Бычара

      Животноводство — это то, чем я всегда занимался. По продуктивности сельского хозяйства Бельгия находится на одном из первых мест в мире наряду с такими странами, как Дания и Нидерланды.       Всё моё детство прошло на нашей семейной ферме в окрестностях Брюгге. Я и отец часто бродили среди быков и коров, тогда ещё огромных и пугающих, громко хрипящих время от времени, а он рассказывал, что они такое и как с ними обращаться.       Помню, как в девять лет меня впечатлил огромный бык, отец гордился им. Его коричневая шкура лоснилась в лучах солнца, а рога, массивные, как две смотрящие в небо острые кочерги, представлялись страшным оружием, призванным колоть и вспарывать плоть.       — Не бойся, — отец тогда рассмеялся, очевидно заметив моё побелевшее лицо, — он никогда не нападёт на тебя просто так. Понимаешь, о чём я? — он любовно потрепал мне волосы, слегка их взъерошив. — Ему требуется весомая причина, чтобы тебя возненавидеть. Ты должен что-то отнять у него. Понимаешь? — отец, нахмурившись, перевёл взгляд на животное. — Он становится опасным. Завтра я стреножу его и отпилю рога.       — Отпилишь рога? — не понял я. — Зачем?       — С ними он чувствует себя вожаком, — усмехнулся отец. — Ему невдомёк, что на самом деле всем тут заправляю я. Но тем не менее начинает понимать, что коровы из его стада пропадают. Три дня назад он уже предпринял попытку убить меня. Я обязан показать ему его место.       В тот момент я и подумать не мог, что образ этого быка поможет справиться с тем, что поджидало меня в десять лет.       Двадцать лет назад.              — Погоди, Джеки, — пыхтя, как заправский паровоз, пробормотал Дидерик, — я не могу так быстро. Я устал, ты очень резвый.       — Если перестанешь жрать сладкое и похудеешь, сможешь бегать так же быстро, — добродушно усмехнулся я, останавливаясь в ожидании друга. Заветного дерева, до которого мы сговорились бежать наперегонки, я уже достиг и отдыхал, прислонившись к широкому стволу.       Добравшись до меня, друг опёрся ладонями на колени и принялся выравнивать дыхание. Его майка насквозь промокла, а по лбу ручьями струился пот.       — Как тебе идея погулять? — поинтересовался я, осознавая, что следующий подвиг Дидерик сможет совершить только после хорошего отдыха и сытного обеда.       Немного покряхтев, друг посмотрел на меня с благоговением.       — Давай заскочим к мороженщику? А то столько калорий потратил, ужас просто! — возмущался он, медленно идя рядом со мной.       — Ладно, только купишь два шарика, а не четыре, как обычно, — беззлобно проворчал я.       — Не, лучше как обычно, четыре шарика и коктейль шоколадный, — вдохновенно замотал головой он. — Ты меня загонял.       Под конец ноября осень выдалась на удивление тёплой. Деревья с жёлтой листвой и яркое солнце под ясным небом заставляли людей выходить из домов, гулять и радоваться последним тёплым денькам. Изредка налетал ветер и беспощадно трепал ветви, вызывая листопады.       Окраина Брюгге была хороша в это время года, но не только из-за роскошной разноцветной листвы — часто в парк приходили две подружки — Люсия и Аманда. Лёгкие и невесомые, они иногда собирались своей компанией, играли в резиночку и заливисто смеялись.       Прикупив мороженого, мы с Дидериком устроились на широкой скамье в самой тенистой части парка и бесстыдно рассматривали девчонок, наперебой споря, кто на какой женится: шатенке или брюнетке. Подобное занятие с невероятной скоростью убивало время.       