Копья и стрелы Ровно в шесть подадут нам чай, Вместо лимона — печаль. Плохие манеры, Столько сказано сгоряча — Такая примерно ничья. Все ещё не знаю, не верю своим глазам, Отпускаю мысли на волю, на тормозах.
Тут Лайт посмотрел в глаза отцу — ждал реакции. Соитиро выглядел напряжённым, но это в равной степени могло означать и то, что он всё ещё злится на сына, или ему просто не нравится, как тот поёт. Впрочем, какая разница?Стой! Зачем ты так? Со мной, и в сотый раз подряд С моими надеждами? Меня теперь зовут никак! И чувства больше никогда Не станут прежними.
Лайт прикрыл глаза. Перед его глазами стояла пустыня Сонора. Раскрасневшийся от ярости Соитиро Ягами с царапиной от пули на щеке и жестокое: «Мне стыдно, что я твой отец». Лайт сделал над собой усилие и улыбнулся, ведь надо было петь дальше:Стрелы и копья, И ещё по чуть-чуть побед, Ни капельки смысла в них нет. Как снежные хлопья Откровенья растут в цене, Так может быть сдаться и мне? Столько между нами, но, может, не прожито? Или незаметно это, ну что же ты? Стой! Зачем ты так? Со мной, и в сотый раз подряд С моими надеждами? Меня теперь зовут никак! И чувства больше никогда Не станут прежними.
Лайт вздохнул и спел следующие строчки практически по слогам, сделав упор на последнем слове:Примеры и правила От мысли до выстрела…
Он допел песню и поклонился. Заметил слёзы на глазах отца — всё-таки понял. Лайт перевёл взгляд на Эл, тот ободряюще кивнул. Так, ну ладно, хватит лирики. Теперь будет песня персонально для детектива. Конечно, по идее её лучше было исполнять дуэтом, но Лайту казалось неправильным, чтобы другой человек произносил реплики Эл. Он предвкушающе улыбнулся и начал петь их песню:Я — не слабак, Просто так я ему не сдамся, Вымерю каждый свой шаг. Он — хитрый враг. Белый флаг не поднимет скоро, Но, ведь, и я не простак. Словно охотники, Чуем зверя след. Скрыться шансов нет. Победит Лишь один, Только один.
Рюдзаки улыбался и подпевал одними губами. Ему тоже нравилась эта песня, и он прекрасно знал, какие слова предназначались ему.На йоту вперёд продвинется тот, Кто в планах врага и схемах его лазейку найдёт. Здесь важен расчёт: тому повезёт, Кто первым поймёт изъяны И в ямы, ловушки, капканы врага приведёт. Мрак спеленал всё вокруг. Враг лучом разрезал ночь, Чтоб столкнуться со мной. Он начеку, как паук, Что в глубинах леса Жертву знакомит с судьбой. Как ни пытайся, От схватки не уйти. В путах западни Победит Лишь один, Только один.
Луч прожектора упал на руку Лайта, и в его свете блеснуло обручальное кольцо. Саю тихо спросила у Мисы, сидевшей рядом с ней: — Они поженились с Рюдзаки? — Да, — шёпотом ответила Миса. — Несколько месяцев назад. Была очень романтичная церемония и совсем мало гостей. Жаль, они запретили фотографировать, это была самая трогательная свадьба, на которой я была в своей жизни. Лайт и Эл, тем временем, продолжали петь друг для друга, как будто и не было всего остального зала, всего остального мира. Только они двое.Хоть силы равны, продвинется тот, Кто в дебри души проникнет змеёй и вывернет плоть. Примерь на себя повадки того, Кто ищет изъян, чтоб тотчас же Ядом сомнений и страхов тебя уколоть. Рядом, я знаю, он где-то рядом, Но торопиться не надо — Мне ошибаться нельзя. Взглядом, мне б не раскрыть себя взглядом. Есть за терпенье награда — Это свобода моя. Я с ним разберусь, когда окунусь В те воды, где он, как рыба, плывёт, чем дышит, пойму И верит кому, я должен узнать Все тайны, привычки — всё, чем живёт. И так до тех пор, пока не прижму. Отныне я клон — один к одному. Здесь важен расчёт: тому повезёт, Кто первый поймёт изъяны И к ямам, ловушкам, капканам врага приведёт.
