти лучшими в моей жизни. Он не увидел, но скорее почувствовал, что щеки ее загорелись. Скорее, из-за того, что она сильнее зарылась лицом в его рубашку, потому что иначе он мог скосить глаза и увидеть ее румянец, и Боромиру почему-то сильно захотелось это сделать. Но неаккуратно ― или преднамеренно ― оставленные слова о последних ночах вновь всколыхнули тот пожар, который, казалось, затих. — Почти? ― с хрипотцой в голосе переспросил Боромир, мягко отстраняя ее от себя за плечи так, чтобы расстояние между ними не было большим, но он мог ее видеть. Вальга ожидаемо покраснела, но глаз не отвела. — Та ночь на запруде. Тогда я призналась в том, что ты принадлежишь мне, а я принадлежу тебе. — Вальга… ― как-то страдальчески протянул он, в мгновение ока прижимая ее обратно. Пожар разгорелся снова, и в этот раз, потушить его увещанием собственного разума не представлялось возможным. Боромир приподнял большим пальцем подбородок девушки, почти неразборчиво прошептал что-то ей в губы, прежде чем прикоснуться к ней. Он поцеловал ее как-то по-новому. Нежно, аккуратно, без резких движений. Целовал, и чувствовал, что такой исход девушке нравился. Не отрываясь от губ возлюбленного, Вальга обняла его за шею, прижимая к себе ближе. Жесткие пальцы, натренированные сжимать меч и щит, впились в тонкую девичью талию. Ивалгеллия тихо вскрикнула, и Боромир погладил ее по спине, углубляя поцелуй и хозяйственно изучая каждый миллиметр рта девушки. Теперь все казалось каким-то другим. Теплым. Чувственным. Стук в дверь, обманчиво робкий, в мгновение ока остудил обоих. — Госпожа? Я могу войти? ― послышался девичий голосок, и Вальга тихо простонала в плечо Боромиру. — Это служанка, ― с нотками нарастающей паники проговорила девушка. Боромир хотел протянуть что-то вроде «Ну, и что?», не понимая, почему нельзя ее было отослать. ― Ну-ка давай за ширму. — Чего? ― растерянно проговорил воин, но Ивалгеллия на него зашипела и толкнула в плечо, подталкивая к перегородке, за которой обычно дамы переодевались. — Живой, давай! Боромир, поражённый, и все еще не до конца понимающий, почему девушка так всполошилась, послушно спрятался. Вальга бегло оглядела комнату, убедившись, что нет никакого намека на пребывание здесь мужчины, пригладила волосы и разрешила войти. В комнату скользнула девушка лет двадцати, с собранными в косу каштановыми волосами. Она посмотрела на Ивалгеллию и озабоченно спросила: — Вы в порядке? Вы долго не открывали. — Я задремала, ― легко соврала Вальга, слабо улыбаясь. Служанка кивнула, и шагнула к госпоже, собираясь помочь ей переодеться, однако целительница выставила вперед руку и покачала головой. ― Можешь идти, я справлюсь сама. Казалось, девушка на секунду опешила. В ее глазах мелькнуло беспокойство, и она неуверенно возразила: — Госпожа, господин наместник приказал нам во всем помогать вам. Это моя работа. Судя по мелькнувшему отчаянью в глазах темноволосой служанки, выбора у Ивалгеллии не было. Она тяжело вздохнула и коротко кивнула: — Хорошо. Служанка вела себя деликатно. С расспросами в душу не лезла, и на том спасибо. Ивалгеллия с трудом подавила в себе желание попросить Боромира отвернуться каким-нибудь знаком, но поняла, что лучше не рисковать. Обычно после советов он появлялся уже после того, как служанки готовили ее ко сну, а тут освободился раньше. Вальга глубоко вдохнула, чувствуя, как ослабляется пояс халата, и расцепила руки, позволив себя раздеть. Пока служанка ее раздевала и снова одевала, Вальга спиной чувствовала прожигающий взгляд между лопаток. Благо, что попалась быстрая и расторопная девушка, да и сама Вальга стояла спиной к ширме, за которой прятался возлюбленный. Пару раз, напряженная до ужаса Ивалгеллия улавливала какой-то шорох, но служанка лишь недовольно щелкнула языком и сказала, что надо закрыть окно. Ее