Контракт

      Приятный запах свежей хвои щекотал нос, пока я вешала серебристый шар на пушистую ветку. Пришлось насильно тащить с собой Хардмана и дворецкого в лес, чтобы выбрать самую красивую и раскидистую ель для гостиной и импровизированного Рождества. Если уж я взялась за эту затею, то сделаю всё на высшем уровне, чтобы Рэйф и правда почувствовал дух этого праздника. Конечно, я не только для мага старалась, но и для себя тоже. Как никак, для меня это тоже станет первым семейным торжеством под крышей и в тепле, а не… Не будем о плохом. Я активно отгоняла от себя мысли, вспоминая наш недавний разговор обо мне. Рэй слушал меня, не перебивая, позволяя мне вылить всю свою боль на него, буквально обрушить многолетнее бремя молчания и одиночества. С того момента, как я рассказала ему всё, прошло достаточно времени. Теперь мне казалось, что Хардман начал меня избегать, ссылаясь на плохое самочувствие. Наверное, он теперь просто напросто не знал, как вести себя рядом со мной. Я не винила его за подобное: я ведь и сама до сих пор не разобралась с тем, как воспринимать его историю. Рэйф исправно держался чуть больше недели. В его поведении ничего не выдавало паршивого состояния умирающего, поначалу он даже помогал мне с праздничными убранствами, проявляя к этому занятию здоровый интерес. И пусть между нами тогда присутствовала неловкость после проведенной вместе ночи и моего откровения, мне всё равно было… весело. А затем он вновь слёг и, к сожалению, очередной визит Лидии двумя днями ранее, никак не помог. Ведьма сказала, что может лишь притупить его боль, а потом и вовсе предложила ввести его в коматозное состояние, чтобы Хардман просто уснул и… не проснулся. Я отказала ей в этом решении, хоть и не имела права решать за него. Он встретит это чёртово Рождество, а потом может катиться в свой Ад. Однако куда большим ударом для меня стало то, что Рэйф накануне успел разжаловать и отпустить Гектора с Матильдой. Нужно отдать ему должное, маг был очень щедр со своими подопечными: заплатил им куда больше, чем следовало, нанял водителей, чтобы те отвезли их домой. Кухарка долго рыдала и прижимала меня к себе, сотрясаясь над судьбой Хозяина. Она вообще порывалась остаться и быть с ним до последнего вздоха, только… Только ни она, ни Гек же не знали, почему на самом деле умирал Рэйф. Оба убеждены в том, что тот тяжело захворал. Дворецкий, к слову, на эмоции вообще не был богат. Он лишь окинул меня на прощанье странно-унизительным взглядом и сказал, чтобы я следила за поместьем и за самим Хардманом. После их ухода в доме совсем стало пусто и одиноко. Эти двое хоть как-то наводили здесь порядок, не давали прогнившему особняку развалиться и уйти под землю. Я-то что смогу сделать? Пыль только протереть и то, думаю, это не особо поможет. В общем, сейчас мы были с Хардманом вдвоём. Я внизу копалась с украшениями, наряжала ель, а он лежал в спальне наверху. Я просила его, нет, поставила условие — если он хоть на грамм почувствует себя хуже, сразу звать меня. Я могла забрать небольшую каплю боли, отчего у меня и чернели пальцы на руках. Лидия запретила мне это делать, но это единственное, что я сейчас могла. Вздрогнула и выронила красный шар, услышав очередной приступ кашля сверху. Упрямится и не зовёт меня, посмотрите на него! Побрякушка укатилась куда-то в сторону и, чтобы найти её, пришлось вставать на четвереньки, и тут же встретилась с огромными жёлтыми глазами, а в нос ударил запах серы. — Давно тебя не было видно, — подметила я, шаря рукой под креслом. — У меня теперь вольная жизнь, — Селвин уже сидел в человеческом обличии на спинке кресла и деловито махал хвостом. — Рэй и тебя освободил? — я не была удивлена. — И что собираешься делать? Паренёк задумчиво уставился в потолок, а его уши слегка задрожали, видимо, выдавая мыслительный процесс в голове. — Подамся в актёры, — вдруг выдал он, а я выронила шар из ладоней снова, который только что смогла найти под креслом. — И не нужно так скалиться, Шьен! Я прирождённый актёр, бьен? Вот увидишь! Я усмехнулась и кивнула, соглашаясь с пылкой речью Селвина. Харизма у него и правда есть, может, ему и повезёт. Если, конечно, он снова не попадёт в лапы какому-нибудь ведьмаку или ведьме. Встав на ноги, я начала искать более выгодное место на ёлке под шарик. Пару иголок укололи меня в запястье, как и мысли о том, что Рэй буквально всех освободил от обязательств, кроме меня. Он обещал, конечно же, что тоже разорвёт мой Контракт, однако, почему-то тянул с этим. — Хозяин выполнит своё обещание, Шьен, просто дождись, — вдруг совсем по-серьёзному заявил кот. — Почему ты боишься Лидию? — я резко сменила тему, накидывая на ветви мишуру. — Она, конечно, не подарок, но не настолько и страшная. Я отошла на пару шагов, оценивая своё деяние, и тут же поняла, что молчание со стороны Села затянулось. Паренёк тоже втыкал на мою ёлку, не спеша давать ответа, а я не торопила его. — Лидия заколдовала меня несколько столетий назад, — наконец, выдохнул он. — Чего? — я аж воздухом поперхнулась. — За что это? — Долгая история, Шьен, — махнул он рукой, спрыгивая на пол. — Она и спасла меня, но и обрекла на такую жизнь. — Эй, а как же… — я не договорила, поскольку Селвин обернулся котом и, задрав пушистый хвост, покинул гостиную. — Гадкий мешок с блохами. Сверху послышался очередной приступ кашля, в этот раз затяжной и с тяжёлой одышкой. Тяжко вздохнув и мысленно проклиная Рэйя и его упрямство, я побрела наверх. Чем ближе