Лайт допел до конца и в очередной раз подумал о том, что им выпало невероятное счастье выбраться из этих ловушек и капканов живыми и невредимыми. Хоть в песне и звучало: «Победит лишь один», на самом деле победили они оба. Жестокая игра на выживание в прошлом. Большой двухчасовой концерт закончился, и Лайт, с трудом отпущенный публикой, получил возможность передохнуть в гримёрке. Только он успел стереть пот со лба и глотнуть воды, как в гримёрку вихрем ворвалась Саю и повисла на Лайте: — Братик, с днём рождения! Как я по тебе скучала! Концерт был просто потрясающий! Мой брат — суперзвезда! Лайт, не зная, что сказать, просто обнимал сестру, которую не видел семь лет. Из маленькой девочки она стала взрослой очень симпатичной девушкой. — Ты такая большая стала, Саю, дай мне на тебя посмотреть, — Лайт чуть отстранился, не разжимая объятий, — такая красивая. — Ха. Так ведь я уже в университете учусь, между прочим! — И кто тебе сейчас помогает с математикой? — хмыкнул Лайт. — А мне не нужна математика! Я на журналиста учусь, — показала ему язык Саю. — Выкрутилась, — улыбнулся Лайт. — Как так получилось, что вы сейчас приехали? Это очень неожиданно. — Ой, Лайт, мы бы и раньше приехали, если бы не папа. Он долго не соглашался везти нас, но и одних не отпускал. Но мы его уговорили. Да ещё Рюдзаки же нам всё оплатил. И билеты, и гостиницу. Кстати, поздравляю со свадьбой, — она кивнула на кольцо. — Спасибо. Это, правда, не вчера было. — Да, мне Миса сказала. — Господи, у неё не язык, а помело, — закатил глаза Лайт. — Не ругай её, она очень хорошая. И такая красавица! Надо было тебе на ней жениться, у вас дети были бы загляденье, — рассмеялась Саю. — Нет уж, спасибо. Я как-нибудь обойдусь без красивого потомства такими жертвами. Саю хихикнула, но тут же посерьёзнела и тихо сказала: — Лайт, можно кое-что у тебя спросить? — Конечно, — откликнулся тот. — Почему ты на самом деле не давал о себе знать? Лайт внимательно посмотрел на неё: — Отец не говорил вам? — Он сказал, что вы ведёте супер секретные расследования, и поэтому нам нельзя контактировать. Но я уверена, что это не единственная причина. Ты не хотел или не мог с нами общаться? Скажи мне правду, Лайт, пожалуйста. Я клянусь, никому не расскажу. Лайт вздохнул. Очевидно, Соитиро решил не шокировать жену и дочь историей про Киру и тетрадь Смерти, значит, и он не вправе говорить об этом. Но объяснить всё остальное… почему нет. Саю ведь уже взрослая. — Отец запретил мне с вами общаться. — Но почему? — Потому что стыдится меня, — с болью сказал Лайт, — и, наверное, хотел оградить тебя от моего дурного влияния. — Что за глупости? — удивилась Саю. — Как ты можешь плохо на меня повлиять? — Видишь ли, он… — Лайт помедлил, но всё-таки произнёс это слово, — любил меня, когда я был тем, кого он хотел видеть. Удобным, вежливым, готовым всегда прийти на помощь лучшим учеником Японии. Я должен был стать хорошим полицейским, примерным семьянином и так далее. Им самим я должен был стать по сути. Соитиро-младшим. А стал… — он махнул рукой. — А кем ты стал? — требовательно спросила Саю. — Ну, во-первых, он презирает музыкантов. Считает это ничтожным занятием, недостойным нормального человека. Я удивляюсь, как он вытерпел целый концерт. Но, если бы я был только музыкантом, это было бы не так страшно. Гораздо хуже, что я гей. И вот это обстоятельство окончательно выстроило между нами стену. — Но это