Doyoung and the city

      Этот бар поначалу никак не производил впечатление места, в котором будут проводить время избранники тех самых "золотых сливок". Но именно это произошло с ним почти сразу после открытия. Актёры, теряющие популярность, ещё незаметные певцы, журналисты трудоголики, имеющие пагубную привычку совмещать выходной вечер за бутылкой высокоградусного с работой. К последним относил себя Донён. Его друг Минхён решил отпраздновать первый заработанный гонорар, подкрепляя слухи о Апт Сеул, и позвал на вечер всех своих друзей. Среди них оказался циник с ангельской внешностью - Чон Джэхён. Юрист, выигрывающий половину своих дел благодаря очаровательным ямочкам. Несмотря на немаленький для Кореи возраст - тридцать пять лет, для всех малознакомых людей он являлся ожившим шедевром. Зрелый и сексуальный. Таким видели его люди.       - Любви не существует, - хмыкает Джэхён, откидываясь на стуле. Его ноги разъезжаются в стороны, и Донёну становится внезапно душно. Тонкие пальцы тянут шнурок замысловатого узла на блузе, приковывая взгляд ещё не пьяного Джэхёна. Юрист первым разрывает зрительный контакт.       - Смотря какой, - вступает с ним в спор ещё один приглашённый. Ким Чону. Профессор экономики в одном из престижных университетов, который однажды - Донён знает это точно - оседлал своего студента прямо на преподавательском столе. Ему двадцать девять, но это нисколько не мешает ему ошиваться в компании стариков вроде Джэхёна и Донёна и при этом выглядеть как ровесник Минхёна.       - И какая же существует, на твой взгляд, мой друг? - Джэхён возвращает внимание к своей персоне, и у Донёна по спине бегут мурашки. Он этот взгляд знает, как и знает, что последует за ним. Чону хмыкает, копируя позу оппонента.       - Разная, Джэхён, разная, - Чону отпивает из бокала, разогревая горло, - если опускать любовь мужчины к женщине как несущественную, то остаётся ещё любовь матери к своему ребёнку, любовь музыканта к своему инструменту, любовь...       - Донёна к кратковременным интрижками, - перебивает Джэхён.       - И это тоже, - кивает довольно Чону.       - Я сделаю вид, будто вас не существует, как это делаете вы в отношении меня, - бормочет Донён, поднимаясь со своего места. Его тошнит не столько от третьего бокала голубой лагуны, сколько от пренебрежения своих друзей. Мужчина тянется, разглядывая зал и отыскивая себе жертву на вечер, пока в его желудке водка смешивается в замысловатый коктейль с обидой.       До выходных ещё два дня, но в зале яблоку негде упасть. Заняты столики, танцевальная площадка, и даже в служебное помещение пытается кто-то пробраться. За одним из самых приметных, "звёздных" мест сидит Ким Минхо, актёр и начинающий дизайнер. Неудивительно, что именно ему сегодня отвели столик для звёзд. Впрочем, он сидит один. Донён видит взгляды, примагниченные к пустому креслу напротив Минхо. Манящее, некрасиво громко кричащее о том, что сегодня мистер Завидный Холостяк свободен, как никогда. Он пришёл даже не один - в компании Ёнкея, пишущего песни всем малознаменитым и знаменитым до неприличия певцам, и какого-то американца с корейскими корнями, который возвращается к истокам на трёхмиллионную аудиторию своих влогов. Впрочем, они исчезли с глаз ещё в начале вечера, оставив Минхо одного. Донён чувствует возбуждение толпы. Ему и самому интересно, кем станет сегодняшний смельчак вечера. И вот, когда уже отсутствие компании становится неприличным, а пик терпения публики достигнут, на пустующий стул падает обтянутый джинсой зад Ёнкея. Любопытные головы в разочаровании отворачиваются, и только Донён довольно улыбается, прикидывая, как из не разразившегося скандала вытянуть удачную статью. Возможно, придётся найти свидетеля того, как Минхо положил ладонь на ладонь Ёнкея, но это детали.       