теплые руки легко сначала развязали халат, потом стянули прозрачную рубашку, и облачили девушку в ночную рубашку цвета персика, которая была чуть ниже колен. Сердце билось быстрее, разгоняя кровь. Щеки ее, вероятно, сильно покраснели, потому что служанка обеспокоенно тронула ее за плечо: — Вам нехорошо? Позвать лекаря? — Нет, я в порядке, ― поспешно и раздраженно ответила целительница, но тут же сменила гнев на милость. — Прости, я очень устала, и хочу как можно скорее оказаться в постели. — Разумеется. Доброй ночи. Служанка вышла, и едва за ней закрылась дверь, Ивалгеллия не успела даже развернуться, как ей на бедро легла мужская ладонь. — Боромир… — хрипло позвала она, но это не помогло, и даже не остановило воина. Свободной рукой он обвил девушку чуть ниже груди, а носом уткнулся в распущенные, мягкие волосы. Вальга порывисто выдохнула, и с каким-то отчаянным движением сжала медленно скользившую вверх по бедру руку. — Ты… не уверена, что… — Все будет хорошо, — шепнули ей на ухо, прижимая ближе, и Вальга внезапно обнаружила, что мужчина тоже успел избавиться от лишней одежды, и теперь на нем были только штаны и нижняя рубашка. Рука воина, замерев где-то на талии, снова медленно поползла вниз; Вальга шумно выдохнула. — Не бойся, да? Рука Боромира скользнула по краю недлинной ночной рубашки, и вдруг резко развернул девушку к себе лицом, буквально вдавив в свое собственное тело. Вальга успела лишь коротко шумно вдохнуть побольше воздуха, прежде чем сильные мозолистые руки проникли под вырез ночной рубашки, сжимая бедра обеими ладонями, а на ее губы обрушились чужие. Приоткрыв глаза, Вальга увидела, как в серых мужских очах плавится сталь, почувствовала, как внутри бушует пожар, пытаясь найти и разжечь в ней ответный огонек, который она отчаянно прятала за холодной сдержанностью фейри. И девушка не нашла ничего лучшего, чем позволить найти этот огонек внутри себя, чужим рукам ласкать ее, губам целовать, а мужчине — вести ее к кровати. В конце концов, этот пожар внутри Боромира они делили на двоих. Ивалгеллия под ним тихо постанывала, сминая дрожащими пальчиками простынь. Боромир дышал рвано и тяжело, чувствуя, как пот каплями скатывается по обнаженной спине. Сейчас, в этот самый момент, он сжимал в своих руках любимую девушку. Невозможную, невероятную, несуществующую. А может, это бред? Галлюцинация, что так сладко стонала под ним несколькими секундами ранее? Нет. Галлюцинации не стонут. И уж тем более не ласкают в ответ. Он алчно смял всей горстью упругие груди, требовательно прижимая девушку к себе. Вальга жалобно заскулила, но послушно прильнула крепче. Разве можно вообще так невероятно пахнуть? Нежная ваниль и спелая клубника. Девочку хотелось облизывать и смаковать, шанса надышаться ею не существовало от слова совсем, легкие не успевали расправиться, а одурманенный мозг уже требовал нового вдоха, а стояк был таким, словно его опоили каким-то специальным отваром. Но все это — лишь реакция и желание на Ивалгеллию, и только на нее одну. Ивалгеллия совсем затихла, уткнувшись лбом куда-то в ключицу, а через несколько секунд Боромир почувствовал острые зубки на своем плече. Он хрипло застонал, сильнее впечатывая бедра в податливое тело. — Вальга! — стон сорвался на глухое рычание. Он яростно смял гладкую кожу бедер, выплескиваясь в нее упругими толчками. Приятнее было то, что Вальге его действия тоже нравились. Тело девушки совсем расслабилось, и она беспрепятственно позволяла исследовать себя в любых, самых сокровенных уголочках. В какой-то момент она пробормотала что-то невнятное, и улыбнулась. Боромир, даже не разобрав слова, улыбнулся ей в ответ, нашептывая ей что-то глуповато-нежное, сам толком не понимая, о чем говорит. Ласково чмокнул взлохмаченную макушку и глубоко вдохнул пьянящий аромат. Девушка в его руках