несправедливо, — всплеснула руками Саю. — Ты же не выбирал, в кого влюбляться! — Кого волнует… Он не смог вынести того, что сын, в которого он столько вложил, развлекает пьяную публику песенками и спит с парнем. «И до кучи ещё людей убивал, — добавил про себя Лайт. — Но этого ей знать не нужно». По лицу Саю потекли слёзы: — Как он мог, Лайт… Мы с мамой не видели тебя целых семь лет… Два года мы вообще не знали, живой ли ты, а потом папа просто перестал о тебе говорить. Сказал только, что ты жив, ведёшь секретные расследования и встречаешься с парнем. Как он мог нас разлучить… — она закрыла лицо руками и зарыдала. — Саю, не плачь, я тебя прошу, а то я тоже заплачу, и твой неидеальный брат будет ещё и плаксой, — Лайт обнял её и погладил по голове, как маленькую. В гримёрку тихо вошел Рюдзаки, но его никто не заметил, и он решил остаться в тени, чтобы не мешать. — Да как ты не поймёшь, мне не нужен идеальный брат! Мне нужен живой брат! Рядом со мной! Или по телефону хотя бы поговорить! — Саю продолжала рыдать у Лайта на груди. — Мне жаль, прости, Саю, — сказал тот, и Рюдзаки явственно расслышал в его голосе слёзы. — Я бы хотел быть рядом с тобой, но я не могу. — Я его ненавижу за это! — зло сказала Саю. — Он не имел права так поступать с нами. А мама! Знаешь, как она переживала за тебя? Места себе не находила просто! — Не надо. Хватит с него и моей ненависти. — Ну это же бред, серьёзно, как можно рушить семью из-за такой ерунды! Встречайся ты хоть с крокодилом, и с ним же пой дуэтом, мне вообще без разницы. Рюдзаки тихо рассмеялся в своём укрытии, и Лайт тоже. — А вообще, — Саю подняла на брата заплаканное лицо, — ты этого никому не говори, но, даже если бы ты людей убивал, я бы всё равно тебя любила. Лайт вздрогнул и обнял её сильнее: — Ты уже взрослая, Саю, ты вольна сама решать. Мы можем общаться, если хочешь. — И будем, — твёрдо сказала девушка. — Я тебе не позволю снова пропасть. Он усмехнулся: — Ты мне иногда до ужаса напоминаешь Мису. К счастью, ты моя сестра, а не подруга. Кстати, а у тебя-то что с личной жизнью? — У меня есть парень, — покраснев, ответила Саю. — И он полицейский, уверена, папе это тоже не понравится. — Почему? Как раз полицейский — вполне себе благонадёжная профессия. — Ага. И опасная. А ещё он как-то говорил, что больше в семье полицейских ему не надо. Но, чёрт возьми, если захочу, возьму и сбегу из дома с ним! Буду как ты! — Ну уж нет, не смей быть как я, — остановил её Лайт. — Бунт ради бунта — это глупо. — Но надо жить, как хочется! Ты ведь так и живёшь! — В целом — да. Но ты же видишь, что мне пришлось пойти на жертвы. Зачем тебе это? Тебя ведь никто насильно замуж не выдаёт за кого-нибудь? — Нет, слава богу, — Саю улыбнулась сквозь слёзы. — Ну, вот видишь. Значит, просто живи, как нравится, и всё. Не бунтуй. Когда сама почувствуешь, что хочешь выйти замуж, тогда и выходи. Только чур по любви, обещаешь? — Обещаю. Я вообще думаю, что в жизни надо всё делать по любви. Иначе какой смысл? Жить из чувства долга — тоска смертная. Рюдзаки покачал головой. Саю была мудрой девушкой. Если бы Лайт рассуждал так же, может, и не случилось бы истории с Кирой. — Наверное, ты права. Я стараюсь так и делать. Сейчас. Но мне много времени понадобилось, чтобы дойти до этого. — Ты очень любишь петь, правда? Я это почувствовала. — Да, — согласился Лайт, — музыка — это моя любовь. Музыка и Рюдзаки. Детектив улыбнулся. — Жаль, что я