Донён сам не понимает, как оказывается за столиком студентки медицинского, актёра второго плана и любовника своего редактора. Это в любом случае лучше, чем оставаться наедине с пьяным Чону и упрямым до чёртиков Джэхёном, пока Марк уходит в себя, в голове уже прописывая новые биты, которые он будет продавать завтра. Его друзья наверняка продолжают спорить о разных вещах, но слушать их, всё равно что головой в таз с водой нырять. Во-первых, зачем, а, во-вторых, опасно это.       - Эй, ребята, а вы верите в любовь? - Донён поднимает свой бокал вверх, как бы намекая на корявый тост. Смуглый парень счастливо поднимает свой бокал в ответ.       - А ты романтик, мистер журналист? - заглядывает ему в глаза.       - Ненавижу романтиков. Как только мужчина говорит мне, что он романтик, мне хочется орать благим матом, - кривит рот единственная девушка в компании, - Это говорит только о том, что он тебя идеализирует, и стоит тебе перестать играть по его правилам и показать свое истинное лицо, как он тут же бежит в кусты. Вот чем опасны романтики. Держитесь от них подальше.       - Суён не верит в любовь, она верит в пропедевтику внутренних заболеваний, - смеётся любовник редактора, - а я, вот, верю, - несколько мечтательно добавляет он.       Донён прикусывают губу, опасаясь, как бы с пьяного языка не сорвался комментарий по поводу его романов с тремя замужними женщинами одновременно. Впрочем, подобная шпилька навряд ли заденет его самолюбие. Такие, как этот парень, будут до последнего утверждать, что влюблён он был в каждую из своих избранниц. Ужасный тип, когда дело доходит до ответственности, но чудесный, когда тебе за сорок, а располневший муж из разнообразия признаёт только позу наездницы.       - О, да, Кай верит в любовь, - смеётся молодой парень с аристократичными чертами лица, - каждую свою старушку он любит больше предыдущей.       Парни звонко чокаются и пьют до дна. После достают свои телефоны с потрясающей синхронностью, и пропадают в них.       - А вы в любовь верите? - Суён смотрит на него большими глазами. Донён понимает, что она, вообще-то, верит, всем своим ещё не ссохшимся сердцем верит, и хочет, чтобы кто-то верил вместе с ней.       - Любовь существует только тогда, когда тебе скучно просто заниматься сексом, - сухо отрезает журналист. Как жаль, что он не из тех, кто обладает сочувствием.       Позже Донён видит, как на талии Суён материализуется рука одного из таких романтиков. Они выходят из бара вместе и садятся в одно такси. Мужчина качает головой. Совсем скоро у его колонки прибавится на одну читательницу.       Вскоре журналисту становится скучно сидеть рядом с двумя писанными красавцами. В их диалогах начинают мелькать незнакомые имена, названия. Донён вздыхает, накидывая на плечи пальто.       Унылый вечер пытается завершиться совсем ужасно. У донёновой зажигалки вдруг кончает заряд. Он ждёт такси с незажжённой в зубах, даже не пытаясь представлять, насколько глупо он выглядит.       - Вы очаровательны с этой сигаретой во рту, - раздаётся глубокий мужской голос позади Донёна. Он оборачивается. А вот и его романтик на одну ночь.       На следующее утро Донён с ужасной тошнотой и лёгкой головной болью будет слышать в телефоне длинные гудки своего романтика, который обещал позвонить, когда выцеловывал бёдра мужчины, но оставил номер гостиничного ресепшена. Ему хотелось бы хотя бы закричать об ужасном характере невоспитанного джентльмена, но себе же признаётся: так даже проще. Нет никакого первого-второго свидания с унылыми попытками вытянуть из себя хоть какой-то интерес. Ему плевать. Как бы страшно это ни звучало.       Резким движением Донён отбрасывает одеяло и тянет к себе ноутбук. Ему пора приниматься за пятничную статью.