я была к его спальне, тем сильнее меня окутывала эта аура смерти, от которой становилось зябко на душе и липко где-то под селезенкой. У меня всё время появлялся ком в горле, от которого хотелось то ли заплакать, то ли сблевать. И руки, почему-то, начинали подводить, тряслись так, словно у меня припадок. Я, конечно, понимала, что виною тому узы Контракта, но всё равно было чертовски страшно. Я застыла посреди коридора, хватаясь за сердце, которое начало буквально выпрыгивать из грудины. Я остановилась прямо напротив коридора в западное крыло, где за заколдованной дверью находился хрустальный гроб с запертой душой. Могильный холод мерзкими щупальцами прошёлся по спине, и я, словно кисейная барышня, правда почувствовала себя дурно. Пришлось припасть к стене и по ней же сползти вниз, осев на пол. Обняв себя за плечи, спрятала голову в руках, стараясь так привести дыхание в норму, чтобы полностью прийти в себя. Негоже, чтобы Рэй увидел меня в таком состоянии. В голове сразу же всплыл наш недавний разговор обо мне. Это вообще что-то такое запредельно противное и неловкое — рассказывать о себе самой, посвящать кого-то в своё гнусное прошлое, о котором вспоминать тошно, а не то, что рассказывать. Как будто самостоятельно залезаешь к себе в душу, черпаешь голой ладошкой всю ту сажу и чернь, вытаскиваешь из себя и показываешь. И самой тошно, а другим — тем более. Но, нужно отдать Рэйфу должное, выслушал он меня бесстрастно, не перебивая и, самое главное, без жалости и сочувствия. Я бы этого не вынесла и не простила ему. После всего, что было, он вообще не имеет права теперь мне сочувствовать и жалеть. Я лениво натягивала штанцы, всё ещё ощущая в воздухе запах нашей близости. В кои-то веки мне нравилось чувствовать подобное, а не мечтать о том, чтобы поскорее вырвать. Да и тело сейчас казалось мне своим, а не чужим: липким и потным, как это было обычно. Я бы, наверное, и не одевалась бы вовсе, походила бы так, в таком состоянии. Хардман был уже более менее одет, хотя рубашку застёгивать не стал, отчего его почерневший живот так контрастировал с её белизной. Он снова опустился в кресло и, скотина упрямая, закурил. Я закатила глаза и демонстративно фыркнула, на что маг слабо усмехнулся, а затем пригласительно хлопнул по своему колену. Я с удовольствием примостилась на нём, укладывая голову ему на грудь. До одури приятно было просто так посидеть с ним и, наконец, послушать спокойный ритм сердца. Пусть и уже практического мёртвого, делающие последние удары, но всё-таки родного сердца. Эта мысль, как нож, полоснул по мне болью, и я даже скривилась. — Перестань, — хрипло отозвался Рэй, поддев мой подбородок, заставляя взглянуть на него. — Зачем мучаешь себя? — Я, блять, не понимаю, — начала злиться на пустом месте, — как ты с этим справляешься? Тебе не страшно? Его грудная клетка приподнялась в тяжелом вздохе, и я услышала свистящий звук, такой, словно у него было воспаление лёгких. — У меня было достаточно времени, чтобы смириться и принять неизбежное, — Хардман погладил меня по щеке, вызывая приятно-тянущее ощущение в грудине. — Зачем ты снова забрал порчу себе? Она мне не мешала, — прошептала я, прикрывая глаза. Кажется, я впервые смогла ощутить опьянение. — Не хочу, чтобы твоё тело оскверняло нечто мерзкое, Ру. — О, поверь, — горькая усмешка так некстати сорвалась у меня с губ, и я не смогла её остановить, — этому телу уже ничто не навредит. Я поняла, что испортила момент, ведь Рэйф убрал от меня руку и как-то слегка напрягся. Болезненная тема для меня и я с удовольствием буду её избегать, пока сама жизнь не загонит меня в могилу. — Ты обещала, что расскажешь, — его слова хлестнули похлеще кнута, смазанного волчьим аконитом. А я уж знаю это ощущение, уж поверьте. Я слезла с его колен и нервно провела руками по волосам. Я ляпнула это потому, что в голову мне били гормоны, и сейчас очень-очень жалею об этом. И он, собака такая, так смотрит выжидающе, словно я виновата и должна признаться. А, может, и правда виновата? По крайне мере, в том, что не сдохла, как и полагалось. Я бы засмеялась вслух от этой мысли, но сдержалась, но улыбку скрыть не смогла. Совсем крыша поехала уже и это всё влияние Хардмана, зуб даю. — Ну что ты хочешь услышать?! — я резко развернулась к нему, взмахнув руками. Напала на бедолагу ни с того, ни с сего. А потому, что по-другому не умею: когда раны прошлого пытаются ворошить, я сразу кусаться начинаю. — Я была рождена в стае, Рэй, это уже, считай, приговор. У волков очень строгие и жесткие правила, а традиции чтутся превыше всего. А я ещё и сукой родилась… Моё предназначение было одно: раздвигать ноги и рожать щенков. Но, это, конечно, полбеды…. Я была дочерью Альфы — вожака нашего клана. Шестая его дочь, самая младшая и самая мелкая, слабая. У меня ещё три старших брата, которых я не видела практически с рождения. Они разошлись по другим кланам и сейчас, наверное, правят ими. Если живы, конечно… Я замолчала, чтобы перевести дыхание, слишком много эмоций во мне вскипело от всего этого. А ещё хотела услышать от Рэйя хоть что-нибудь, шутку какую, комментарий едкий, но нет, он молчал. Мужчина поддался вперёд, упершись локтями в колени. Он так задумчиво смотрел на меня, что я отвернулась. Голой он меня видел уже не раз, и тогда мне было всё равно, а сейчас… Сейчас я обнажалась по-другому, и готова была просто сгореть от стыда. — Отец быстро нашёл мне мужа. Союз с ним должен был объединить наши семьи, расширить охотничьи