Снегирь

      Когда физрук возвращается, я так и сижу на месте. - Это насчёт твоей работы звонили, - поясняет он, усаживаясь напротив, - они готовы взять тебя, но только, когда убедятся лично в профпригодности.       Вот оно как. - Что за работа? – устав от неведения, решаю задать вопрос в лоб.       Даниил Алексеевич медлит, будто предугадывает реакцию. - Уборщиком в фотостудию, - я даже фыркаю от того, как внимательно он вглядывается, - она недалеко и начало стабильно в семь. Со школой сможешь совмещать, тем более, что… - осёкся. - Тем более, что я забил на неё? – безучастно продолжаю за учителем, плевать на оценки, аттестат, будущее, и не надо так смотреть, почему вы все упорно делаете вид, что вам не все равно, когда я сам даже не думаю обо всё этом. - Я не совсем это хотел сказать, - примирительно поправляет Даниил Алексеевич, но опровергать не торопится.       Его взгляд падает на больше не тронутый салат. Хмурится. - Почему ты больше не ел? Если не хочешь оливье, могу пожарить яичницу с беконом.       Выражение лица совершенно серьёзное, ни грамма напускной жалости, от которой так воротит. При мысли о горячей, вкусной пище побеждено опускаю голову, привычно прячась за волосами. Киваю. Сначала я подумал, что согласие осталось незамеченным, но слышится движение. *** -Ну, как? – вдруг нарушает тишину учитель.       Мы уже двадцать минут сидим в непроницаемом молчании за столом при желтоватом свете двух лампочек. Физрук неторопливо пьёт свой крепкий кофе и лишь изредка поглядывает на меня. Не знаю, что такого особенного было в его взгляде. Я стараюсь не встречаться с ним глазами, то ощущаю покалывания от седьмого чувства. Яичница из четырёх яиц и двух полосок бекона получились восхитительно. Но её ем нарочито медленно, оттягивая момент, когда молчание станет неоправданным, начнёт тяготить. - Спасибо, очень вкусно, - говорю искренне, а получается как-то скомкано, похоже на зазубренную дежурную фразу вежливости.       Даниил Алексеевич последним большим глотком опустошает свою кружку, поднимается с места полный решимости. - Пойду, подберу тебе что-нибудь из одежды.       Учитель уходит, оставляя меня с недоеденной яичницей и нетронутой кружкой сладкого чая с лимоном. ***       Одежда, которую предложил физрук, оказалась немного велика, но всё равно смотрится аккуратнее, чем моя. Зимние тёмно-синие джинсы и белая рубашка с коротким рукавом. В них я сам себе кажусь нормальным подростком, разве что не подстригавшимся давно. Приятно ощущать себя хоть иногда таким. Но надоедливая мысль пиявкой тянет из души хорошее: «Это ненадолго. Уже завтра всё вернётся на свои места». - Если ты готов, можем ехать, - оповещает Даниил Алексеевич, стоя облокотившись спиной о дверной косяк, когда я замираю, уставившись на него. ***       До кинотеатра всего полчаса езды. Всю дорогу я смотрел на мелькающие за стеклом фонари, гирлянды, светящиеся вывески. Снег кружил, переливаясь в свете. В машине снова играло что-то мелодичное. Я не заметил, как мы свернули на заставленную парковку возле торгового центра. -Разве здесь есть кинотеатр? – оторвавшись от созерцания освещённой улицы, озвучиваю мысли, не то, чтобы это сильно волнует, просто интерес.       Даниил Алексеевич заглушает мотор и с улыбкой, которая мне кажется по-детски восторженной, начинает рассказывать. Его друзья вчера были здесь на открытии Синема-стар, а он, нотки стали искренне расстроенными, из-за внеплановой секции по волейболу не смог пойти с ними. Половину истории я прослушал, смотря на лицо учителя через зеркала заднего вида. Глупо, но так я мог не опасаться, что он поймает мой взгляд. Столько живых эмоций отражалось в голубых глазах, столько неподдельных эмоций. Стало немного обидно за себя. В свои двадцать три Даниил Алексеевич намного больше похож на беспечного подростка, чем я. Неожиданно он замолкает на полуслове. В тишине кажется, будто салон промёрз в один момент, будто сама ночь просочилась снаружи через невидимые щели и поглотила всё вокруг. Темнота… ночи… Ночь. Перед глазами заметались образы. Они затягивают, как грязное болото, топят… *** … Боже! Он и есть настоящая тварь!» - безумные удары сердца глушат мысли, хаотично мечущиеся в голове. Мне страшно. Нет, не так. Мне до одури жутко находится