плохо его знаю. Можно сказать, не знаю совсем. Расскажи, какой он? — попросила Саю. — Какой он… — Лайт задумался, — он самый необычный человек, которого я встречал в своей жизни. Он очень умный, намного умнее меня. И мудрее. Он всегда видел меня насквозь, со всеми моими пороками, и мне не надо было притворяться перед ним. Это сначала было очень непривычно и даже страшно, а потом стало ценно. Для него нет условностей ни в чём. Он непробиваемо честный. Я бы не назвал его хорошим человеком в обычном смысле слова, но это и не важно, ведь я тоже не хороший. Мы часто ругаемся, дерёмся даже иногда, но, если бы не он, меня бы вообще не было, Саю. То есть я бы жил, наверное, но меня, такого, как сейчас, не было бы. С ним я перестал бояться быть собой. — Ты его очень любишь… — утвердительно прошептала Саю. — Очень, — подтвердил Лайт. — Ладно, сестрёнка, хватит с тебя откровений. Иди к родителям. Они уже, наверное, потеряли тебя. — Подожди, ещё один вопрос, только он…. эээ… нескромный, можно? — Ну, давай. Что у тебя там за нескромные вопросы? — Кто из вас актив? — прямо спросила Саю. Детектив тихо фыркнул, увидев выражение лица Лайта. — Саю! Это неприлично спрашивать! — Ягами аж покраснел. — Я знаю, но я же предупредила, что вопрос нескромный. Ты можешь просто подтвердить или опровергнуть. Ты красивее, больше подходишь на роль… — Я понял, — перебил её Лайт. — Ты неправа. Нет у нас чёткого распределения ролей. Устроит тебя такой ответ, извращенка? — Это я ещё извращенка, — засмеялась Саю. — Вообще-то это ты у нас весь из себя бунтующе-нестандартный тип. А у меня всё скучно, как в учебнике биологии. — А говорила, что встречайся я хоть с крокодилом… — Так я тебя всё равно люблю, Лайт! Это же не плохо, ты меня, наоборот, восхищаешь. — Только отцу этого не говори. — Могила, — она шутливо скрестила пальцы на губах. — А серьёзно, не пропадай, Лайт. И ещё, сам себя прими. И прости. И будешь счастлив. — У тебя не сестра, а психотерапевт, — заметил вслух детектив и вышел из тени. Лайт вздрогнул и обернулся к нему: — А ты подслушиваешь чужие разговоры? — Только немножко, — Рюдзаки улыбнулся. — Я же не хороший человек в обычном смысле слова. Лайт фыркнул, но не успел что-либо ответить, потому что в гримёрку вошли родители. Сатико тут же кинулась обнимать сына: — Боже мой, Лайт, дорогой, как ты? Почему так долго не давал о себе знать? Мы же волновались! — Я не мог, мам, — Лайт поверх её плеча встретился взглядом с отцом. — Да-да, наслышаны, расследования особой секретности, — перебила его Сатико. — Соитиро говорил, что ты не можешь контактировать даже с семьёй. Но мы же скучали! — Госпожа Ягами, Саю, расскажите, как вы долетели, — отвлёк женщин Эл, давая отцу и сыну пообщаться наедине. Сатико и Саю подошли к нему и начали наперебой рассказывать о потрясающем перелёте первым классом. — Я ничего не говорил им о Кире и тетрадях, чтобы не переживали, — тихо произнёс Соитиро. — Спасибо, — кивнул Лайт. Они помолчали. — Прости меня, Лайт, — вдруг сказал Соитиро, — я слишком много наговорил тебе тогда. Я следил за расследованиями, которые вы вели все эти годы вместе с Рюдзаки, и должен сказать, что он был прав насчёт твоих способностей. Я горжусь тобой, сын. Лайт резко подался вперёд и обнял его, чтобы скрыть подступающие слёзы. Соитиро обнял его в ответ, а Лайт поймал взгляд Рюдзаки и прошептал одними губами: — Спасибо. — С днём рождения, Лайт, — ответил детектив.