Наступившего вечера ни я, ни Дидерик не заметили. Спохватившись, мы уже собрались уходить, как моя прекрасная брюнетка, оказавшаяся француженкой, посмотрела на меня. Утончённый ангел с длинными волосами и тонкими, почти бесцветными губами. Я не находил в себе сил оторвать от неё взгляда. Чёрные, словно омут, глаза были наполнены бескрайней печалью.       Я узнал её имя от отца, знакомого с половиной города. Люсия Схепертс — нормальная девочка, по чистой случайности родившаяся у ненормальных людей. Семейство Схепертс перебралось в Бельгию из Франции, и их отец-одиночка владел магазином автозапчастей. Мадам Схепертс умерла от алкоголизма, и теперь старший Схепертс перенял эстафету от жены и, плюнув на детей, бухал с утра до ночи, лишь иногда выходя из запоя на пару дней, чтобы поинтересоваться магазином. У Люсии был старший брат с психическим отклонением, Бруно. Я не был удивлён, узнав об этой особенности сына алкаша, которого почему-то называли мафиозником. Ходили слухи, что старший Схепертс поколачивал жену во время беременности. Так что задерживался в развитии и был ненормальным Бруно с рождения, в отличие от меня, который стал ненормальным позже.       Как только Бруно появлялся возле Аманды и Люсии, их смех стихал и они старались как можно быстрее убежать. Бруно очень хотел купить мотоцикл, а отец денег не давал, ссылаясь на то, что умственно отсталым права не дают. Я решил помочь Бруно накопить на его мечту и заодно помочь подругам избавиться от слёз насовсем. Убить одним выстрелом сразу двух зайцев, так сказать. Поэтому приносил ему все свои карманные деньги каждый день и тем самым избавлял Люсию и Аманду от плохого настроения. Они улыбались, радовались, а я был счастлив, что мог «купить» им хорошее настроение хотя бы на сутки. Иногда приходилось воровать у отца, если вдруг Бруно требовал больше и грозился побить или отдать девочек дружкам.       Я знал, что дебил манипулирует мной, каждый раз показывая агрессию. Он не знал, как нормально общаться и решать вопросы или добиваться желаемого без насилия, и поэтому предпочитал сразу бить, чем попросту тратить слова на ненужные ему разговоры. Но по-другому я не мог защитить подруг и себя. Бить его в ответ я не мог — ещё не вырос, не стал сильным, а родителям не решался сказать, на кого и зачем трачу карманные деньги, я ведь не трус, чтобы прятаться за спиной отца или брата.       На Аманду, что была младше нас на два года, я старался не смотреть, ведь она нравилась другу, а значит находилась для меня под строгим запретом, хоть и была довольно симпатичной. Особенно привлекали внимание её роскошные каштановые волосы, блестящие в лучах солнца. Огромные карие глаза Аманды выглядели намного веселее, и казалось, она умеет улыбаться ими, в отличие от Люсии.       — Закрой рот, Джеки, — насмешливо проговорил Дидерик, не сводящий глаз с Аманды, но умудряющийся при этом ещё и поедать мороженое. А может, он ел и её тоже? — Ты ещё мелкий для Люсии, а я уже взрослый для Аманды, — и это говорил десятилетний пацан!       Рассмеявшись в голос, проводив подруг взглядом, я так и не расслышал, о чём они болтали.       — Обязательно сделаю её своей женой, «куплю» окончательно у Бруно, и в её глазах появится радость навечно.       — Ага, мечтай, — легко закивал Дидерик. — А я обязательно буду с Амандой, — уверенно решил он, и меня немного перекосило от его уверенности.       

