брызги солнечного света

когда сугавара небрежно, вскользь — так сон махровым и безбрежным опускается на плечи, — предлагает съехаться, даичи улыбается. без проблем, думает он. вот и счастье будет, и завтраки эти дурацкие, и споры в ворчливом о том, кому поливать цветы. только вот образ другого человека — призрак несостоявшегося, болезненного, — смеётся неслышно для всех, и даичи морщится. его звали куроо. до сих пор зовут — просто для кого-то другого. /// куроо тетсуро — это сверхновая. слепящий блеск и сияние чистой свободы. куроо умеет находить общий язык с кем угодно, дружить с кем угодно и отстаивать свою позицию мягко и непринуждённо. он хороший человек. даичи помнит: десятки исписанных листов с формулами; кофе в кружке с утятами; из окна — сквозняк зимой; он грызёт ногти, когда нервничает, что не сдаст зачёт; десятки десятки десятки людей, звучащих совсем по-разному в жизни куроо; небо алое; и снег густой; куроо утаскивает по ночам второе одеяло, вечно замерзая; смех; очки с надколотой дужкой; фата моргана; и не помнит, как куроо стал кем-то, кого он совсем перестал узнавать. иногда даичи просыпается по ночам и, поворачиваясь, в мучительном ожидании — безнадёжность, бесперспективность, — смотрит на светлый затылок. словно ищет куроо в человеке, который спит рядом с ним. вечный поиск того, до кого невозможно дотянуться. /// что случилось с твоей душой, милый, которую я когда-то знал? /// а ещё куроо лучше всех умеет врать. ложь во благо. рот полон горьких слов, скрытый смысл которых понятен лишь говорящему. — я уеду, — извиняется куроо, — кенма сказал, что для меня нашлось место в торонто, ты же знаешь, как я ждал этого… даичи ненавидел, когда куроо должен был уходить, но и любил одновременно, ведь он всегда возвращался. а в этот раз — бум, трещина, бездна с пустотами вместо совместных фотографий, — не вернулся. в аэропорту куроо сердито шмыгал носом и обнимал так, что можно было понять: не будет никакого счастливо, никакого вместе. даичи не понял и неловко смеялся, думая, что куроо вернётся через пару месяцев. никто не вернулся. больше и некому было. /// — даичи! — кричит сугавара, и в его голосе звенит смех, дурашливый и светлый. — у нас тут ласточка на балконе! даичи! я рассказывал, как воровал яйца птиц в детстве, думая, что стану принцессой диснея? (а у куроо ведь иногда бывали такие глаза: грустные-грустные, словно весь мир померк) — как она залетела? — даичи смеётся. — боже, коуши, никаких больше открытых окон. — а прикинь, она станет нашей домашней ласточкой, — посмеиваясь, лукаво произносит сугавара. даичи целует его в висок, и они начинают обсуждать, как же эту негодницу выдворить обратно на улицу. лето жаркое, а небо — полная тарелка яркой голубой краски. безоблачно. и дождей не ожидается. может быть, однажды никого больше не нужно будет искать в чужом теле — и не придётся спрашивать у себя: что же случилось с тобой и твоей душой, которой ты когда-то был?