угодья… В общем, взаимовыгодный брак, ничего особенного. И я была не против… Адам хорош собой был, сильный, только… Хах, ты же знаешь меня, Рэй, я же та ещё…. В общем, мне не нравилось, что меня не воспринимают всерьёз. Я захотела показать себя, свою силу. Адам начал мной заниматься, он хорошо ко мне относился, поэтому поддержал. Тренировал он жестоко меня, но мне шло это на пользу: спесь сбивало. Я прикусила губу, вспоминая, как после очередной тренировки вправляла себе сломанный нос или пыталась пришить пальцы. Адам в такие моменты никогда не был рядом, потому что говорил: «Ты сильная, поэтому должна победить боль сама.» Я думала, что победила, а потом потерпела огромное поражение, потеряв всё. — Я забеременела от него через какое-то время. В принципе, меня это не остановило, я продолжала заниматься, делала себе репутацию… И у меня получалось, заполучила уважение, со мной считались. Адам только поменялся после того, как узнал что станет отцом. Ему нужен был первенец — сын. А моя прабабка убеждала, что у меня родиться дочь. Наш брак недолго был счастливым. Наследственность в волчье стае — первостепенная основа, и, чтобы вожака уважали, у него непременно должен родиться первенец. Если же жена несёт дочь, то, значит, мужское начало у Альфы никчёмное, и такого главаря никто не захочет видеть у власти. Адам ужасно боялся потерять своё влияние, ведь на тот момент оно было и так шаткое, а тут рисковало разрушиться из-за меня окончательно. Но я ничего не могла с этим сделать, и отказываться от ребёнка только из-за неугодного пола не собиралась. — Адам охладел… У него появились другие женщины, на что я закрывала глаза, потому что у самой было на уме лишь то, как сохранить жизнь ребёнку. Отец с матерью убеждали меня избавиться от плода, пока не поздно, ведь я могу забеременеть снова. В итоге, я послала их всех к чёрту, заявив, что мою дочь никто не посмеет… — ком подкатил к горлу, и я инстинктивно схватилась за живот, сжимая в кулак футболку. — В ту ночь… кто-то поджёг наш дом. Я проснулась совершенно одна, не знаю, где был Адам. Знаю лишь одно: он позволил этому произойти. Я выбралась, с трудом, но выбралась. А снаружи меня уже ждали: я лиц не запомнила, всё в дыму было, а запахи перебивала гарь и копоть. Я озверела от злости, но надышалась дыму, и ничего сделать не могла. Они схватили меня и вспороли мне брюхо. Плод сразу же потеряла, а сама кое-как выбралась. Полудохлая доползла до своей прабабки, она меня заштопала, а потом сказала: «Беги». Высказать всё это вслух — пережить вновь. Глотку как будто бы снова обожгло гарью, а живот, кажется, опять разрывался колющей болью. Силы опять покидали меня и мне, казалось, снова пришлось ползти по холодной земле, когтями вгрызаясь в почву, чтобы подтянуть своё полумёртвое тело. Если бы я была обычным человеком, то, несомненно, умерла там же. Но регенерация спасала меня от кровопотери, однако, если бы не прабабка, кто знает, может, и не было бы меня здесь сейчас. Я вычеркнула свою семью из жизни и постаралась стереть их лица и имена из память, но бывали дни, когда они настигали меня в кошмарных снах. А сейчас я сама позволила им всем вновь причинить мне боль. Я победила боль, Адам, и меня этому научил не ты. Меня научил этому чернокнижник и экзорцист — Рэйф Хардман. Я уже долго стояла так в собственном молчании, прерывисто глотая воздух ртом. Совсем забыла про своего слушателя, который не спешил нарушать моей пытки, позволяя мне упиваться собственным соком отчаяния. Рэйф лишь вздохнул, взъерошил волосы и откинулся на спинку кресла. — Ты любила его? — единственное, что он у меня спросил спустя какое-то время. — Нет, — уверенно ответила я ему сразу же. — Я должна была полюбить его и свою дочь. Но у меня осталась только ненависть. Мне даже от воспоминаний об этом разговоре тошно становилось на раз-два. Всё ещё слабо понимала, как у меня вообще сил хватило, чтобы всё это озвучить вслух. Однако прийти в себя более-менее удалось, и я поднялась на ноги, чтобы, наконец, войти в марево смерти — в спальню Хардмана. Здесь и правда был тяжёлый, пропитанный потом и болью, воздух. Рэй лежал в своей кровати, простыни которой были раскручены так, словно у него тут всю ночь был сплошной траходром, но нет. На вряд ли у него уже остались силы на подобное, если он с трудом поднимался, чтобы дойти до туалета. Я сразу же подошла к тумбе, где стоял графин со свежей водой. Наполнив стакан, присела на край койки и, приподняв рукой голову мужчины, поднесла к его сухим губам воду. Он нехотя сделал пару глотков, а затем и вовсе поперхнулся, выплюнул уже чёную жидкость обратно в посуду. Я привыкла к подобному фокусу, поэтому никак не среагировала. Принялась делать уже привычные процедуры: протирать его тело, делать компрессы и массировать больное колено. Однако, когда я стирала капли пота с его шеи, Рэй резко остановил меня, схватив мои руки. Я удивлённо на него уставилась. — Перестань, — его голос исказился и стал более тяжёлым и хриплым, — такое чувство, что я снова попал в госпиталь. Ру, хватит. — Ты совсем крышей едешь уже? Я, наоборот, забочусь о тебе, хоть как-то! — вырвалась из его хватки и, клянусь, чуть не врезала ему. — Заткнись и принимай мою заботу, страдалец чёртов. Ну и как так можно, а?! Ведёт себя точно капризный ребёнок: то не будет звать он Лидию, то не нужно ему пятки тереть! Я вообще ни на что это не подписывалась, поскорей бы ты, Рэй, уже… Пришлось оборвать себя на пол мысли, понимая, что он