***

             — Джеки, ты чего такой нервный? — поинтересовался стоящий рядом Дидерик, беззаботно жуя жвачку. Меня дёрнуло, как от тока, когда лопнул очередной надутый им пузырь.       — Предчувствие странное, — я поморщился и отвернулся, посмотрев в сторону чащи, где находился лесной домик Бруно.       — Какое? — Дидерик пожал плечами и тоже с опаской посмотрел на чащу.       — Мне показалось, что я слышу девчачий голос. Давай поедем поближе к лесному домику Бруно. Вдруг Люсии нужна помощь, — произнёс я, решив убедить Дидерика прислушаться ко мне. Мы оба знали тайное место онаниста. Там он проводил свободное время со своими дружками, выкурив травку, они дрочили на порно журналы, не стесняясь друг друга. Но иногда Схепертс изменял своей левой руке и притаскивал Аманду или Люсию для развлечения, если, конечно, я не успевал их до этого «выкупить». Тем более что на асфальтированной трассе валялось несколько велосипедов. — А там ещё и твоя Аманда может быть, — я покачал головой. — Здесь никого, кроме нас, нет. Ты можешь ехать, а я спасу их обеих! Как всегда, впрочем.       Я заскочил на велосипед и быстро поехал. Одна мысль о том, что она сейчас, возможно, кричит от боли, повергала меня в шок. Я остановился и наугад нырнул в заросли, стараясь смотреть, куда наступаю, чтобы не издавать лишнего шума.       — Погоди, я помогу, всё-таки Аманду должен спасти именно я, — раздался уверенный шёпот за моей спиной. Что ж, видимо, друг наконец решился выполнить свой мужской долг.       Услышав знакомый возглас, я опрометью бросился вперёд:       — Ну вот, я же говорил, что здесь происходит оргия.       — Откуда ты знаешь это слово? — Дидерику почему-то был важен ответ именно сейчас.       — Брат смотрел порнушку, когда я мимо проходил, а там было почти так же, как и здесь. Потом он сказал, как это называется, и послал меня гулять, вот, — протараторил я.       — Надо запомнить.       Я старался идти тихо. Дидерик, судя по трескотне веток, тоже следовал за мной. Я затаился, заметив вдалеке силуэты Бруно и нескольких парней.       — Бруно! — кричала Люсия, пока брат, держа за волосы, волочил её по земле и громко смеялся. Намотав девичьи пряди на запястье, он тащил Люсию в центр поляны, где стоял небольшой, покосившийся от времени домишко. Грубый удар по ногам заставил её упасть, она зарыдала. Бруно приказал ей не ныть, пригрозив, что иначе она сделает себе только хуже, после чего силой прижал лицо сестры к паху. Отстранив её, он порывисто расстегнул джинсы, спустил их вниз и вновь схватил Люсию за затылок.       Парни насмешливо заулюлюкали, призывая своего лидера к дальнейшим действиям. Они жаждали зрелища. Надеялись, что и им кое-что перепадёт, когда Бруно насытится и продаст сестру. А где Аманда?!       — Надо помочь ей, — не в силах больше наблюдать за надругательством, зло выпалил я.       — Надо, но в этот раз у меня нет с собой денег. Я всё потратил, — извиняясь, посмотрел на меня друг. Я проверил карманы. Пусто. Чёрт, что же делать теперь?       — Плевать, — отмахнулся, будучи уверенным, что решу всё при помощи грубой силы. — Беги домой. Я справлюсь.       — Ни хрена ты не справишься, — буркнул он. — Они намного сильнее тебя. Ты посмотри на них. Это быки! А ты физически не развит, — в который раз попытался образумить меня друг, но я лишь грубо отпихнул его.       — Сказал же, поезжай. Я и твою Аманду спасу без тебя, — уверенно рявкнул я и, не давая себя остановить, выкрикнул: «Эй, придурок, я здесь!»       Бруно дёрнулся, так нагло его ещё никто не окликал. Найдя меня ошалелым от ярости взглядом, он небрежно и грубо оттолкнул сестру, указав пальцем в мою сторону. Видимо, сейчас ему и правда больше хотелось хорошего траха, а не финансовой выгоды. Моё сердце замерло, кажется, навсегда.       — Схватить урода!       Как стадо яростных быков, парни разразились криками и сорвались с места. Кинувшись к дороге, я не обнаружил поблизости Дидерика и несколько успокоился: значит, друг благополучно спасётся и позовёт на помощь взрослых. Я попытался ускориться, понимая, что от ног зависит если не моя жизнь, то абсолютно точно здоровье. Ну почему я не взял деньги? Вот идиот!       Едва достигнув дороги, я неловко развернулся, всё же сумев удержать равновесие, и бросился к велосипеду. Когда начало казаться, что я таки сумел справиться и оставил угрозу позади, показав ей лисий хвост, один из парней перегородил мне путь, оглушив ударом в нос. Качнувшись, я повалился на землю, попытался подняться, но другой придурок больно приложил меня ногой по рёбрам. Скривившись, я закашлялся.       — Мелкий засранец, — ядовито выплюнул Бруно, — сейчас ты ответишь за то, что Люсия убежала.       Он протащил меня вперёд на несколько метров, пока я не оказался на ромашковом поле.       — Держите его! Или постой, у тебя есть евро, чтобы заплатить за мою неудовлетворённость, а? Есть или нет?! — он с досадой харкнул мне в лицо, но я лишь покачал головой. — Ха-ха, ну тогда я тебе преподам урок, отучу лишать меня хорошего траха и называть придурком! Ты запомнишь на всю жизнь, урод, что старших нужно уважать!       Навалившись на руки, парни лишили меня всякой возможности сопротивляться. Я пытался ударить хоть кого-нибудь ногами, но в конце концов перехватили и их. А потом пугающе быстро избавили от джинсов.       Покрывшись ледяной испариной от громкого звука — удара большого камня о камень — и широко распахнув глаза, я пытался понять, что сейчас произойдет…       — Говнюк, мамочка никогда не говорила тебе, что за всё надо платить?       Ещё раз столкнув вместе два булыжника, Бруно присел рядом, расплылся в злобной улыбке, замахнулся и вмазал по яйцам. Заорать я так и не смог. Крик застрял в горле. Я начал терять сознание.       Раз за разом камни опускались, рождая неприятный хлюпающий звук. Раз за разом сознание покрывалось рябью и уходило всё дальше. Раз за разом я слышал громкий призыв вокруг: «Всмятку! Всмятку!» Наконец, лишившись чувств от шока и боли, утонул в мягком забвении, преследуемый одной мыслью: «У меня больше нет яиц, а значит, мне никогда не стать настоящим мужчиной и не позвать Люсию замуж». Теперь я грёбаный кастрат!       

***

             Следующие несколько месяцев пролетели для меня в густом сером тумане.       Выписавшись из больницы, продолжил жить. Ел, пил, спал, ходил, как все, в школу, но какая-то часть меня, какая-то очень важная часть, словно умерла. Словно, когда я очнулся и встретился с обеспокоенными глазами отца и матери, я очнулся не весь. Что-то во мне заснуло, так и не сумев проснуться.       Доктор приходил к нам проверять моё физическое состояние. Я слышал, как он терпеливо убеждал родителей, что всё ещё возможно всё исправить и вернуть мне мужское «я». Доктор рассказывал о тестостероне, который необходимо будет вводить, дабы компенсировать потерю его естественной выработки и позволить организму развиться если не нормально, то хотя бы полуправильно.       — У Джеки появится грубый голос, густая щетина, разовьётся мускулатура, он станет активным мужчиной. Не лишайте мальчика этой возможности.       В один из вечеров, когда он ушёл, в очередной раз попытавшись убедить родителей в необходимости колоть гормоны, отец заглянул ко мне и неловко присел на краешек кровати.       — Знаю, что ты всё слышал, — невесело признался он. — Скажи мне, что сам об этом думаешь?       — Я не хочу становиться пассивным, а ещё геем не хочу быть, пап, — ответил, припомнив слёзный вопрос матери о будущем моей ориентации.       — Глупенький, — отец мягко улыбался, — мама очень переживает за тебя и говорит всякую чепуху. Прости её. Ей нужно время, нам всем нужно время, чтобы справиться с трудностями. Она любит тебя, Джеки. И я тебя люблю, и неважно, активен ты или пассивен. Но если ты хочешь стать доминирующим мужчиной, то гормоны — единственный к этому путь, понимаешь?       Я медленно кивнул, слабо задумываясь о том, что будет, если в какой-то момент я захочу отказаться от уколов. Я стану чем-то средним между мальчиком и девочкой. Женоподобным уродцем.       — Хорошо, сын. Вот ты и вырос, — он кривовато улыбнулся, явно стараясь скрыть боль, но вышло у него неважно.       — Вырос? — изумлённо пролепетал я, не улавливая, о чём это он. Ведь я не знал, каково это — быть взрослым. Я по-прежнему находился там, на ромашковом поле.       — Да, вырос. Ты принял первое самостоятельное решение, — он быстро ушёл, пряча слёзы.       Проведя ночь в раздумьях, я пришёл к выводу, что отец прав: я принял правильное решение. У меня будет тестостерон!       Припомнив здоровенного быка с отпиленными рогами, я подумал, что не так уж и сильно теперь отличаюсь от него. Лишённое оружия животное, вопреки всем ожиданиям, не просто осталось таким же неукротимым и агрессивным — оно стало ещё сильнее. Ещё яростнее защищало коров и телят, едва ли давая кому-то подойти ближе, чем на пять метров. Я и сам способен защищать. Если бык не сдался, то почему должен я? Докажу всему миру, что Джека Ванмарсениля просто так не сломать. Меня будут бояться. Я стану бычарой!       