рядом с этим пьяным, мерзким, вонючим животным. Несёт вчерашним перегаром, сегодняшней палёной водкой и удушающий сигаретной вонью. Адреналин ударяет в голову, когда мудила хватает меня за горло и наваливается всем огромным весом. Придавленный к полу без малейшего шанса на спасение, я по-рыбьи глотаю воздух, но он не попадает в лёгкие. Страх. Первобытный страх перед лицом самой смерти вселяется поглощает разум. Перед глазами мелькают красные круги. Тело неподвластное более истерично брыкается. В какой-то из бесконечных моментов у него получается: ногой чувствую, что ударил в нечто мягкое. Разъярённый рык пьяного урода и, наконец, желанный кислород. Не помня себя, вскакиваю и бегу на выход… *** - Матвей, Матвей, ты слышишь меня?- обеспокоенный голос Даниила Алексеевича прорывается сквозь пелену.       Когда я прихожу в себя, учитель совсем рядом, пристально всматривается в меня, похоже, в саму душу, легко ударяет по щекам, а после встряхивает. - Матвей, что с тобой? – заметив, что взгляд стал осознаннее, физрук перестаёт манипуляции.       Отстраняюсь к стеклу, облокачиваясь затылком на холодную поверхность стекла, прикрываю глаза. Нужно успокоить сердце. - Всё в порядке, - будто убеждаю себя, - просто задумался.       Такой ответ учителя не удовлетворил, но он сдаётся, за что огромное ему спасибо. Ненужных вопросов давно достаточно. ***       Дорога обратно напоминает шествие прокажённого к эшафоту: выл бы о том, как не хочется, но другого пути нет. Сейчас бы попасть в нескончаемую пробку, сошло за дар божий, но я не верю в него по понятным причинам. Машин встречалось совсем мало. Мы долго препирались на тему того, докуда учитель довезёт меня. Его взяла. Придётся ждать в подъезде, пока Даниил Алексеевич не уедет. Я же вовсе не собирался приближаться к той проклятой трёхэтажке. ***       Машина останавливается прямо у первого подъезда серого, местами обшарпанного дома. На втором этаже, слева от подъездного окна горит свет. Плохо дело. - Может, тебя до квартиры проводить? Мало ли кто ночами в подъезде околачивается, - заботливо предлагает физрук. - Спасибо не стоит, - поспешно отказываюсь и выхожу из машины. Уже стоя под хлопьями белоснежного снега решаю отдать должное. – И за доброту спасибо.       Ответа мне вовсе не требуется. Закрыв дверь, торопливо скрываюсь в подъезде. «Уезжайте уже». Прислушиваюсь. Всё тихо, только скрип снега под колёсами удаляющейся машины. Это немного успокаивает. ***       Сидя на холодном подоконнике заброшки, я смотрю на полную луну в просветах между облаками. Её свет холодный, безмолвный, но «сглаживает шрамы». Обычно в такие моменты мой компаньон – лезвие, чтобы ощутить живительную дозу боли, но не в этот раз. Нет, не потому, что капли внимания и заботы разом излечили от опасной зависимости, они лишь дали возможность контролировать порывы… на эту ночь.       Спать на старом матрасе, который мать просила выкинуть два месяца назад, а я принёс его сюда, укрываясь своей предыдущей зимней курткой, было не самым лучшим вариантом, но другого не нашлось. Приходить в квартиру, где кроме меня и этого ублюдка совсем никого, не решусь. Возможно, сегодня ничего ужасного бы не случилось, а может… Додумать не выходит. Я просто проваливаюсь в забытье. ***       Просыпать здесь всегда становилось испытанием. Тело ноет, голова раскалывается, а руки и ноги нещадно затекли. Если бы не необычно тёплая зима – окоченел бы, возможно, насмерть. ***       Первым уроком сегодня математика. Сидя на привычном месте, я рассматриваю собственные пальцы, будто впервые вижу их. Так я спасаюсь от мрачного чувства одиночества в толпе. Одноклассники в большинстве своём самозабвенно обсуждают новенького. Все сплетни и слухи перебираются, осмысливаются. Я даже начинаю прислушиваться, но очень скоро разговоры стихают. Слышу уверенные шаги в мою сторону. Предмет всеобщего внимания отодвигает соседний стул, брезгливо двумя пальцами скидывает мой портфель. «Если так противно, зачем садиться именно сюда?» Не глядя на Дэниеля, поднимаю свои вещи на подоконник. От Фролова тянет враждебностью. От этого где-то в глубине души зарождается желание забиться в угол. Незаметно отодвигаюсь ближе к окну. К парте начинают стягиваться одноклассники. - Дэниель, а у тебя есть девушка? – заикаясь и краснея, красавица класса, Ксюша, подаёт голос, но, увидев вскинутую аккуратно выщипанную бровь и вопросительный взгляд в ответ, тут же выпаливает оправдание, - не думай ничего такого, - так жалко и беспомощно она ещё не выглядела никогда, - просто кто-то говорит, что есть, кто-то, что нет, вот я и … - как же быстро и неразборчиво льются слова.       