всё это слышал. Хотя пусть послушает и поймёт, что не ему одному тут не сладко. Я фыркнула и мягко огрела его тряпкой по лицу, на что Рэйф лишь прикрыл глаза и стиснул челюсти. Правильно, лучше молчи, мудак. Я всё равно провела и исправно доделала все процедуры даже умудрилась переодеть его в чистую одежду. К счастью, сил у мужчины ещё хватало, и он, к моему удивлению, смог самостоятельно сесть в кровати. — У меня уже всё готово, — отозвалась я, сидя на коленях между его ног, помогая справиться ему с запонками. — У тебя хватит сил спуститься вниз? — Как ты хотела её назвать? — вдруг спросил Рэйф, и меня словно молнией паразило. — Кого?.. — Свою дочь. Я прекрасно понимала, о ком он спрашивал, но заставила себя уточнить. Имя… Как только я узнала пол ребёнка, то сразу же решила по поводу имени, конечно же, сразу. — Диана. Я не стала ничего более говорить или пояснять, просто молча поднялась, поправила ему воротник и случайно, мать его, случайно посмотрела ему в глаза. И лучше бы мне их выкололи в тот момент, потому что невозможно было выдержать этот взгляд, чёрт возьми, невозможно. Почему ты смотришь так, словно всё в порядке и… понимаешь меня?.. Я аккуратно обхватила руками его лицо, поглаживая большим пальцем кожу. И впервые увидела, как Хардман открыто расслабился и даже позволил прикрыть себе глаза. Такой… простой сейчас и родной, он же доверился мне, кажется, и я готова завыть раненным зверем, потому что невыносимо больно. Не делай так, пожалуйста, не надо, ты же тянешь меня на дно, за собой. — Не порть мне настроение, ладно? А то я стану Гринчем, и лишу тебя праздника. — Что ж, у тебя уже удалось украсть нечто важное у меня, Ру, — он накрыл мои ладони своими и мягко отнял от лица, сжимая. — Что ты будешь делать потом? Вернёшься к семье? — Что? Никогда! — я снова вспылила и вырвала свои руки, отойдя на шаг. — Ни за что и никогда я не вернусь туда. Они умерли для меня, а я — для них. — Ты упоминала братьев. Может, попробуешь разыскать их? — не унимался Рэйф, что меня сильно настораживало. — Я не помню их и никогда не видела даже: ни запах, ни внешность мне неизвестны. Да они меня, уверена, не знают даже… Да что ты заладил? При чём тут это? — я нервно закусила губу и сделала пару неуверенных шагов по комнате, словно хотела что-то сделать, а потом забыла что именно. Хардман сделал неимоверное усилие, уперевшись кулаками в матрас, чтобы подняться. Я хотела ему помочь, даже корпусом поддалась вперёд, но вовремя себя одёрнула. Он должен сам, я понимала это. — Ру, после того, как я освобожу тебя, хочу быть уверен, что у тебя всё будет хорошо. Куда ты пойдёшь? Или тебя снова пленят и продадут? Ты думала об этом? — сейчас, выпрямившись во весь рост, одетый в белую рубашку и выглаженные брюки, он казался тем Рэйем, который и купил меня несколько месяцев назад. «Нет, мужчина, конечно, симпатичный был, не спорю. Высокий, статный, эта трость ему ещё так аккомпанировала. Лицо у него только… каменное, что ли. Сложно представить его улыбающимся. Или злым. Вообще никаким. Только вот есть это выражение и никакое другое. Глаза у него красивые, тёмно-зелёные. Только стеклянные как будто, словно драгоценные камни вставили в глазницы. Пустой, ничего не выражающий взгляд. Мертвец.» — Нет, я не думала. Ну… подамся вместе с Селом в актёры, — неловко пошутила я, махнув рукой. Ну, а что? Я жонглировать умею, может, в цирк возьмут? Рэйф вздохнул и потёр пальцами переносицу. Никогда бы не подумала, что его будет так сильно заботить моя судьба. Может, он поэтому и не отпускал меня так долго, потому что я тут единственная, кто не знал, что с собой делать? Даже кошак определился со своей судьбой… Нет, ну правда, куда мне податься?.. Я ни черта не умею, агрессивная и очень нелюдимая, а ещё недоверчивая страсть. И на то есть свои причины, конечно же, есть! Меня изначально воспитывали, как угодную и покладистую волчицу, и только потом я самостоятельно взрастила в себе характер, стержень, который в итоге надломился. Но это не отменяет того факта, что я борец, и им же осталась. Не думаю, что уже удастся меня перекроить. — Ладно, у нас ещё есть время, подумаем над этим. Только возьми это, — Рэй, держась за изголовье кровати, наклонился к тумбе и из верхнего ящика вынул свёрток. Ещё по характерному запаху мятой бумаги я поняла, что это. — Здесь достаточно, чтобы ты могла снять себе жильё и оплатить его на несколько месяцев или… Впрочем, уверен, ты распорядишься ими сама. Денег даёт… Такое чувство, что возвращает за то, что купил за бесценок. У меня аж руки онемели, потому что я каждый раз невольно окуналась с головой в нашу первую встречу, сравнивая. Сравнивала каким ублюдком ты был, и каким человеком ты стал. Я приняла свёрток, потому что деньги мне правда пригодятся и потому, что неправильно было ему отказывать. «— Значит, одиночка. Хорошо. Сколько твой господин хочет за неё? — у меня прошёлся холодок по спине. Не хочу я к нему, нет! Я его не чувствую совершенно! Только запах сигарет и всё. У людей бывают свои естественные запахи, а у этого его нет. — Несколько тысяч, ничего особенного. Ознакомитесь с документами? — Конечно.» — Как же… Я ненавижу тебя, — дрожащими пальцами вцепилась в эти чёртовы купюры и надломленным голосом сказала одно, когда в голове кричала другое. Хотела бы я сказать совсем иные слава тебе, Рэй, с совсем другим смыслом. Но язык не поворачивается, да и мне кажется, что ты всё и сам прекрасно знаешь. — Знаю, Ру, — хрипло отозвался он.

