Последний пациент

      Грохот от размашистых приближающихся к палате шагов заставил пациента встать с кровати и медленно, касаясь кончиками пальцев обшарпанной стены, приблизиться к двери.       Удар кулаком. Лязг железного ключа в замочной скважине.       — Подъем, Барнс. Время завтрака, — рявкнул заглянувший в помещение Рамлоу и, хватая того за протянутую руку, вытащил парня в коридор. — Дерьмово выглядишь, — сухо констатировал охранник. — Сегодня опасаться твоей блевоты? Опять замараешь мне ботинки — заставлю языком чистить, понял?       — Так точно, командир.       — Шагай, — держа руку на его плече, Рамлоу медленно повел пациента по пустому отсеку.       Зрение не возвращалось. Как и многое другое. В назначенный срок — два дня спустя после ввода испытуемого препарата — доктор Зола не вызвал его на осмотр. К нему не зашел ни психолог, ни медсестра, ни…       Барнс послушно переставлял ноги, отсчитывая в уме шаги до третьего поворота направо. Он ясно представлял светлый коридор первого этажа с огромными зарешеченными окнами по одну сторону и высокие железные белые двери по другую. Все они были приоткрыты, потому что пусты. Он воспроизводил в голове цвет падающих на бетонный пол лучей утреннего солнца, цвет полумрака за поворотом в кухонный блок. Теперь в нём было ужасающе тихо. Только неосторожный грохот кастрюли и редкий боязливый шепот нарушали напряженную трапезу.       — Садись, — рыкнул Рамлоу, надавив на плечо сопровождаемого, и Барнс послушно опустился на жесткий стул. — Дальше сам, солнышко, — охранник шаркнул скрипучей подошвой и сел за соседний стол.       — В нашей команде пополнение, Хилл, — еле слышно прохрипел сгорбленный над тарелкой мистер Фьюри — худощавый темнокожий старик с растрепанной повязкой на глазу. — Давай, Мэри, у меня уже рука затекла, — женщина нехотя потянулась ртом к ложке и проглотила её содержимое. — Вот так, — довольно прокряхтел мужчина, набирая новую порцию водянистой каши из тарелки затянутой в смирительную рубашку женщины.       — Справляетесь, Николас?       Джеймс дернул головой на звук знакомого голоса — к их слепому сборищу подошел Уилсон.       — Да уж получше вашего, — пробурчал старик, продолжая кормление упирающейся особы. — Но вот с этим, — Фьюри кивнул на склонившегося над столешницей Барнса, — возись сам, мальчик. Или плати, — сухие тонкие губы пациента растянулись в жадной улыбке и Сэм, полный решительности, присел на пустой стул рядом с пациентом.       — Здравствуй, Джеймс. Улучшения есть? — Уилсон подтянул к нему тарелку и вооружился глубокой алюминиевой ложкой.       Барнс мотнул головой и напряженно прислушался к тому, как ложка стукнулась о дно тарелки.       — Ну, давай, — устало выдохнул медбрат. — Быстрее начнем — быстрее пойдем на прогулку, — но голова ослепшего упрямо дернулась от предполагаемой ложки, и та ткнулась ему в заросшую щетиной щеку. — Барнс, давай по-хорошему, — в голосе Уилсона зазвенели нервозные нотки.       — Обойдусь без няньки, Уилсон, — рыкнул он, повернувшись всем корпусом к напрягшемуся медбрату и выхватил ложку из его руки.       Фьюри громко прыснул со смеху, заставляя всех присутствующих в столовой обернуться.       — Приятного аппетита, — выдавил из себя Сэм и поспешил покинуть стол.       