***

      Десять лет назад.              Тенью отделившись от угла бара, я последовал за одним из дружков Бруно. Убедившись, что поблизости нет ни души, подошёл, перехватил переднюю дверь машины, в которую тот собирался залезть, и беспощадно прищемил ему руку.       — Больно тебе, да, мразь? — услышав сдавленный стон, грубо выплюнул и впечатал его голову в стекло.       Потеряв равновесие, он упал и глубоко вдохнул: собрался закричать. Но я поспешно наступил ногой ему на грудную клетку, и воздух с хриплым свистом вырвался наружу, так и не оформившись в вопль. Позволив ярости заполнить сознание до краёв, я всю без остатка выплеснул её на свою жертву и оставил парня беспомощно хрипеть в луже крови с зажатой дверью рукой.       Я больше не был тем слабым мальчишкой. Я вырос, по-настоящему вырос: возмужал, накачался и превратился в двухметровое «оно» с перебитым носом и нависшей над левым глазом бровью — в быка с отпиленными рогами. И способен был на очень многое. Не зря вынашивал и вскармливал в себе ненависть, злобу. Я осознал, что, если уметь ими пользоваться, они дают огромную силу, стирают законы, к которым так привыкли все нормальные люди.       Я справедливо рассудил, что нормального во мне осталось немного, а потому не счёл нужным подчиняться привычным правилам — я создал собственные и заставил всех неугодных плясать под мою дудку грубой силой и мощью, которую подарил мне бокс. Я маниакально готовился к предстоящей мести.       Полтора месяца назад.              Когда узнал, где прячут Бруно, желание отомстить едва не перевесило здравый смысл, и поначалу я был даже готов пробраться в частный пансионат, не имея чёткого плана, но вовремя одумался и решил действовать аккуратно. Владелицей пансионата была очень милая и одинокая тридцатипятилетняя женщина. Я быстро завоевал доверие отзывчивостью, добротой, заботой и, конечно, сочувствием к её подопечным. Её звали Лия. Я покорил ухоженную блондинку, притворяясь тем, кем был раньше.       Я следил за Люсией и наблюдал, как она, уезжая из пансионата, навестив брата, прощается с Лией и благодарит ту за приют для Бруно, передавая ей конверт с деньгами. Видимо Схепертсу было очень некомфортно в условиях психиатрической лечебницы, где он прожил несколько лет, пока Люсия не оформила опеку над братом на себя после смерти отца и не переехала в Париж. От Дидерика я знал, что она жила и в Брюселе вместе с братом, таская его по больницам, но по велению случая решила вернуться в Брюгге и, переделав магазин отца в парфюмерный, занялась бизнесом и продолжила заботиться о брате, которому было наплевать на происходящее вокруг него. Как только она уехала, я вышел из машины и поприветствовал главный пункт моего грандиозного плана под названием «Месть». Я без проблем мог расхаживать по двухэтажному зданию, чувствуя себя хозяином парнокопытной скотины. «Необычные» — так назывался уютный дом для людей, которым было не место среди нормальных. Для тех, кому нужен уход. Они так смешно мычали, прямо как моё стадо. Лия рассказывала о каждом человеке в её пристанище, а я внимательно слушал и делал вид, что мне интересно.       Неделю назад.              Люсия и в этот раз была у брата, поэтому я зашёл в пансионат с широкой улыбкой и, показав пропуск, поздоровался с охраной и кивнул в знак приветствия санитарке, спешившей в гостиную комнату. Там «необычные» люди «смотрели телевизор», на самом деле пялясь в потолок и пуская пузыри из слюней, а кто был особенно талантлив — выл на люстру, надеясь, что она завоет в ответ.       — Разрешите помогу? — я поравнялся с ней, нёсшей таз и тряпки.       — Спасибо, месье Ванмарсениль, но не стоит. Вы можете подождать мадам Лию в её кабинете, она скоро должна вернуться, поехала оплатить счета, — отчиталась санитарка, и я понял, что сегодня мне везёт чуть больше, чем раньше. Главврача нет, медперсонал приветлив. Я уж думал, что забыл о дне рождения и сама судьба сделала мне подарок, но нет, это был просто подходящий момент. Наконец-то.       Мы зашли в гостиную с оранжевыми диванами и большим экраном по центру. Я узнал Бруно, он смотрел в окно на птиц. Мультик про бычка и волка его не интересовал. Странно, а ведь можно было провести параллель между нами: волк — он, а я — бычок, маленький, неопытный и вечно кого-то спасающий.       — А почему Бруно один? — я как можно старательнее изобразил недоумение, почёсывая лоб.       — Одному из жильцов стало плохо, его вырвало, и всех успели увести, а за Бруно, видимо, ещё не пришли, а мне теперь убираться надо. — Она, цокнув языком, прошла вглубь, вытащила из кармана белого халата респиратор и надела перчатки. Я открыл окно, хотя Бруно сидел и улыбался, делая вид, что запаха не чувствует и ему очень хорошо.       Встретившись глазами с выродком, я позабыл о медсестре, вытирающей пол.       — Давайте я сам уберу всё, а вы пока идите в кондитерскую и съешьте пирожное за мой счёт, — предложил я и, взяв за локоть, помог встать, сунул купюру в её ладонь. Та, кажется, очень обрадовалась и, поблагодарив, отдала перчатки и почти выбежала из комнаты. — Бля, как просто, оказывается, и даже неинтересно как-то.       Затворил дверь, размашистым шагом приблизился к дивану. И остановился, ощущая в центре грудной клетки жгучее разочарование. Хотелось подавить Бруно, догнать его, переломать ноги, наблюдая, как он судорожно хватает ртом пыль вместо воздуха. Хотелось стать причиной его беспамятства, источником его боли. Но кто-то или что-то лишило подонка разума раньше, чем я.       Невольно скривился от омерзительного образа повзрослевшего Бруно. Под глазами у него висели мешки, кожа приобрела землистый оттенок, а дурная голова нужна была только для поглощения каши.       — Давно не виделись, придурок, — недобро ухмыльнулся я, видя в нарочито отсутствующем взгляде едва заметный отпечаток ужаса. Он просто не мог, не имел никакого права не узнать.       Схватив Бруно за ворот больничной пижамы, я с силой встряхнул его. Вмиг сознание прожгла неприятная догадка: он — опасный семнадцатилетний паршивец, в руках которого гулко стучали роковые камни, — сделался жалкой тенью самого себя.       — Ну что, будешь учить меня уму-разуму, а? Урок мне преподашь ещё один? Ты хоть соображаешь, в какого ублюдка меня превратил, выродок?!       Даже придя в ярость от понимания бессмысленности побоев, я всё ещё не был готов отступиться и, перехватив подонка одной рукой, врезал в челюсть.       Звуки жалобного мычания несколько меня приободрили. Небрежно отпихнув ногой кресло, чтобы не мешало, я грубо приложил Бруно об пол. Я оседлал его и осмотрелся, прикидывая, где можно взять нечто похожее на булыжник, но ничего подходящего не нашлось, и я просто нанёс подлецу пару крепких ударов по солнечному сплетению.       Бруно снова болезненно спародировал благородный домашний скот. Закатив глаза, он начал подозрительно дёргаться. Поглощённый жаждой поскорее завершить отмщение, я всё же уловил краем уха чёткие шаги в коридоре. Шум усиливался с каждой секундой, и я услышал, как кто-то вертит ручкой, пытаясь открыть дверь. Не получилось, ха! Но тут же послышался стук:       — Блять!       