***

      Наше Рождество было таким поистине тихим и семейным. Мы слушали пластинки на старом граммофоне, попивали горячий шоколад, смотрели, как блестит и мигает праздничная гирлянда на ели и просто разговаривали. Кажется, у Рэйфа полностью получилось расслабиться и абстрагироваться от реальности, погрузиться в настроение настоящего Рождества. И пусть на календаре была вовсе не та дата, но зато за окном вновь начал падать снег, и тёплый свет от огня камина и потрескивания бревён создавали непередаваемую атмосферу. Казалось, что мы попали в такой типичный праздничный фильм, и нам не хватало лишь маленького чуда. Я улыбнулась, но моя улыбка тут же спала, когда взор коснулся часов. Полночь приближалась, и моё сердце сжималось, то и дело пропуская удар. Рэй же, наоборот, на время не смотрел, ему и не нужно было — он сам всё прекрасно чувствовал. — Я заглянула в твой погреб, — вспомнила я, поднимаясь на ноги и подходя к ели. — Какой же праздник без шампанского? Ну по крайней мере, в классических фильмах про Рождество там всегда его пьют. Ты же не против? — Никогда не любил шампанское, но сейчас не могу отказаться, раз такова традиция, — согласился Хардман, скрывая за болезненной бледностью и выступающим потом на висках свою боль. Я знала, что он ни на секунду не прекращал бороться с нею и даже сейчас превозмогал, чтобы насладиться праздником. — Ты никогда не напивалась? — М-м, нет, — качнула я головой, откупоривая бутылку и разливая шипящую жидкость по бокалам. — Только в те моменты, когда принимала твои целебные ванны, мне слегка ударило в голову из-за дурмана трав. — Я помню, — красноречиво хмыкнул мужчина, на что я закатила глаза и слегка смутилась. «Чёрт, мне стоит остановиться. Почему-то вид напряжённой спины мага, говорил о том, что ему вообще не смешно. Ни капли. И что он мне там в ванной намутил, блять? Кажется, сделал мне «весёлую» водичку, и меня теперь распирает от странного дурмана в голове. — Зануда ты, Рэй. Ой, прости, хо-зя-иин, — насмешливо протянула я, ложась грудью на постель, выпячивая задницу к верху. Он обернулся, проскользил по мне взглядом и вздохнул.» Я бы хотела быть рядом с ним кисейной барышней, смущаться от каждого пошлого намёка, краснеть от комплиментов и ловить каждый взгляд на себе, каждое касание. Но, выходит, что мне этого всего не нужно. Главное, что у меня кишки внутри сворачиваются, когда я осознаю многие вещи, и когда он зовёт меня «Ру». Мы чокнулись и, когда я, как заядлый алкоголик, хотела осушить бокал, Рэй меня остановил с игривой усмешкой и странным взглядом. — Что, что такое? — я даже опешила. — Мне известна ещё одна традиция, — он придвинулся ко мне ближе на диване, наклоняясь. — Выпьешь со мной на брудершафт? — О… Конечно, — согласилась я, скрещивая с ним руки и приближаясь ещё ближе к его лицу, чтобы сделать маленький глоток, не сводя с него взгляда. Губы вдруг у меня стали такими сухими, что их обязательно потребовалось именно в этот момент облизнуть и случайно задеть своим кончиком носа его. Мы бы поцеловались, я уверена, точно бы это произошло. Но стук в дверь помешал, и это, наверное, к лучшему. — Ты ждешь гостей? — я резко выпрямилась и прислушалась к незваному гостю, только ни черта не смогла уловить. — Нет, а ты? — Рэйф тоже был весьма удивлён неожиданным визитом, но тут же скривился и схватился за горло. — Ру… Кха, Ру, иди открой. Он буквально силой Контракта согнал меня с дивана и отправил открывать дверь, пока сам содрогнулся от очередного приступа, от которого у него вновь почернели губы. Я, скрипя зубами, прошла в приёмную и задержалась у входа. Будь по ту сторону человек, я бы слышала частое дыхание из-за холода и стук сердца, но мне удавалось разобрать только вой вьюги и редкий треск сосулек на крыше. Пришлось рискнуть и открыть дверь, когда стук повторился. Я тут же отшатнулась и оскалилась, потом память мне подкинула необходимый ответ по поводу этого нечто, и я слегка расслабилась. — Ты… — с рыком выдохнула я. — Хм… Раска? — Виктор Раций стоял на пороге дома, в его шикарной причёске осели крупные хлопья снега, а броский плащ скрывал не менее яркий костюм. — Руби, — с усталой поправкой выдохнула я. — Какого чёрта ты здесь делаешь? — Как негостеприимно. Помнится, я радушно принимал вас у себя, — показушно обиделся вампир, скрещивая руки на груди. — Неужели не позволишь мне проститься с другом? — Не припомню, чтобы вы дружили, — я держалась за дверь и готова была в любой момент её закрыть, но практически загробный, словно из бочки, голос Рэйя меня заставил сделать совсем противоположное: — Ру, впусти его. — Проходи, — я отошла в сторону и махнула рукой, зная, что без согласия кровосос не сможет перейти порог чужого дома. Виктор слегка склонил голову в знак благодарности и, отряхнувшись от снега, вошёл внутрь. Я не стала ему более услуживать, он и сам прекрасно справился и успел пройти за мной в гостиную. Только вот картина уже разительно отличалась от той, что была час назад. Рэй сидел, вытирая рукой чёрную кровь ото рта, и я чётко заметила крупные капли на столе и полу. И надувшиеся красные вены на его кистях и шее так же не скрылись от моего взора, как и от вампирского. — Виктор… Я бы встал, чтобы тебя поприветствовать, но не могу, к сожалению, — Хардман старался до последнего держать маску, что не могло не вызывать восхищения с моей стороны. Раций окинул взглядом наш импровизированный праздник и, приняв это как само собой разумеющееся, пожал плечами и прошёл к магу. — До последнего будешь изображать из себя примерного джентльмена, старина? — вампир уместился в кресле и закинул ногу на ногу. — Как скоро? Я нахмурилась, так и оставшись стоять посреди гостиной. — Как ты вообще узнал? — обратилась к кровососу. Раций удивлённо вскинул брови и перевел взгляд на Рэйфа, который буквально носом клевал в пол, видимо, уже не в силах выпрямиться. — Я его позвал, — выдохнул он, а потом накренился так, что точно бы упал, если бы не Виктор, который поддержал его. Я сразу же кинулась к ним и, ревностно взглянув на вампира, на что тот сразу же отступился от мага, уложила его на диване. Красные вены с шеи пошли тонкими