Прав или счастлив?

Лайт открыл глаза – было раннее утро, солнце ещё не встало. Но это было ему только на руку: чем раньше он уйдёт отсюда, тем лучше. Сегодня наступил тринадцатый день – тот самый, которого Лайт одновременно ждал и боялся. Рюдзаки всё-таки начал проверку предположительно поддельного правила, и теперь они с Мисой были на волоске от разоблачения. Лайт с большим трудом уговорил Рэм не убивать детектива, решив просто сбежать из страны вместе с девушкой и второй тетрадью Смерти. Это, безусловно, было очень подозрительно, но убивать Эл было выше его сил. Он осторожно снял руку спящего детектива со своей груди, сел на кровати и посмотрел на Эл. На его губах играла лёгкая улыбка – должно быть, ему снилось что-то приятное. Лайт почувствовал очередной укол совести за то, что бросит любовника вот так, безо всяких объяснений. Просто исчезнет. Лайт тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. В конце концов, так лучше, чем видеть его смерть. И лучше, чем отправиться на казнь самому. Эти отношения с самого начала были обречены. Рано или поздно из надзирателя и подозреваемого они неминуемо бы стали палачом и жертвой. Только вот кто в какой роли… Эти последние тринадцать дней Лайт уже не был прикован к детективу наручниками, но приходил каждую ночь, чтобы успеть насладиться, запомнить каждую черту, каждую мелочь в человеке, которого больше не увидит, но которого любит настолько, чтобы пуститься в бега. Он соскользнул с кровати, бесшумно оделся, взялся за ручку двери и в последний раз обернулся посмотреть на худое тело, длинные пальцы, густые чёрные волосы, манящие губы, столько раз целовавшие его. Лайт одними губами прошептал: — Прости меня, Рюдзаки, — и закрыл за собой дверь. В условленном месте встретившись с Мисой, Лайт забрал у неё свой чемодан. Он подготовил побег заранее: у них были с собой поддельные паспорта и достаточно денег на первое время в Нью-Йорке, именно туда решили податься новоиспечённые Эван Харпер и Скалли Хоуп. Вся их поездка прошла практически полностью в молчании. Даже Миса, обычно оживлённая, сейчас молчала и только сжимала покрепче руку Лайта. Девушке тоже не хотелось покидать Японию, но, раз Лайт считает, что так нужно, значит не ей с ним спорить. Они с самого начала договорились поселиться достаточно далеко друг от друга и встречаться тайком, по крайней мере первое время. Лайту, конечно, было бы проще и вовсе без неё. Но, во-первых, она могла ему пригодиться как обладатель Глаз Бога Смерти, а, во-вторых, было попросту опасно отпускать её далеко от себя. Он не сомневался, что Эл объявит их в международный розыск, а это значит, что вести себя надо тише воды, ниже травы. Миса, перекрасившаяся в брюнетку и носившая теперь короткую стрижку для маскировки, устроилась официанткой в ресторан. Её милая внешность и приятный акцент давали ей неплохие чаевые. Она завела себе пару подруг и в целом была вполне счастлива, особенно, когда виделась с любимым Лайтиком. Что до последнего, он продолжал записывать преступников в единственную оставшуюся у них тетрадь Смерти и, соответственно, делил свою квартиру с Рюуком. Он тоже перекрасил волосы в тёмный цвет и, наоборот, отпустил их подлиннее, почти до плеч. По улицам обычно ходил в тёмных очках, чтобы снизить риск своего узнавания. А узнать его могли. Буквально через два дня после побега во всех крупных газетах и на телевидении появились их с Мисой фотографии как подозреваемых по делу Киры. Как Лайт и предсказывал, Эл подключил все силы на их поиски. Но время шло, а к нему домой по-прежнему никто не приходил. Лайт потихоньку начал расслабляться и думать, чем же ему заняться в Нью-Йорке. Кира Кирой, а наказание преступников денег не приносит. В полицию он по понятным причинам пойти не мог, как и в любую государственную организацию. Поступать учиться было слишком дорого, у него таких денег не было. В итоге он пошёл работать барменом в бар неподалёку. Как ни странно, работа ему понравилась, а чаевые даже давали возможность позволить себе что-то лишнее. И Лайт неожиданно для самого себя купил гитару. Ему всегда нравилась музыка, но отец считал это занятие несерьёзным, а Лайт не смел ослушаться. Сейчас отец был на другом конце земного шара, и Лайт мог делать всё, что душе угодно. И он пошёл на курсы гитары. Учитель оказался неплохим и открыл в Лайте не только хороший слух, но и голос. Так Ягами начал петь и вечерами писать песни. Сначала он пел Рюуку, потом Мисе (Рюук хихикал, Миса восторгалась), а потом как-то раз спел песни собственного сочинения в баре. И с этого момента карьера Эвана Харпера пошла в гору. Поначалу он сомневался, стоит ли петь на сцене, хоть бар и маленький, но всё равно профессия публичная. Он каждый раз просил людей не делать фотографий и видео, но что-то в сеть всё равно просачивалось. Лайт старался сразу связаться с тем, кто выкладывал видео с ним, и любыми путями добивался удаления своих изображений из интернета. И, хотя прошло уже два года с их побега из Токио, Лайт ни на минуту не ослаблял бдительность, постоянно напоминая об этом и Мисе. Он всё чаще натыкался на статьи о провале L в деле с Кирой и искренне жалел Рюдзаки и его замечательную до этого момента карьеру, но радовался, что по-прежнему на свободе. О том, что Рюдзаки бросит это дело и оставит его в покое, он и не мечтал. Он понимал, что основательно разозлил детектива, и тот скорее умрёт, чем сдастся. Их смертельная схватка продолжалась.