Ледяной порыв ветра заставил Джеймса непроизвольно задрожать и плотнее прижаться к каменной стенке крыльца. Гулять не хотелось. Сейчас он как никогда раньше чувствовал свою принадлежность к этому месту и людям. Брошенный, забытый, потерявшийся, как все вокруг, он сидел на ступенях, опустив голову на прижатые к груди колени? и слушал. Парк шумел опавшей листвой. Красно-желтые вихри рвались вверх к тяжелому темно-серому небу, липли на лица недовольных людей, путались в волосах, залетали за шиворот, попадали в дрожащие цепкие пальцы, собирающих никому не нужные, кроме них самих, букеты, пациентов.       Двадцать человек, включая персонал. Они исчезали каждый день, оставляя после себя все те же приоткрытые двери. Одни выходили прямо на улицу, за другими приезжал крошечный автобус. Некоторых забирали на личных авто. Доктора уезжали на вызванных такси. Они деловито вышагивали по уже протоптанной аллее к задним воротам, стараясь не оборачиваться, на глядящих им в след оставшихся пациентов. Время управления человеческими жизнями для лечебницы истекало на их впалых, отрешенных глазах.       Барнс потянул носом воздух — запахло табаком. Он поднял голову, слыша, как мимо него прогремели две пары ботинок, и безразлично вернулся к своему занятию.       — Так что? — Рамлоу чиркнул спичкой. — Ты со мной?       — Не знаю, — за спиной Барнса Роллинз смачно щелкнул костяшками пальцев. — Надоело всё это. Что здесь, что в этом Пилигриме… Одни и те же рожи.       — Ну да, — Рамлоу выпустил облачко дыма и привалился к каменной кладке. — Весь персонал теперь там. Зато там больше платят. И нет Пирса.       Роллинз тяжко вздохнул, и звук воспламеняющейся спички повторился.       — Верно, — хмыкнул охранник, и за спиной пациента раздался тихий хрипловатый смех. — Но я всё же откажусь. Есть у меня на примете один вариант. Может, и ты передумаешь?       В повисшем молчании Барнс различил шорох бумаги и царапанье шариковой ручки. Значит, теперь их осталось восемнадцать. Он безрадостно улыбнулся и передернул плечами от нового порыва ветра.       — Поднимай задницу, — окликнул его один из конвоиров, и тот послушно поднялся, распрямляя затекшие ноги. — Пора в общую зону. Пегги! — крикнул он, махая рукой возившейся в парке женщине. — Барнс на тебе! — поникшего пациента втолкнули в холл, сдернули распахнутую куртку и потащили по коридору в комнату терапии.       Пегги. От её строгого, обрамленного каштановыми локонами личика не спасала даже слепота. Касания аккуратных теплых рук раздражали. Казалось, что кожа, к которой она притрагивалась, начинала гнить и сочиться ядом. Пегги приставили ему именно тогда, пять дней назад, когда исчез Стив. Барнс стиснул руку в кулак, склоняясь над столом с куском глины, из которого лепил невесть что. Не так. Он не исчез. Он ушел. И Пегги знала, куда. Скорее всего, знала. Но он ни за что не спросит. Не позволит себе эту постыдную слабость. Стив оставил его. Перевелся в Пилигрим, как и все остальные. Рамлоу подтвердил. Так зачем теперь вскрывать эту рану? Это ничего ему не даст. Роджерс не вернется. У него своя жизнь, новая работа, новые пациенты. Баки вытер грязной ладонью лицо и, встряхнувшись, вновь начал катать кусок глины по столу. Он не спросит. Ни у кого.       — Отлично, Джеймс, — властный, но мягкий женский голос прозвучал прямо над ухом вздрогнувшего человека.       — Да. Я сделал отличный кусок глины из куска глины, — раздраженно прошипел он, сильнее давя на податливую субстанцию. Пегги снисходительно улыбнулась, похлопала его по спине и продолжила обход большого зала с размещенной в нем жалкой горсткой людишек.       — Рамирес, Лэнг и Вонг, — сестра остановилась у стола, заваленного красками и помятыми листами, — сегодня вечером за вами зайдет Сэм. Будьте готовы.       По аудитории прошла напряженная волна перешептывания и нервного хихиканья, но после предупреждающего стука по столу, все смешки прекратились.       — Я понимаю, вам страшно покидать это место, — голос Пегги прогремел, словно гром над головами притихших пациентов. — Кингс Парк был вашим домом, но, уверяю вас, в вашей жизни ничего не изменится. В скором времени мы все благополучно переместимся в лечебницу Пилигрим, где нам будут рады. Там нас уже ждут наши коллеги и ваши друзья, как старые, так и новые. Поэтому я прошу вас набраться терпения и не волноваться попусту, — довольная своей речью и оказанным влиянием на усмирившихся пациентов, она вновь продолжила своё медленное шествие между столами и прибитыми к полу мольбертами.       Лицо Барнса озаряла унылая улыбка. Натянутая, неестественная, неживая, вкупе с блеклыми расфокусированными глазами, она отпугивала от него собратьев и раздражала без того вымотанный медперсонал. Всегда отстраненный от коллектива, он полностью замкнулся в себе, отвечая агрессией на любой обращенный в его сторону интерес. Время бежавшее раньше, словно горный ручей, превратилось в заболоченную вонючую речушку, полную плавающей к верху брюхом распухшей рыбы. Оно тянулось так медленно — секунда была часом, минута днём. Он сидел в коридоре между распахнутыми настежь дверями соседних палат и подставлял осунувшееся серое лицо холодному ноябрьскому солнцу. Сидел в коридоре, потому что Пегги запретила ему появляться в общем зале для занятий. Барнс глубоко вздохнул, вспоминая произошедшее, и закрыл глаза.       — Джеймс, — сестра торопливо приблизилась к сидящему у приемника пациенту и деловито сцепила кисти рук. — Психолога здесь теперь нет, но я же вижу, что вам просто необходимо с кем-то поговорить. Я очень хочу помочь вам справиться.       — С чем? — голова Джеймса медленно повернулась на голос медсестры. Рука точно легла на радиоприемник, делая звук чуть громче.       — С вашей утратой, — женщина коснулась руки пациента, плавно убирая её от аппарата и приглушая его звучание. — Я много раз с этим сталкивалась, поверьте. Вы — не единственный пациент, который терял здесь друга. Увольнение Роджерса для всех нас стало большой неожиданностью. Он ведь работал не смыкая глаз, почти даром, а потом вдруг… такое, — Пегги всплеснула руками и покачала головой. — Вы можете мне довериться и рассказать всё, что чувствуете. Я помогу.       — Меньше всего на свете мне нужна твоя помощь, — отбивая тянущуюся к себе руку, прошипел пациент, заставляя возмущенную до глубины души женщину подскочить на ноги.       — Для вас я сестра Картер, мистер Барнс, — грозно вскрикнула она, сжимая крохотные кулачки и оглядываясь по сторонам.       — Для меня ты никто, — едко хохотнул мужчина и вернул приемнику его голос.       Унылая улыбка вернулась на его угрюмое лицо. Роджерс не перевелся в другое место. Он уволился. Ночь, проведенная с психически нездоровым человеком, заставила его раз и навсегда отказаться от того, чего он жаждал больше всего — помогать людям. Барнс шмыгнул носом и медленно поднялся с бетонного пола. За ним уже шли. Легкий размашистый шаг Сэма Уилсона оповещал о том, что его прогулочное время закончилось, и пора обратно в палату.       — Держи, — медбрат протянул ему бумажный стаканчик с таблетками и водой.       — Сколько осталось? — запивая капсулы, пробормотал пациент, послушно проходя в свою камеру.       — Семь, — выдохнул парень, закрывая дверь на ключ и медленно удаляясь в свой блок.       — Семь, — эхом повторил Джеймс и без сил упал на валяющийся на полу матрас.       