паутинками по лицу, а сквозь белую рубашку, казалось, начало что-то светиться. Я быстро расстегнула пуговицы и увидела, что все жилки налились каким-то ярко-жёлтым свечением, словно внутри мужчины теперь вместо крови бежал раскалённый металл. — Что это?.. — я хотела коснуться, но вампир одёрнул меня и покачал головой. — Лучше не стоит, — остерёг он меня. — Рэй, дружище, что я могу для тебя сделать? Почему Виктор был так спокоен? Его, видимо, всё-таки друг умирал на глазах, а тот сохранял просто непоколебимое спокойствие, когда меня трясло и швыряло от злости к отчаянию. — Присмотри за ней, ладно? — выдавил, наконец, Рэйф, и из уголка его рта потекла тонкая чёрная струйка. — Не допусти, чтобы она снова… Снова оказалась на улице или под неволей. Ты сможешь мне это пообещать? Я закачала головой и отвернулась, с силой закусив губу, чтобы промолчать, не высказать весь свой словарь сквернословия. Он при мне же просил обо мне у друга. Проявлял посмертное благородство и заботу, от которых у меня жгло глаза и сушило глотку от подступающей истерики. До дрожи. — Я обещаю, Рэйф, конечно, — кивнул Раций, сжимая ладонь мага. — Мне жаль, старина, что так всё обернулось. Несмотря на всё, для меня было честью иметь с тобой дело, экзорцист. — Кх… Не заливай, вампир, ты терпеть меня не можешь, как и я тебя, — Рэйф выдавил ухмылку, но тут же пожалел об этом и скривился. — Не порти момент, — Раций поднялся и посмотрел на время. — Ты уже разорвал Контракт? Время. Хардман, прикрыв веки, кивнул, шепнув: «Дай мне минуту.» Виктор откланялся, произнося: — Оставлю вас наедине. — Спасибо, Вик, — слабо отозвался маг. Казалось, что меня здесь не было, я выпала из реальности, но это правда происходило. Опомнилась только тогда, когда вампир и правда оставил нас одних, и только морозный запах ещё витал в комнате, пришедший вместе с гостем. Я ещё чувствовала сладкий привкус шампанского и казалось, что пузырьки с силой стреляют у меня на языке, раня десны и ломая зубы. Аромат хвои кое-как перебивал собой эту мерзостную вонь кисло-сладкого отчаяния вперемешку со смертью. Стрелка часов неумолимо ползла к полуночи, и я осознала, что сижу на коленях у дивана с закрытыми глазами. Чертовски страшно было открыть их и взглянуть на него таким. — Ру, — позвал Рэй, и я вздрогнула, потому что его голос был хуже кнута, хуже лески. Этот голос должен будить меня по утрам, а не звать в предсмертной агонии. — Ру, прошу, у меня осталось совсем… Совсем ничего. Руби… Пересилив себя, я посмотрела на мага и болезненный вздох вырвался уже у меня. Я никогда не видела медленно умирающего человека, никогда не знала, что это вообще такое. Саму смерть мне приходилось проходить и даже переживать, но то всегда было быстро, практически мгновенно. А это… это была долгая мучительная пытка для нас двоих. — Не разрывай, — бредила я, — уйду с тобой… — Не неси ерунды, — осадил он меня, еле шевельнул чёрными пальцами в воздухе и материализовался наш Контракт. — Тебе будет немного больно сейчас, но это нормально. Встань на ноги и вытяни руки. Ноги оказались совершенно ватными и непослушными, но я поднялась и вытянула дрожащие ладони перед собой. Рэйф что-то зашептал, я не разбирала слов, только ощутила жжение на шее и запястьях. Невидимые путы договора разорвались на мне, и наша связь была прервана навсегда. Однако я не почувствовала изменений. — Ну вот, — пакт рассыпался в прах и растворился в воздухе, не оставив после себя и следа. — Вик поможет тебе, я уверен. Ты только не глупи и не отвергай его помощь, ладно? Ру? Ру, пообещай мне. Я потёрла шею, проходясь подушечками пальцев по старым шрамам. Дать ему обещание — это единственное, что я сейчас могла сделать для него. Я вновь опустилась на колени и сделала мучительных вдох его запаха: крепкий алкоголь, свежая хвоя и… терпкая кожа. — Обещаю, — тихо прошептала, и Хардман спокойно кивнул. — Ты уж меня прости, но… Я не могу так её оставить там, понимаешь? Руби, последнее одолжение…. Кх, чёрт… — Рэйф дёрнулся всем телом, напрягся, а жилы буквально заискрились на нем, кажется, уже плавя кожу. — Не обращай внимания и слушай меня, Ру. Вот… Он протянул руку к канделябру и щёлкнул пальцами. В ту же секунду тёплое жёлтое пламя превратилось в холодное лазурное. — Что? Что мне сделать? — проглатывая ком, спросила я, видя, как у него закатываются глаза от боли. Хардман замолчал и схватился за мои ладони, сжимая их до хруста. Я вытерпела боль, даже, кажется, не почувствовав её. Огненные паутинки начали светиться и на его лице, а из ноздрей и глаз у него потекла чёрная кровь. — Освободи её… — сквозь зубы прошептал Рэйф, а затем извернулся от боли, но ожидаемого крика так и не последовало. Я отскочила от него, потому что вдруг от его тела начал пышить невообразимый жар, отчего диван под ним буквально дымился. Рэйф бился в агонии, и я не могла смотреть на это. Старинные часы начали бить полночь, и с каждым ударом Хардмана пожирала потусторонняя сила. Я не смогла вынести этого и, схватив подсвечник с голубым пламенем, кинулась наверх, исполнить его последнюю волю. Пусть хотя бы он погибнет, зная, что Мэри упокоилась с миром. В ушах до сих пор бил звон часов, пока я летела по лестнице, спотыкаясь. Пару раз чуть не выронила канделябр, но, в итоге, мне удалось добраться до западного крыла. С помощью его пламени я смогла развеять заклятие на двери, и та сама раскрылась, впуская меня в её покои. Хрустальный гроб всё так же неизменно стоял посреди заброшенной залы, и лишь противный сквозняк, словно вор, пробравшийся в дом, подвывал и трогал остатки штор. Я только сейчас осознала, что лицо мокрое у меня не от пота, а от слёз, которые я не могла контролировать. — Я не буду тебя оплакивать… — пообещала я себе и тут же упала на колени, утопая в истерике, как маленький ребёнок. — Не буду, конченный ты ублюдок, слышишь?! Ненавижу тебя, Рэйф! Ненав-в-ви-и-ижу… Сука… Пришлось взять себя в руки, ведь пламя чуть не погасло. Я вовремя опомнилась и подошла к гробу, окидывая прозрачное тело девушки заплаканными глазами. — Он… Он… Его больше нет, — прошептала я ей, не знаю, зачем, но пусть. Может, она меня услышала. — И