Дэниель зловеще улыбается, но, похоже, это замечаю только я. Лицо Ксюши, густо залитое красным, выражает смущённую надежду, кажется, в слёзных мешочках блестит влага. Но то, что происходит дальше, оказывается так омерзительно приторно. Изобразив невинную нежность, Фролов берёт залитую краской девушку за руку. - Пока нет, но… - Дэниель выдерживает интригующую паузу, - я вовсе не против её появления       Время, будто замирает. Звонок. Уверен, вздрагиваю не только я. И всем встревоженным девушкам приходится расплыться по местам. ***       Математика проходит в бурлящем облаке феромонов, похоже, все девушки решили перейти в наступление. Учитель старательно разжёвывает новую тему, изредка возмущаясь невниманию прекрасной половины. Я же периодически записываю в тетрадь с доски и снова возвращаюсь к созерцанию вида из окна. Фролов мастерски делает вид, что меня вообще не существует, развалившись на большей части парты, зато активно флиртует с девчонками. Ему для этого даже не нужно прилагать усилий, будто в крови каждое слово, каждый жест, взгляд. ***       Услышав долгожданный звонок, закидываю вещи в портфель. Нужно застать Даниила Алексеевича. Почему-то чувство вины никак не отпускает, хоть поблагодарю по нормальному. Закинув сумку на плечо, ухожу. Как тень. Следом идёт и Фролов, игнорируя всех, пытающихся заговорить с ним. На лестничной площадке первого этажа седьмое чувство настаивает бежать со всех ног. Дэниель нагоняет меня, хотя весь путь до этого держался поодаль. Почувствовав, запах ментоловых сигарет в опасной близости, напрягаюсь, ускоряю шаг. Чувство загнанной жертвы мне хорошо знакомо. Нет хуже него: абсолютная беспомощность. Уже близко опасное место: под лестницей специально для хранения лыж оборудовали помещение, соорудив стену из гипсокартона. Вот наступает лёгкий полумрак. Ноги готовы сорваться на бег в любой момент. Шаги за спиной ускоряются в такт моим. Он всё ближе. Не могу больше. Срываюсь на бег и… чуть не теряю равновесие. Железной хваткой Дэниель вцепляется в моё запястье. Ощущаю, как тепло покидает тело. Да что ему, блин, надо от меня? - Отпусти, - собираю волю в кулак, как можно безразличнее.       Ответом становится тишина, лишь сдавленное запястье пульсирует. - Ты глухой? – бесцеремонность впервые за столько месяцев начинает раздражать.       Снова тишина. Плюнув на бесполезные попытки, со всей силы пытаюсь вырвать руку. Не успеваю даже осознать, что произошло, как плечо отдаёт острой болью. Фролов заломил мне руку так, что я даже согнулся. Шиплю. Больно, блин. - А теперь пошли, - ужасно довольно командует новенький, подталкивая в то самое хранилище для лыж. - А не пойти бы тебе… - огрызнуться мне не даёт новая волна боли.       Сопротивляться дальше становится совсем невозможно. Зубы намертво стискиваются, в безмолвном крике. Полусогнутый, с саднящим суставом я иду шаг за шагом, поджидая возможности высвободиться. Чем ближе я к темноте, тем больше нарастает липкий страх. Получив, наконец, свободу в руках, я оказываюсь в ещё большем плену: с трёх сторон – стены, а впереди Фролов. Холодными мурашками отдаётся по всему телу его изучающий взгляд, с недобрым отблеском в глазах. - Рассказывай. – Как на допросе жёстко командует Дэниель.       Я даже опешил. Беспомощно хлопая глазами, я, молча, стою, смотрю прямо перед собой. Не понимаю. - О себе рассказывай, - снисходительно уточняет Фролов, делая шаг вперёд, от чего мне приходится упереться спиной в шершавую стену, - ну-ну, молчи дальше. Матвей Снегирёв, шестнадцать лет, был отличником, но полгода назад стремительно скатываешься. Был разговор об отчислении, но пока отложили этот вопрос. Наверное, прошлые заслуги дали о себе знать. Большие проблемы с самооценкой и, как следствие, с психикой, - он рассказывает с глубокой заинтересованностью, смакуя каждый факт, - и, - сделав многозначительную паузу достаточную, чтобы моё сердце пропустило пару ударов, - ты педик. Знаешь, - касается большим пальцем губ, - за всю жизнь я не встречал человека, который бы раздражал настолько сильно с самого первого взгляда, - усмехается, - это почти как любовь, только ненависть. - Ты псих, - будто в пустоту улетают слова с примесью презрения и неподдельного страха.       