была такая измученная и беззащитная, такая слабая и хрупкая, что отчаянное желание приласкать и позаботиться о ней оттеснило все потребности на второй план. Боромир зажмурился, пытаясь сфокусировать свой взгляд на светлых глазах. — Ивалгеллия. Как же ты прекрасна, — Боромир коснулся своей ладонью нежной щеки. Девушка посмотрела на него мутными зелеными глазами. Воин, не зная, что еще ей можно сказать, провел от виска до подбородка пальцами, ласково прикасаясь губами к уголку ее рта. Ивалгеллия молчала, а потом привстала на локтях, насколько это позволял нависший над ней мужчина и мазнула губами по подбородку, словно выпрашивая для себя еще поцелуев. И гондорец был более чем рад порадовать ее новыми ласками. Он постарался быть предельно нежным, но проявить себя в полной мере ему не дали. Словно почувствовав вкус временной власти, девушка тут же вскарабкалась сверху. Скачки получились… эффектными. Прелестная наездница объезжала его долго и весьма обстоятельно. Смотреть на нее снизу-вверх оказалось ничуть не хуже, чем наоборот. А может, и лучше. Вальга сама садилась на него, принимая всего до самого основания. Боромир же наслаждался видом обалденного, блестящего от пота и его семени тела, подпрыгивающими холмиками грудей и темнеющими в преддверии оргазма глазами. Но побаловалась и хватит, пора бы возвращать себе законные права владельца. Боромир навалился сверху, покрывая поцелуями вспотевшую шейку и плечи. Сладостное ожидание — и их тела вновь свободны друг от друга. Гондорец нетерпеливо перевернул ее на спину, закидывая ножки к себе на плечи. Наблюдать, как его член погружается в нее раз за разом, безумно приятно! Спустя некоторое время Ивалгеллия мирно дремала в его объятьях. Ее размеренное дыхание легонько щекотало шею, нежные руки обвивали плечи, а ножка покоилась на его бедре. Истерзанные губы мужчины раздвинулись в идиотской ухмылке. Чертовски сильно клонило в сон. И единственное, о чем Боромир мог мечтать — это проснуться и обнаружить Ивалгеллию в своих объятьях. Все не может закончиться так быстро! Он еще не нацеловал этих сладких губ, не насладился ее невероятным телом и не подарил ей столько ласк, сколько хотел подарить! Засыпая, Боромир прижимал ее к себе так нежно и крепко, как только мог. *** Утро выдалось холодным. Боромир с сомнением оглядел теплый меховой плащ, который покоился на девичьих плечах, и недовольно качнул головой. Вальга улыбнулась; ее взгляд горел как-то по-новому. — Мне правда не холодно, Боромир, — сказала она. Она протянула руку в перчатках и ободряюще сжала мужскую руку. — Ты приказал собрать мне почти целую сумку теплой одежды, я могу жить в горах. — Воздержись от таких экспериментов, — кинул воин, и Ивалгеллия тихо рассмеялась. — Но даже сейчас… ты уезжаешь раньше времени. Я бы очень хотел, чтобы ты осталась подольше, ― Вальга продолжала смеяться, и Боромир недоуменно нахмурился. ― Что смешного? — Мне, знаешь ли, безумно приятно осознавать, что меня хочет опытный, состоявшийся мужчина, ― с улыбкой прошептала Ивалгеллия, и ее щеки, и так румяные на морозе, покраснели от собственных слов. Боромиру улыбнулся ей: ему досталась самая лучшая женщина на свете. Не только друг и товарищ, но и жаркая любовница, и скромная возлюбленная. Как поразительно она сочетала в себе все эти качества. Боромир взял ее за руки и притянул к себе, прижимая ее руки к своей груди. — Еще как хочет… — прошептал он в ее губы. Но не только секса. Хочет засыпать с ней, просыпаться. Возвращаться домой и знать, что девушка уже ждет и обязательно встретит у порога. Хочет рассказывать, как прошел его день, и слушать о ее. Позволять нежным пальчикам одевать его утром и раздевать вечером. Хочет, чтобы вся она принадлежала ему, потому что он давно уже не пытался подавить в себе ощущения страстной одержимости своей невестой. Мужчина