тебе пора… Я аккуратно поддела крышку и открыла, поднося его пламя, чтобы вновь освободить хрусталь от заклятия. Я не знала, что делать, но делала что-то инстинктивно и выходило всё так, как нужно было. Его пламя меня направляло, словно подсказывало без слов. Провела подсвечником над телом Мэри несколько раз, чтобы расплавленный воск капнул на её призрачную кожу и зашипел. Вдруг девушка засияла похлеще нашей гирлянды и медленно, как мыльный шарик, начала подниматься из гроба. Я отшатнулась, завороженно наблюдая за происходящим. Она исчезла, растаяла в воздухе, как утренняя дымка, и в этот момент что-то пошло не так. Весь дом задрожал, буквально начал ходить ходуном, как при землетрясении. Мебель начала ездить туда-сюда, как будто её двигала невидимая сила, оставшиеся целые окна лопались и взрывались осколками, всё поместье стонало и стенало, грозясь вот-вот развалиться. Пламя в канделябре вдруг вспыхнуло в десять раз сильнее, сильно ударив жаром мне по лицу. Я вскрикнула и выронила подсвечник, а затем услышала крик снизу. — Рэй! Это точно был он, я не могла ошибиться. Только его крик походил больше на вой раненого зверя, словно из Хардмана живьем вырезали душу. С трудом поднявшись, я, кидаясь от стенке к стенке так, словно находилась на судне в сильнейший шторм, побежала вниз. Весь дом продолжал сходить с ума: двери хлопали, картины падали, посуда взлетала и билась о потолок и пол, люстры раскачивались, доски скрипели, а стрелки часов, как заведённые, крутились без остановки. Я ощущала эту чёрную силу, понимала, что это предзнаменовало. Азазель лично явился за Рэйфом. Я влетела в гостиную, но так и застыла, игнорируя падающую штукатурку со стен и потолка. Чёрный вихрь окутал собой диван с магом, не позволяя разглядеть и приблизиться. Но я всё равно рискнула и кинулась туда и, протянув руку, взвыла от боли. Всё предплечье от кончиков пальцев до локтя почернело, и я чудом увернулась от падающего книжного шкафа, прижимая раненую руку к груди. — Рэй! Кто-то схватил меня за плечи и с силой потащил наружу. Я билась, извивалась, вырывалась, как могла, крича разную несуразицу. Что-то тянуло меня туда, к нему, я должна была защитить его! Должна! И только, когда Виктор окунул меня с головой в холодный сугроб, я более менее пришла в себя. А потом задохнулась, потому что в окнах второго этажа виднелось голубое зарево… Подсвечник, который я обронила… — Нет, он же ещё там! — я попыталась подскочить и броситься прямо в горящее поместье, но вампир снова удержал меня. — Нет, Руби, не смотри! — Пусти, пожалуйста, пусти! Пусти меня к нему! Пусти-пусти-пусти! Он так и не отпустил меня, погрузив в сон, с помощью какой-то вонючей жидкости. Но даже во сне я звала Рэйфа и пыталась пробраться к нему сквозь кусачее пламя.

***

      Свет резко ударил по глазам, и я застонала, пошевелила рукой, чтобы провести ладонью по лицу. И тут же завыла, принимая сидячее положение. Правая рука исходила ноющей болью и совершенно не слушалась. Вся конечность до локтя была плотно перемотана бинтами, но даже в просвете между тканью я видела непроглядную черноту порчи. Я тихо заскулила, пытаясь пошевелить пальцами, но те были, как деревянные, совершенно не реагировали. — Чтоб тебя… — горло саднило, и я скривилась, понимая, что ещё и обожгла часть лица, отчего было больно морщиться. — Пришла в себя? — появилась Лидия, а за ней следом и Виктор. Я не стала их расспрашивать, сразу всё поняла: вампир притащил меня к ведьме, и та более-менее привела меня в норму. Хотя, один вопрос всё же мне нужно было задать: — Как долго?.. — Пару дней, — отозвался Раций, подпирая плечом стену. — Боялись, что ты опять…. хм, впадёшь в летаргию. — Не впаду, не переживай, — как-то грубо ответила я, слезая с койки. — Куда ты собралась? — Лидия встала у меня на пути, уперев руки в бока. — Я должна… Мне нужно… Отойди! — Руби, там ничего не осталось… — Отойди! — я зарычала, клацнув клыками. — Пусть идёт, — махнул рукой вампир, и ведьма освободила мне дорогу. Я поняла, что переборщила и слегка стушевалась. К тому же боль здорово отрезвляла меня от эмоций и, прижав больную руку к животу, я окинула их извиняющимся взглядом. — Спасибо… — хрипло прошептала я и поспешила уйти прочь. Холод сейчас не колол меня и не пробирал до костей, хотя на мне была лишь майка и спортивные штаны. Босые ноги легко погружались в снег, а морозный ветер холодил обожённую часть лица, приятно успокаивая раздражение. Сгорбившись, я брела туда, как завороженная. Когда-то я мечтала, чтобы это место сгорело к чертям собачьим, мечтала навсегда покинуть поместье, а теперь… Теперь свежий воздух душил меня, когда я увидела столб белого дыма, поднимающийся под самое небо. Я прошла через распахнутые ворота, и эта горькая горечь гари убивала, сжимала лапы вокруг моей шеи, отчего ноги подкашивались, заставляя упасть на колени. От поместья остались обгорелые обломки. Кое-где проглядывались куски недогоревшей мебели, основания конструкций, дверные проёмы, каменные элементы и часть лестницы. Я находилась на пепелище, и снег здесь полностью растаял, превратившись в скользкую грязь. Я подняла воспалённые глаза и увидела его, ангела. Единственное уцелевшее, что здесь осталось. С трудом поднявшись, я проковыляла к статуе и лбом прижалась к холодному камню. «Поместье. Кто бы сомневался. Кованые ворота лениво открываются перед машиной, пропуская в дворик перед парадным входом. Дорожка из гравия приятно шуршит под шинами. Только сад у него запущенный: даже я, не смыслящая в растениях, вижу сорняки. Взгляд зацепился за статую. Из окна на неё был плохой вид, поэтому я поспешила выйти, проигнорировав то, что водитель намеревался открыть мне дверь. Руки есть, сама справлюсь. Я чуть прошла по дорожке, подходя к каменному изваянию. Плачущий ангел с, кажется, сломанными крыльями. Часть лица у него отвалилась, видимо, очень долго он тут сидит и льёт свои слёзы. Посеревший камень, кое-где покрывшийся мхом, лозой, а в некоторых местах и вовсе начал крошиться. У подножия ангела что-то написано на неизвестном языке, но даже так слова очень сложно различить. Надпись практически нечитаема. Очень