Тебе никто не поверит

Вадиму снились хорошие сны. Впервые за несколько недель ему удалось выспаться. Впервые он чувствовал себя счастливым и спокойным. Кира лежала в его объятьях и не собиралась никуда убегать - притихшая, словно она тоже боялась — стоит шелохнуться и все закончится. Только нет. Больше не будет этого кошмара, в котором он — главный злодей. Придуманная Кирой страшная сказка закончилась хорошо. Он верил, что она справится с обрушившейся на нее болезнью, со своими ложными воспоминаниями, сможет вернутся к ним с Надей. Вадим не был столь наивен, чтобы полагать — все пройдет бесследно. Но самое худшее миновало, а значит, можно было немного расслабиться. Именно этим он и занимался, притворяясь спящим, пока Кира обнимала его, поглаживая по груди. Эти утренние часы, проведенные с ней в постели, были такими… нормальными. Как прежде. Они лежали, прижавшись друг к другу, Вадим чувствовал любовь Киры, ему нравилось, что она просто рядом. И больше ничего ему не нужно было. Так было раньше и так будет всегда. Девушка поднялась с кровати, оставляя Вадима одного. Желание валяться в постели сразу же пропало, но он не стал идти за ней, давая ей возможность побыть наедине с собой. В ванной включилась вода, Вадим перевернулся на другой бок, но уснуть ему больше не удалось. Он прислушивался к собственным чувствам. Что-то не давало ему поверить в то, что теперь все наладится. Как бы то ни было, Кире предстоял поход к психиатру: там все и встанет на свои места. Пока Кира принимала душ, Вадим навестил в комнате Надю. Она натянула самое красивое по ее мнению платье и долго крутилась у зеркала, пока не заметила отца. Девочка бросилась к нему, Вадим едва успел подхватить ее на руки.  — Что у нас за праздник? — спросил он, улавливая, что от девочки исходит запах духов Киры, — снова стащила у мамы ее духи?  — Вы снова вместе! — радостно заявила она, оставляя его последний вопрос открытым, — давайте куда-нибудь сходим?  — Конечно, сходим, — усмехнулся он, — только волосы причеши и давай на завтрак.  — А мама там будет? — тихо спросила девочка, и Вадим различил надежду в ее голосе, — она не будет больше плакать? Мог ли он обещать? Это было сложно. Но Кира действительно вернулась. Она улыбалась, радовалась неловким шагам Нади на льду, Кира снова могла чувствовать любовь Вадима. Кира жила.  — Конечно, — произнес он, убирая с лица Нади прядь волос, — конечно, она больше не будет плакать. На кухне было тихо. Вадим прислушался, останавливаясь на полпути, но Киры там еще не было. Как и не было ее в ванной. Стараясь не поддаваться панике, он бросил взгляд на входную дверь и увидел, что та приоткрыта. Мужчина бросился туда, распахивая ее, и в это время на лестничной клетке появилась Кира, сжимавшая в руках стопку бумаг. Почта. Он уже забыл, когда в последний раз заглядывал в почтовый ящик. Сердце Вадима так и не перестало колотиться, он привалился к стене, глядя на Киру так, словно она только что уличила его в чем-то нехорошем. Она, как ни в чем не бывало, протиснулась между ним и шкафом, снимая обувь. Стопка газет и счета полетели на комод.  — Не делай так больше… — прошептал Вадим, делая шаг к ней и обнимая ее.  — Я решила забрать почту, — ответила она растерянно, — прости? Вадим сделал глубокий вдох, а после поцеловал ее. Когда ее холодные губы коснулись его, он вздрогнул, но не от холода, а от странного ощущения незащищенности, будто стоит ему моргнуть — и она исчезнет. Когда пройдет это? Когда он сможет полностью доверять Кире? Холодные руки Киры обхватили его запястья. И он понял — сейчас. Он сможет доверять ей сейчас. И всегда.  — Приготовлю завтрак. Кира исчезла на кухне, а Вадим сунул руку в карман. В руке оказался шприц — спасительный, с успокоительным средством едко-желтого цвета. Однажды он избавится от необходимости постоянно носить его с собой. «Однажды» наступит сейчас. Вадим не обманул Надю. Кира больше не плакала. Когда он вошел на кухню, девушка что-то напевала себя под нос. По телевизору рекламировали сыр. Вадим наблюдал за тем, как Кира нарезает помидоры, огурцы, иногда отвлекаясь на плиту. Мужчина заглянул в кастрюлю. В воде плавали яйца. Все было до того обыденно, будто между ним и Кирой не было этой пропасти, которая тянулась столько месяцев, делая обоих уязвимыми перед друг другом. Теперь… теперь все было так, как раньше.  — Знаешь, хорошо, что ты вернулась, — заметил мужчина, хватая из миски кусок помидора, — Надя уже отказывалась есть хлопья. Мы все похудели. Кира не ответила, но Вадима порадовал ее смех. Пусть он и больше походил на что-то нервное, но это было проявление ее эмоций. Врач говорил, что если она станет возвращаться к нормальной жизни, то не стоит ждать сразу резких перемен. Все постепенно. «Запаситесь терпением» Вадим запасался.  — И я скучал… я правда скучал. Его снова привлекла реклама. Теперь там показывали порошок.  — Кстати нужно будет купить ополаскиватель, у нас законч… Договорить он не успел. Его перебила Кира.  — Сколько мне было лет?  — Что? — не понял он, — тебе?  — Когда ты впервые меня поцеловал. Сколько мне было лет, когда мы впервые занялись сексом? Она не поворачивалась. Но спина Киры была напряжена. Он постарался абстрагироваться от телевизионного гула и сосредоточиться на вопросе Киры. Девушка явно ждала ответ. Она перестала нарезать салат, стояла, не шевелясь. «Запастись терпением» — настаивал голос в голове Вадима. Он замялся. Как она могла не помнить? Ведь это — лучшее, что происходило с ними двумя. Зарождение их любви пришлось на сложный жизненный этап Киры. А теперь она не помнила? «У нее ложные воспоминания. Она просто пытается разобраться».  — Я точно… точно не помню. Кира стукнула по столу кулаком так, что загремела посуда. Вадим даже перестал слышать телевизор, до того он был сосредоточен на Кире, стараясь не упустить тот момент, когда она… выйдет из себя. Опять. Он непроизвольно сунул руку в карман, но не нащупал там шприц со спасительной жидкостью. Он отошел чуть подальше, глядя на Киру с опасением, но все еще надеясь, что ничего страшного не происходит.  — Сколько мне было?!  — Юниорка… это были юниорские прокаты. Ты завалила этап гран-при и очень расстроилась… Кира выронила нож. Он ударился о пол, отлетел в сторону, и Вадим попытался подойти к Кире. Но девушка резко обернулась, залепив ему пощечину.  — Дай мне уйти. Мужчина не успел даже ответить ей, Кира рванулась вперед. Вадиму удалось перехватить ее у самого выхода из кухни.  — Отпусти меня! Отпусти!  — Хорошо! — в ответ прикрикнул Вадим, стараясь придать голосу уверенности, но понимая, что не может справиться с охватившей его дрожью, — Кира! Хорошо. Я отпущу тебя, но ты не станешь убегать, ладно? Кира не ответила, но вырываться перестала. Вадим ослабил хватку, выпуская ее, и позволил себе отойти к столу.  — Почему ты не дашь мне уйти. Почему?! Это все было правдой! То, что во мне… в моей голове! Это правда! Кира попятилась назад. Вадим сделал шаг за ней следом, старался не давать ей отойти от него слишком далеко. Он успеет ее поймать, если придется. Он не даст ей совершить глупости.  — Ты делал со мной такие вещи!  — Кира, успокойся. Иди ко мне и мы спокойно поговорим…. Девушка замотала головой, зажмурилась, совсем как ребенок, увидевший нечто, до ужаса его напугавшее. Она завопила так, что Вадиму захотелось закрыть уши. Она кричала, что-то несвязно бормотала, а он не мог ничего поделать — стоял, глядя на это. Сделай он шаг - истерика Киры станет еще сильнее.  — Ты не уйдешь, — тихо сказал он, — Кира… ты останешься с нами…  — С вами… В этот самый миг произошло несколько вещей одновременно. Вадиму стало дурно только от одного вида белоснежного платья, которое промелькнуло и исчезло. Сначала он подумал, будто вбежавшая на кухню Надя перепугалась и убежала прочь. Лучше бы это было так. В реальности же Кира схватила дочь за распущенные волосы, резко притянула ее к себе, не обращая внимания на протестующий вопль. Вадим ринулся было к ним, но тут…  — Я ее убью. Он не мог пошевелиться. Парализованный тем, что увидел, он просто не мог мыслить здраво. С первого взгляда могло показаться, что ничего необычного не происходит. По телевизору транслировали какую-то передачу. Вадим не мог разобрать, что говорят ведущие, да и как он мог? Это было чудо, что он вообще замечал что-то вокруг. Яйца, поставленные Кирой на огонь, уже давно вовсю кипели. Создавалось впечатление, что время замерло, но нет — все вокруг жило. Все, кроме Вадима.  — Я ее убью, если ты меня не отпустишь… Ее, а потом себя! Нож, который минуту назад валялся на полу, теперь был приставлен к Надиному горлу. «Это сок от помидора. Это не может быть кровь. Всего лишь сок… но почему сок такой густой? И такой темный?» Вадим не понимал, почему он до сих пор стоит, почему он не предпринимает попыток отобрать у Киры нож? Почему он не бежит спасать дочку? На ее белоснежном платье багровели капли крови. Она кричала. Кричала, чтобы мамочка ее отпустила, но также, как и Вадим — словно оцепенела. Только она была под прицелом смерти, а Вадим… он просто боялся — любое его движение может оказаться для Нади роковым. Кира кричала, чтобы ее выпустили, Надя… она вскоре охрипла и теперь шептала что-то неразборчивое, но умоляющее. Вадим больше не видел ножа, он не видел крови, ни сжатых в кулаке Киры волос своей дочери, прижимающей к себе голову ребенка. И чем бы закончилось дело, если бы Кира не завыла. А это был вой. Такого, какой Вадим никогда не слышал. Он не мог поверить, что люди могут издавать такие звуки. Нож снова упал на пол, вывалившись из ее обмякшей руки. И тут Вадим отмер. Он его схватил, бросая куда-то позади себя. Надя бросилась в его объятия, крепко прижимаясь к нему, она не плакала. Она больше ничего не говорила, только жмурилась, чтобы не видеть ничего, а может, она думала, что так не будет чувствовать боли. Кира свернулась на полу, будто ее вот-вот вырвет. Она держалась на живот, кашляла и смотрела на руки, окрашенные кровью собственной дочери. Вадим сжимал в объятиях Надю, чувствую, что только что… только что чуть не случилось что-то непоправимое. То, что он мог бы предотвратить. Но не стал, поддавшись своим наивным надеждам. И теперь, глядя на капли крови, усеявшие кухонный кафель, он понимал, что случившееся останется с ним навсегда. ***  — Надя… — голос мамы больше не казался таким успокаивающим, как всегда. Он казался ей жестоким, бесчеловечным. Чудовищным. Надя сидела на коленях, глядя в окно. И выглядела она, точно сошедшая с обложки девочка из фильмов ужасов. Перемотанное горло с багровым пятном на белоснежном бинте. Пятна крови украшали ее парадное платье. Волосы — будто солома, растрепанные, некрасивые. Папа всегда учил причесываться, но сейчас было далеко не до этого. «Сходим куда-нибудь?» «Мамочка больше не будет плакать?»  — Надюш, иди в комнату. Девочка посмотрела на папу. Он дрожал. Он всегда хотел казаться сильнее, чем был на самом деле, но сейчас он был похож на побитого пса. Надя не отозвалась на его просьбу. Маму забирали. Какие-то люди, оказавшие Кире первую помощь. Как они сказали? Просто царапина. Мама нанесла просто царапину. Ничего более. Не требуется хирургического вмешательства, даже зашивать не стали. А кровь… ну да, крови было много, это напугало всех. Но ничего страшного — так сказал дядя доктор, который теперь тащил маму к выходу. А мама не отрывала от нее взгляда.  — Наденька… Надя! Если представить, что ничего не было, то можно почувствовать себя «нормально». Будто пару часов назад Надя не стояла на кухне и мама не держала ее за волосы, с одним только желанием — убить. Мама не прижимала к ее горлу холодный нож. Если на минуточку представить, что они нормальная семья, то без проблем можно посмотреть маме в глаза.  — Прости меня… «Нужно просто потерпеть. Скоро ее уведут» И когда дверь за санитарами захлопнется, Надя сможет почувствовать себя в безопасности. Мама больше не причинит ей вреда.