Он очнулся от света. Яркими, слепящими волнами, он топил в себе пробудившийся разум человека, заставляя того непроизвольно щуриться и закрываться рукой. Немного погодя, приноровившись к обрушившемуся на него спектру, Джеймс неуверенно поднялся, смотря сквозь прижатую к глазам ладонь и усмехнулся.       Он видел.       Вытерев соленые дорожки, и переждав неприятную резь, он прислонился к окошку в двери и уставился на льющийся с улицы утренний свет. Глаза жгло, словно каленым железом, но отвернуться от долгожданного вида не находилось сил. Облегченно вздохнув, он дернул за ручку, и глаза сами собой опустились на не поддавшийся рычаг. Брови парня недоуменно нахмурились, и он дернул сильнее. Еще раз. Еще.       Он проснулся слишком рано? Обхода еще не было?       Паника длинными скользкими щупальцами оплела его лодыжки и медленно поползла вверх, заставляя волосы на затылке встать дыбом.       — Только не это, — усмехнулся Барнс, не переставая дергать дверную ручку. — Я не могу сдохнуть вот так! Нет, — твердил он, дрожащим голосом, готовый уже орать во всю глотку, только бы к нему хоть кто-то пришел на помощь. — Нет! — закричал он, саданув от отчаяния и ярости по железной двери палаты и в ужасе отшатнулся.       В коридоре раздались торопливые шаги.       Громко и тяжело дыша, Джеймс поднял голову — свет в окошке заслонила чья-то фигура. Скрипнул замок. Дверь приоткрылась, и рвущееся из груди сердце пациента едва не оборвалось.       — Ты тут живой?       Он не умрет в этом огромном железном гробу.       — Да, — прохрипел Джеймс, дрожащим от волнения голосом.       — Прости, — Сэм протиснулся в палату и привычным жестом протянул ему таблетки. — Сам понимаешь, я тут один остался, пока всех обежишь, да откроешь… — Уилсон заткнулся, понимая, что Барнс не сводит с него своих искрящихся глаз, и расплылся в щербатой улыбке. — Поздравляю! — он хлопнул его по плечу и немного потрепал на удивление абсолютно не сопротивляющегося этому пациента. — С завтраком сегодня напряг, как и с обедом. Сегодня уезжает последняя партия — такая суматоха!       — Я тоже?       — Я же говорю, сегодня переезжают все оставшиеся. Вечером приедет машина из Пилигрима. Их ребята вас погрузят, отвезут и сопроводят каждого до своей койки.       — Но…       — Но пока, — усмехнулся проницательности пациента Сэм, — вы все будете сидеть по своим палатам, чтобы не мешались сборам. Возможно, ужин разнесут по палатам где-то в четыре, и после приема пищи мы снимаемся с места. Так что будь готов.       Барнс кивнул, чувствуя, как липкие холодные щупальца сильнее впились в его колени, и проводил взглядом вышедшего из палаты Уилсона. Медбрат запер дверь на ключ и, насвистывая легкий незамысловатый мотивчик, исчез из поля зрения.       Ни в четыре часа, ни позже, Уилсон не вернулся. Это было предсказуемо с того самого момента, когда за ним закрылась дверь и щелкнул замок. Утреннее солнце медленно плыло по небосклону, приобретая все более насыщенные тяжелые тона, пока не окрасило облака в кроваво-розовые оттенки и погасло. Грохот мотора тяжелого автобуса, выделенного принимающей стороной, был слышен за километры от Кингс Парка. Медленно, но неумолимо, он приближался к дальним воротам, которые сегодня наверняка были распахнуты настежь. Автобус, грязный, с ржавым дверным механизмом, скрипя и извергая черный вонючий дым, замер у заднего крыльца умирающей лечебницы, нехотя принимая в себя дрожащую на ветру, бледноликую процессию, цепочкой вползающую в салон. Барнс перестал кричать, когда услышал грохот мотора во второй раз. Громко выстреливая и скрипя колесами, транспорт развернулся в парке, оставляя после себя отвратительные черные полосы среди оранжевого ковра, застилающего сырую землю. Всё было кончено. Кричать и звать на помощь больше не имело смысла. Он остался один. Совершенно один в кромешной темноте, под тяжелым гнетом бетонных перекрытий, висящих над его опущенной головой.       