напоминает чьё-то надгробие или скорбящий камень.» — Прости… Запах серы ударил по носу, и я отпрянула, увидев чёрного кота. Он сидел неподалеку и мигал своими ярко-жёлтыми глазами. Я кивнула Селвину, и тот поднялся, исчезая в дыму. Оттолкнувшись от ангела, я подошла к более-менее сохранившемуся крыльцу, обошла его и, вспоминая, где примерно должна была быть гостиная, застыла. Здесь была абсолютно чёрная воронка, словно именно на этом месте произошёл мощный взрыв. Никаких более следов… Совсем рядом валялась сгоревшая ель, напоминая собой дерево лишь обугленным стволом. Я порывисто задышала, зажимая ладонью рот. Всё должно было кончится не так… «Я скосила взгляд на Рэйфа. Он сидел по левую руку от меня, вроде и на расстоянии, но всё равно ощутимо близко. Пока что я не видела в этом красивом, загадочном и статном мужчине мага. Образ какого-то волшебника никак не вязался с Хардманом. Для меня он являлся аристократом, джентльменом из далёких двадцатых годов, делающим ставки на скачках, ходящим в казино и приглашающим дам в ложе в театрах. А сейчас он походил на уставшего босса какой-то невъебенно крупной фирмы, которого изрядно всё подзаебало. О чём говорили расстёгнутая на пару пуговиц белая рубашка и её закатанные рукава.» Я неловко споткнулась об какой-то обломок и рухнула в гору пепла и мусора, пачкаясь в саже и гари, но сил, чтобы встать, абсолютно не было. Я так и лежала, вдыхая терпкий запах разрушения, стоящий после пожара, но даже сквозь эту вонь слышался привкус смерти. Его смерти. Кто-то бесшумно подошёл, ослепляя меня ярким светом. Я дёрнулась и приподнялась на одной здоровой руке, уставившись на призрачные ступни. У меня дрожь прошлась по всему туловищу, а сердце замедлилось, отчего дыхание застыло в горле, словно замёрзло во мне. Я подняла голову, но солнце засветило её лицо, однако даже так я поняла, кто это. Мэри склонилась ко мне, касаясь рукой моей обожженной щеки. Я практически ничего не почувствовала, словно лёгкое дуновение прошлось по коже. Она выпрямилась и пошла прочь, так же исчезая в дыму, но в этот раз навсегда, я была уверена. Призрак, казалось, подарил мне силы и я поднялась из грязи. Слегка пошатываясь, я вышла из обломков и дошла до кованого забора, прислонившись к нему. Снег рядом захрустел, но я не реагировала, всё ещё оглушённая появлением Мэри. Меня словно холодной водой окатили, а потом за шкирку выбросили за порог в стужний мороз. Внутри всё скрутилось и застыло так, как будто меня потрошили и заснули в живот пакет со льдом. «Но как же смущал меня этот чёртов забор. Он, в отличии от старого дома, был новым. И это было видно невооружённым взглядом: блестящий в последних лучах заходящего солнца металл, острые шипы на кончиках прутьев, не облупившаяся чёрная краска, идеальная ковка растительности на самих воротах. Ни мха, даже лоза не покусилась на забор. Странно? Однозначно. Значит, он под чарами и, скорее всего, именно поэтому я не смогу покинуть территорию поместья. Вот, что имел в виду Рэйф.» — А я предупреждал его, что всё так закончится, — голос незнакомца, наконец, привёл меня в себя, и я увидела его. Высокий мужчина в чёрном пальто и шляпе с широкими полями. На секунду во мне что-то екнуло, когда я увидела трость и перчатки, но потом быстро отрезвило: от этого мужчины пахло ладаном и рябиной. Но я задержала внимание на его трости с ручкой в виде морды волка. В голове что-то щёлкнуло, и память услужливо подкинула воспоминание. — Эллай?.. — я и сама удивилась своей догадке. — Приятно познакомиться, Руби, — он снял шляпу, отряхнул её от снега и слегка поклонился. — Как ты себя чувствуешь? Я смогла только открыть и закрыть рот, а затем, словно нашкодивший ребёнок, обернулась на пепелище. Он ведь тоже его видит… — Как вы… Это…. Откуда вы меня знаете? — в голове крутилось куча всего, но я смогла выловить верный вопрос, хоть один. — Тише-тише, волчица, у меня работа такая: знать, — он мягко улыбнулся, отчего у его глаз собрались лучики-морщинки. Он был похож на обычного старика из какой-нибудь лавки со старинным хламом, лишь дорогоё чёрное пальто и кожаные перчатки с лакированной тростью придавали его образу определённую загадочность и неопределённость. Но ту загадку я уже разгадала и прекрасно знала ремесло того, кто носил подобное. — Я приглядывал за ним, старался подать знаки, отвадить беду, но… Свершилось то, что было суждено. — Почему вы не помогли? — это прозвучало, как осуждение, обвинение, обида. — Потому что он сам выбрал такой удел, милая моя, ему бы никто не помог. Рэйф и так смог обхитрить Смерть и прожил больше положенного. Но ничто не может длиться вечно, даже сама вечность, — Эллай вздохнул, скрещивая ладони на ручке трости. Я прекрасно знала, что старик прав, но чувство и ощущение утраты, брали своё. Мне нужно было найти виноватого, вылить на него весь гнев с болью, перемешанные с отчаянием. Я не могла иначе, не могла, но вместо криков у меня снова потекли слёзы. — Ну-ну, дитя, тише, — старик приблизился и положил руку мне на плечо. — Ты и так сделала куда больше, — он кивнул на мою чёрную руку. — Руби, посмотри на меня и запомни одну простую вещь. Шмыгнув носом, я подняла взгляд на доброе лицо старика. — Смерть — это далеко не конец. И пока есть ты и я, другие, Рэй будет жить вечно, — Эллай положил ладонь мне на грудину, и я смогла, наконец, свободно вздохнуть, освободиться от тяжести. Он, казалось, забирал мою боль, успокаивал загнившие раны, наводил спокойствие на мою бурю. — Запомни и усвой, и тебе полегчает. Вот увидишь. Эллай отошел, что-то вложив мне в ладонь, а я жадно сделала глоток морозного воздуха, да так сильно, что закололо в горле. Я хотела сказать слова благодарности, но не смогла, а затем и вовсе осеклась. В моей ладони были чёрные, слегка потрёпанные и обгоревшие кожаные перчатки, так прекрасно мне знакомые. — Откуда?.. — я завертела головой, но рядом никого не было. И только свежие следы на снегу засвидетельствовали его появление здесь. — Спасибо. Я выдохнула молочное облако пара, обернулась на пепелище и, съежившись от холода, побрела прочь. Ведь смерть — это далеко не конец, верно, Рэйф?