Быстро встав и подняв Бруно, усадил на место, привел его в приличный вид и отправился открывать.       — Джеки, ты зачем заперся? — в недоумении поинтересовалась вернувшаяся Лия. Успокоившись, я улыбнулся ей и приветственно обнял.       — Сквозняком постоянно дверь открывало, а я очень боялся, что Брунито простудится, вот и заперся, сам убирался, думал, успею, — гордился я собой, что так быстро придумал историю для очень важной женщины в этом лагере недоумков. Лия приняла объятия, прижалась щекой к моей щеке, потёрлась о щетину.       — Хорошо, что ты есть у всех нас, — она с санитаром подошла к Бруно, я встал рядом. Мы втроём рассматривали слегка помятого Схепертса. Ладно, не слегка. Я сглотнул. — А почему Бруно избит?       — Он решил мне помочь, поскользнулся и ударился прямо лицом об кафель. Я так испугался за него, ты не представляешь, вот, смотри, до сих пор руки трясутся, — я продемонстрировал ей свою трясучесть, естественно, делая это намеренно.       — Ох, Бруно, ну как же так?       — Я тоже задавался этим вопросом, — подняв тряпку и сев на корточки, я смочил её в воде и вытер отходы, затем кинул ткань в таз и выпрямился. — Надо помыть руки.       — Пойдём, а ты уведи Бруно и обработай ссадины. Позови дежурного врача, пускай посмотрит его, — она отдала распоряжение высокому мужчине и покачала головой, не зная, как так можно упасть и вывернуть челюсть, вот невезучий этот Бруно. Я обнял её за плечи, рассказывая о выдуманном детстве, где не было места моей потере и где мы с Бруно дружили, и мы вышли за дверь.       После того, как попрощался с Лией, я отправился в магазин Люсии, впервые за последние годы искренне чувствуя прилив энергии. Бруно больше никуда не денется!       Подъехав к парфюмерному бутику, оставил серебристый «Джип» на парковке и устремился внутрь, но, столкнувшись в дверях с блистательной владелицей, тихо остановился.       — Месье… — Люсия окинула меня хмурым взглядом. — Мы уже закрываемся.       — Я не отниму много времени, — ответил я, сознавая, что ей придётся меня обслужить. Куда же она через такого огромного быка пройдёт.       Отступив, она кивнула.       — Что вы желаете приобрести?       — Парфюм, — усмехнулся я.       — У вас есть предпочтения? — профессионально осведомилась Люсия, подходя к прилавку, заставленному сотней разноцветных склянок.       — А что вы можете предложить? — спросил я. Хотелось подольше полюбоваться ею. Тем более она меня не узнала.       — У нас богатый ассортимент, — сообщила Люсия, взяв из стакана несколько блоттеров. — Как вам шиповый аромат с тонкими нотками ириса? Сейчас он популярен.       Принюхавшись, я отрицательно качнул головой.       — Хорошо. А такой? Классический древесный. В его основе лежит сандаловое дерево, — этот понравился мне куда больше, и я согласно кивнул. — Отличный выбор! — Люсия засияла.       Оформив покупку, она протянула маленький пакет с коробкой духов внутри.       — Заходите ещё, будем рады вас видеть в числе наших постоянных клиентов.       — Это вряд ли, мадемуазель Схепертс, — усмехнулся я, принимая пакет.       Её рука задрожала. Отступив на пару шагов назад, она ошарашенно расширила глаза, бездумно вжалась спиной в стеллаж с разноцветными флаконами. Часть из них качнулась и полетела вниз, звонко ударившись об пол.       — Откуда вы…       — Джек Ванмарсениль, — представился я, потешаясь над реакцией подруги детства. — Как ты могла не узнать того, кто тебя спас?       — О, господи… — рвано выдохнула она, прикрывая рот ладонью. — Джек… я… Прости. Пожалуйста, прости меня. Прости… прости Бруно. Он… он уже никому и никогда не причинит вреда.       «В этом я не сомневаюсь», — вслух я, конечно же, того не сказал, но злорадную ухмылку сдержать не получилось.       Перепугавшись ещё больше, она попыталась скрыться в подсобном помещении, однако я ловко перегородил ей дорогу. Приблизился и, зная, что позади путь ей преграждала стена, тихо сказал:       — Ты ни в чём не виновата, Люсия. Это твой нерадивый братец должен извиняться передо мной.       Не сдержавшись, я сделал к ней широкий шаг и ощутил, как её ладони упёрлись мне в грудь.       — Джек, я виновата тоже, — побелевшими губами пролепетала она. — Пожалуйста, не ищи Бруно.       — Уже нашёл, — хмыкнул я, осторожно коснувшись волос. Намотав одну прядь на палец, я заворожённо наблюдал, как, подобно пружине, она возвращается на место. Хотелось коснуться её кожи.       Ощутив моё желание, Люсия поспешила скользнуть в сторону и отошла как можно дальше.       — Джек… — умоляюще прошептала она, не зная, чего от меня ожидать.       — Мы ещё встретимся, — ровно, но твёрдо сказал я и поспешил уйти, пока желание прикоснуться к ней не стало невыносимым.       

***

             Опасаясь, что Люсия может закрыть магазин и уехать к подружке в Брюссель, я вынужден был преодолеть стремление навещать её постоянно, но присматривать за ней не перестал. Через пару недель мне удалось проследить, как рядом с её бутиком паркуется жёлтая «Шкода». Из неё вышла высокая стройная шатенка.       — Аманда, — я произнёс имя знакомой девочки с косичками и озорными чёртиками в глазах.       В восемнадцать Аманда уехала учиться в столицу. Вслед за девушкой отправился и влюблённый в неё Дидерик, лелеющий надежду на то, что их крепкая дружба перерастёт в нечто большее. Но его обломали, выпроводив обратно в Брюгге вместе с пакетом открыток на день рождения, святого Валентина и Рождество для меня. Дидерик появился на пороге моего дома грустный, уставший доказывать избраннице, какой отличный он кандидат в мужья. Да, нечего таить, зато ему посчастливилось отменно похудеть, но от этого прибытие не принесло пущего восторга. Он перестал улыбаться и есть сладкое. Нас объединил алкоголь. Мы ведь уже мужики, нам теперь можно бухать!       Дидерик молча протянул пакет, переданный Амандой, вместо приветствия и взглядом направил в эротическое пешее путешествие. Друг считал меня виновным в его неудаче. А кто же тогда виноват в моей? Правильно, тоже я.       Его зазноба на протяжении десяти лет покупала открытки, писала в них стихи или просто поздравления, подписывая в конце «Твоя Аманда». Я не задумывался о серьёзности предложений в её письмах. Мне не нужны были слова. Мы развели костёр из тысячи посланий. Вонь горевшей бумаги стояла на весь Брюгге, а нам было похрен. Пили виски и делали вид, что веселимся. Изображали, будто забыли о подругах, а я — ещё и о Бруно.       А ведь всё могло быть по-другому. Если бы мне в душу запала Аманда, а не Люсия, мои яйца остались бы невредимы. И Дидерик не сбросил бы вес, оставшись таким же веселым сладкоежкой, не превратился бы в угрюмое и безэмоциональное лысое существо. Подобие меня. «У тебя есть яйца, друг, а это многое меняет», — твердил ему я, каждый раз доказывая, что у него всё хорошо, а всякие чувства надо пихать в задницу и вытаскивать их только по особенным случаям.       Заметив, как Аманда и Люсия сели в машину, я завёл двигатель и направился за ними: следует убедиться, что ничего не случится с подругами и в этот раз. Мне, по привычке, хотелось их спасти.