Тринадцать этажей безмолвной тишины, погруженной во тьму.       — Я не заслужил такого, — шептал Барнс, покачиваясь на запыленном матрасе. — Только не так. За что? — шипел он, горько посмеиваясь своим собственным мыслям, подсказывающим ему ответ. — Я виноват. Я сам. Если бы я не полез к Стиву, он бы не ушел. И я бы не остался здесь! — срываясь на крик, Джеймс подскочил на ноги и со всей силы ударил по двери ногой, развернулся и в который раз швырнул изодранный матрас о стену. Отдышавшись, он провел ладонью по растрепанным, лезущим в рот волосам, и сел на пол. В крошечном смотровом окошке показались звезды. Их тусклый далекий свет робко проникал в темницу пациента, позволяя тому видеть руку и капающую с неё кровь. Барнс нахмурился. Подходя к окошку и подставляя ладонь под льющийся через него свет, он растянул сухие губы в улыбке. — Я идиот, — хмыкнул он, решительно направляясь к валяющемуся в углу матрасу и внимательно прощупывая его измазанными в крови пальцами. Провозившись пару минут, пациент расслабленно выдохнул и сосредоточился на разрывании плотной ткани. Достать порезавшую его пружину стало самым важным, интересным и захватывающим времяпровождением за последнюю неделю.       Когда пальцы начало сводить судорогами, а холодные звезды гасли в предрассветном сумраке, пружина в руке Джеймса щелкнула, и длинный тонкий прутик отломился, вызвав у заключенного пациента блаженный вопль. Упиваясь такой маленькой, но такой важной победой, он рухнул на пол и тихо засмеялся. Он выберется. Всегда выбирался, чего бы ему это ни стоило. Крепко сжимая вожделенную отмычку, он перевернулся на живот, пытаясь встать, и уперся взглядом в белеющий клочок бумаги, крохотный, мятый, заляпанный его же кровью. Нехотя отложив драгоценную железку, он поднял листок и поднес к светлеющему окошку.       «Ты не должен успеть прочесть это»       Ноги Барнса подкосились, и он неуклюже сполз по двери обратно на пол.       «И всё же, видимо, я не успел, и записка у тебя в руке. Прости меня за ож…»       Джеймс приблизил к глазам бумажку, но кровь размыла оставшийся текст. Его глаза запекло от обиды и злости. Прощальная записка. Роджерсу не хватило сил взглянуть ему в глаза и сказать все лично. Он подсунул ему жалкую записку! Барнс стукнулся затылком о стену, и в ушах больно зазвенело. Записку, которую он даже не может прочесть до конца. Скомкав и без того ущербное послание, он отбросил его к распотрошенному матрасу и жадно вцепился в заждавшуюся его отмычку. Звон в голове плавно перетекал в шум, а шум… Во внутреннем дворе заглох чей-то мотор. Джеймс вскочил на ноги и уставился в стену, обращая все свои чувства в слух.       — Нет, — прошептал он. — Показалось, — уверял себя подрагивающий человек, не веря собственным словам. Его сердце билось, как птица в клетке, реагируя на доносившиеся с крыльца звуки. Горло сжал спазм. Пальцы, намертво вцепившиеся в железку, побелели. — Шаги, — Барнс инстинктивно отшатнулся от двери, за которой кто-то тихо переругивался, и его сердце замерло. Щелчок. Дверь с тихим скрипом отворилась, заливая палату, учиненный в ней разгром и заляпанного кровью, вооруженного пациента светом восходящего солнца.         — Господи, что это? — брезгливо фыркнул женский голосок, и Барнс разжал кулак, оглушая напряженную тишину металлическим лязгом.       — Баки? — неуверенно позвал родной голос, и, сорвавшись с места, пациент кинулся на шею протиснувшегося в палату медбрата. — Тише, тише, ты читал записку?       — Пошел ты со своей запиской! — закричал Барнс, прижимаясь сильнее и дрожа всем телом от отпускающего напряжения.       — Это твой последний пациент? — девушка оценивающе окинула взглядом грязного тощего парня и дернула бровью. Стив довольно улыбнулся и отцепил от себя вытирающего лицо парня.       — Наташа, это — Джеймс Бьюкенен Барнс, — Стив схватил едва держащегося на ногах человека под локоть и медленно повел прочь от палаты. — Баки, это — Наташа Романова. Она и её коллега — психотерапевт Клинт Бартон — твои кураторы. Ты будешь жить и проходить лечение в их частной клинике вместе с Вандой и Пьетро, — Роджерс ослепительно улыбнулся рыжеволосой красотке, и та устало закатила глазки.       — Ты знаешь моё второе имя? — стараясь говорить громче грохота собственного сердца, Баки взглянул на гордо шагающего Стива, и чертова мышца заработала еще сильнее.       — Оно было указано в твоей карте, которую я украл из процедурного кабинета Золы. По ней мы сделали тебе новые документы, — воодушевленный настрой Роджерса сник, когда они переступили порог лечебницы. Наташа, махнув рукой на застывшую на крыльце пару, сбежала вниз, села за водительское сиденье и начала прогревать мотор. — Прости, что заставил ждать тебя. Я много извинялся в записке, и все же еще раз…       — Почему ты мне ничего не сказал? — Баки поднял сверкающие яростью глаза на расстроенного парня.       — Я бы получил очередной отказ от Пирса! Я не мог проснуться и, смотря тебе в глаза, обещать воздушные замки, понимаешь? — Роджерс сжал его руку, и Баки зашипел от боли. Его ладонь снова закровила, заставляя Стива побледнеть от ужаса.       — Давай к делу, Стиви! — угрожающе напомнил ему Барнс, и тот послушно закивал головой.       — Я уволился, чтобы Пирс не имел надо мной власти. Разыскал Нат, рассказал ей всё о тебе, отдал карту, сделал тебе документы и… Я должен был успеть до того, как эта чертова дыра закроется.       — Ты говорил, что не дашь Золе ко мне прикоснуться. Ты сказал это тогда, ночью, и исчез! Ты бросил меня там с ним! Я понятия не имею, почему он не пришел за мной, видимо, свершилось чудо! А если бы забрал? Ты идиот. Ты придурок, Стив! — стараясь не врезать по прекрасной физиономии, Баки сжал лицо рукой и громко выдохнул.       — Ну так получилось же, — обезоруживающе улыбнулся парень и довольно расправил плечи. — Золу отстранили в тот же день, когда я ушел. И лишили лицензии. Не без помощи Наташи, естественно.       Баки закатил глаза, и Стив засмеялся, касаясь пальцами его заострившегося подбородка. Глаза парня потемнели, заставляя Роджерса нетерпеливо облизнуть губы.       — Вы садитесь в эту чертову тачку или нет? — свирепый возглас помешал Баки коснуться манящих губ Стива. Он разочарованно цокнул языком и взглянул на шикарный понтиак.       — Да ради этого зверя я душу продам, — наигранно засмеялся Джеймс, спеша к ожидающему его авто.       Роджерс довольно хмыкнул себе под нос. Он выбрал самое удачное время для работы в этом месте, кто бы и что бы ни говорил за его спиной. Он спас человека. Самого странного и манящего человека в своей жизни! Стив закусил губу, прогоняя жаркие воспоминания, и слишком сильно загнал ключ в замочную скважину. Тихо обругав себя, он сделал два оборота и дернул ручку на себя. Заперто. Дернул второй раз… на всякий случай, и тихо засмеялся.