ненасытно лижет её нижнюю губу, сосет, прихватывая податливую плоть зубами. Тонкие пальчики массируют кожу его головы, скользят в бронзовые волосы, играются с прядями и нещадно тянут. Боромир сжимает её за талию, привлекая к себе. Ближе. До смешанного дыхания. До колючих мурашек по позвонкам. Девичий язык прочерчивает контур его губ, облизывает их с внутренней стороны, лаская, прежде чем проникает глубже и исследует его рот. Он обхватывает подбородок Ивалгеллии рукой, втягивает её язык в свой влажный рот. Желает выпить до дна. Всю. Его. И только его девочка. Его невеста, его женщина. Навсегда. Официально и бесповоротно, маленькая птичка, умеющая спасать жизни, теперь принадлежит сыну наместника Гондора. За спиной вежливо покашливают, и Боромир, оторвавшись от возлюбленной, видит брата. Фарамир показательно смотрит в сторону, пока Вальга тоже не поворачивается к нему лицом. В руках брат держал поводья, за ним на месте топтался черный жеребец, один из самых быстрых в конюшнях Гондора; на его спину было взвалено немного сумок с провизией и где-то там было спрятано несколько мешочков с деньгами, от которых Вальга, как не пыталась, не смогла отказаться. — Извините, ― произнес он; Боромиру показалось, или уши брата и правда покраснели. Он посмотрел на Ивалгеллию и слабо улыбнулся. ― Пора. Вальга улыбнулась ему и снова посмотрела на возлюбленного. Тот коротко поцеловал ее в макушку. — Береги себя. — А как иначе? ― хитро усмехнулась она. Фарамир передал поводья Боромиру и, наклонившись, поцеловал руку целительнице. Потом, посмотрев на нее знакомым, теплым взглядом, весело сообщил: — Едва война закончится примчимся за тобой. Ивалгеллия рассмеялась. Видимо, Боромир был прав: она нравилась и брату своего жениха, и его отцу. — Вы тоже берегите себя. Я не хочу получать птицу с новостью о новом ранение, едва доеду до дома. Прощание прощанием, но объятья Боромира были все так же по-собственнически крепкими. Видимо, ей действительно предстоит к этому привыкнуть. Фарамир подержал коня, и Боромир помог девушке забраться. Та немного поерзала в седле, сделала круг по двору, и удовлетворённо кивнула. Боромир на прощание сжал ее пальцы, не веря, что уже через несколько секунд будет должен отпустить ее, и смотреть, как она уезжает. Но Ивалгеллия внезапно посмотрела на него снизу-вверх, сжала его пальцы в ответ, и в неярком утреннем свете блеснуло два кольца: его кольцо на ее пальце, и ее кольцо на его. — Я… Я люблю тебя, ― выдохнула она, и Боромир не смог сдержать улыбки. Он знал это, видел это, но был счастлив, когда она сама сказала об этом. И, главное, он мог ответить ей, мог сделать свою Иволгу счастливой. — Я люблю тебя, Ивалгеллия. Вальга ему широко улыбнулась, и слезы блеснули на ее глазах. Они с Фарамиром вдвоем смотрели, как она уезжает. В сердце неприятно тянуло, и Боромир, совершенно неосознанно для себя, познал новый уровень расставания; тот момент, когда он должен был не ехать сам, а отпустить того, кого любишь, надеясь, что где-то там он будет счастливее. Смотрел, как его возлюбленная растворяется в утреннем зареве солнца, и понимал, что там, в будущем после войны, что не обручальное кольцо делает ее его невестой, и не грядущая свадьба,, и даже не клятвы верности, которые они оба дадут друг другу, и уже мысленно произнесли в этом коротком и банальном «люблю тебя». Нет, женой Боромира Ивалгеллию сделает то, что она всегда будет на его стороне, что она всегда поддержит его своей любовью и заботой, и так будет всегда. Фарамир подошел к нему и положил руку на плечо, стараясь поддержать, и развеять все те скорбные мысли, которые могли появиться в голове сына наместника. — Вы будете вместе, брат, даже не сомневайся в этом, ― уверенно произнес брат. ― Связанные судьбой всегда найдут друг друга. Вернись к ней, как победитель.