Конечно, до «папочки» ему далеко, но… - Возможно, - как-то пугающе быстро соглашается Фролов и делает ещё один шаг ко мне, отступать дальше некуда, поэтому просто сильнее вжимаюсь в стену, - но я всегда получаю всё, что хочу.       Точно псих, как бонус, с манией величия. Надо убираться отсюда. По привычке прячусь под волосами, чтобы он не разглядел страха, собираюсь уйти. С оглушающим хлопком ладонью о стену, Фролов преграждает путь. Минуты кажутся часами в абсолютной тишине. Но после Дэниель просто уходит. Задержавшись у самого выхода, бросает, кривя губы: - Ты такое ничтожество, Снегирёв.       Даже в полном одиночестве эхом отдаётся в голове его презрительный голос: «ничтожество». Да, я ничтожество. Ни на что не способное подобие человека, рождение которого, какая-то глупая ошибка. Ломает. Понимаю это по подрагивающим пальцам рук, по нарастающему желанию вновь убедиться, что я всё ещё жив. Судорожно лезу в правый карман джинсов. Оно всегда там. Моё спасение от пустоты. Пальцами ощупываю карманы и только потом понимаю – это не моя одежда. Его здесь нет. Кажется, будто темнота вокруг сгущается, подбирается ко мне, просачивается в каждую клеточку. Нельзя поддаваться. Но дрожь нарастает. Хочется зажаться в угол. Опускаюсь на пол. Под разгоряченными ладонями он ощущается льдом. Трясёт. Тело напрягается в ожидании невидимого врага. «Ничтожество». Всё громче стучит в голове. «Ничтожество, ёбаный пидор…» Это яростный крик. Надо бежать. Бежать к маме… *** …За спиной басом раздаётся дьявольский рык: «Ничтожество! Ёбаный пидор, я удавлю тебя!» Расстояние до входной двери напоминает нескончаемую тропу к спасению. Руки не слушаются. Когда я, наконец, добираюсь до ручки, становится слишком поздно. Ублюдок хватает меня за ворот футболки. Швыряет назад с такой силой, что я отлетаю к стене. Не сдамся. Пока отчим возится с ключом, чтобы лишить новой возможности сбежать, закрываюсь в своей комнате. Эта дверь не задержит его надолго, но и за эти минуты есть возможность дозвониться до полиции. Пусть искалеченного, переломанного, где только можно, но спасут. Заодно и этого урода упекут за решётку. Так много времени было потрачено на поиски телефона. Мозг упорно отказывался вспоминать. Мобильник обнаруживается на столе под тетрадями, когда в дверь уже начинают ломиться. Негнущимися пальцами набираю номер. По ту сторону отзывается девушка. Под натиском нечеловеческой силы моя последняя защита трещит. Я кричу что-то в трубку, умоляю спасти, но назвать адрес не успеваю. На последнем издыхании телефон отключается. Смотрю в чёрный экран и вижу, как сильно побледнело лицо, полопались в глазах капилляры, обжигающе катится слеза. Ничто не спасёт. Далее происходящее воспринимается, словно сон. Забиваюсь между столом и стеной. Молюсь всем Святым, чтобы те спасли, помогли выжить. Перед самой смертью, почему-то отчаянно хочется жить. Грохот заканчивается одним громким хлопком. Петли не выдержали. Дверь валится вниз. Зажмуриваюсь до боли в глазах, перестаю дышать. Громкие шаги приближаются. Бесконечно долго. Стол отлетает в сторону. Сердце сдавливают тиски. Боже, мне так страшно. Первый удар приходится в правый бок. В глазах моментально вспыхивают красные круги. Свернувшись на полу калачиком, я прячу руками лица и голову. Пинки сыплются с разных сторон: по бокам, животу, спине, ногам. Кашляю. И сильнее стискиваю зубы. Перетерплю. Вынесу. Выживу. Нет счёта времени. В голове плывёт. Хаотичные вспышки боли не позволяют провалиться в блаженное забытьё. После очередного удара в живот всё прекращается. На миг приходит мысль, что смерть забрала меня. Лучше бы это было правдой. Одним рывком лечу в сторону дивана. Распластавшись на полу в безуспешных попытках придти в себя приоткрываю глаза. Сквозь красную пелену вижу перед собой зверя. Его морда раскрасневшаяся и потная, искажается устрашающей гримасой. Зажмуриваюсь, глотая слюни с металлическим привкусом…