Укротительница льва

      Солнце ярко светило посреди голубого неба, в воздухе слышалось пение птиц — в Хогвартс медленно приходила весна. Снег ещё не растаял, но тёплое дыхание южных ветров ощущалось уже весьма ясно, вселяя в учеников оптимизм, жизнерадостность и романтические настроения.       Гермиона Грейнджер зябко передёрнула плечами — всё же для длительных прогулок на улице пока ещё было слишком прохладно — и уже в который раз обновила согревающее заклинание. Потом поправила лежащий на коленях огромный талмуд для «лёгкого» чтения, перелистнула страничку и раздражённо покосилась на разбушевавшихся неподалёку однокашников.       Гриффиндорская команда по квиддичу в полном составе шла с поля к раздевалкам, бурно и очень шумно обсуждая завершившуюся тренировку. Рядом с ними шли и Джинни с Лавандой, закадычные подружки Гермионы, которые и притащили её на этот продуваемый всеми ветрами стадион. Правда, Гермиона сильно сомневалась, что им был интересен квиддич как таковой — раньше они ни разу не проявляли подобного рвения. Скорее, у них на уме было нечто совсем другое. Не совсем приличное.       Неодобрительно покачав головой, Гермиона вновь уткнулась в книгу, но вдруг почувствовала мурашки на шее, которые появлялись всегда, когда за ней кто-то наблюдал. Ну, по крайней мере, ей так казалось. Она вскинулась и огляделась по сторонам, но увидела лишь спины игроков, скрывающихся за дверями раздевалки. Недоумённо пожав плечами, Гермиона вернулась к прерванному чтению об анимагии, которой она увлекалась с четвёртого курса.       Материал был так интересен, что она совсем забыла о времени, очнувшись лишь, когда одна из порхающих повсюду пташек присела отдохнуть на её плечо. Хмыкнув и посмотрев на часы, Гермиона убрала книгу в сумку и, на ходу собирая волосы в высокий хвост на затылке, пошла на поиски своих подруг. Они, наверное, снова сплетничали с охотницами в женской раздевалке, и Гермиона была полна решимости напомнить им, что до итоговых экзаменов седьмого курса осталось всего-ничего — чуть меньше трёх месяцев. Предстояло изучить ещё гору материала, и ещё большую гору вспомнить, но у романтичной Лаванды и слишком откровенной Джинни на уме было только одно.       Парни.       Именно о них, наверное, трещали Лаванда и Джинни с Элис и Сьюзен — охотницами-пятикурсницами с Гриффиндора. Привычно закатив глаза от представившейся ей картинки, Гермиона открыла дверь раздевалки и вошла внутрь.       Как ни странно, её подружки уже были одни и стояли у стены в конце коридора. И, самое удивительное — стояли тихо, боясь даже шелохнуться.       — Ну сколько уже можно? — начала было Гермиона, но на неё тут же грозно зашикали.       Оказалось, девчонки по очереди заглядывали в щель в стене мужской раздевалки квиддичной команды Гриффиндора. Гермиона подошла поближе.       — Ого, какая у него мощная плоть! — покраснела Лаванда.       — Да, он у него что надо, так и просится в рот, — кивнула Джинни. — Гермиона, иди сюда, зацени, какой зачётный хуй!       Гермиона нехотя чуть наклонилась, заглянула в щель и почувствовала, как перехватило дыхание и кровь бросилась в лицо при виде абсолютного обнажённого Гарри Поттера с эрегированным членом наперевес.       Уловив на себе насмешливые взгляды подружек, Гермиона сделала выражение своего лица абсолютно равнодушным, хотя порозовевшие щёки выдавали хозяйку подчистую, и чуть охрипшим голосом тихо заключила:       — Его половой орган идеального размера и вполне готов для зачатия.       Гермиона хотела добавить что-то ещё в таком же академичном стиле, но её прервал сдвоенный возмущённый выдох девчонок:       — Ах, она сууучка!       Гриффиндорки засопели от возмущения, глядя на то, как столь понравившийся им орган попадает в плен чьих-то цепких женских ручек. Тонкие пальчики нежно огладили возбуждённый ствол и принялись методично его ласкать, пока невидимая с такого ракурса девушка увлечённо целовалась с Поттером.       Закусив губу от охватившего её стыда и некоего, не совсем понятного даже ей самой неприятного ощущения, Гермиона сделала вид, что всё это её совершенно не интересует и даже отошла на пару футов в сторонку. Правда, покидать раздевалку она не спешила, устроившись на низенькой скамейке. Её мысли плавно потекли в русло, имя которому было Гарри Поттер.       Вообще, Поттер славился тремя вещами: он отлично играл в квиддич, он был тем ещё ловеласом и его отец застрелил самого сильного тёмного волшебника современности — лорда Волдеморта — из самого обычного ружья, спасши тем самым жизни своей супруги и ребёнка. Правда, потом с Джеймса Поттера содрали внушительный штраф за «нецелевое использование маггловских вещей», но обычный люд буквально боготворил своего избавителя.       И ещё Гарри Поттер пару раз спас Гермионе жизнь.       Тяжело вздохнув, она очнулась от захвативших её мыслей, а её подружки всё так же продолжали наблюдение.       — Ого! — тихо ахнула Лаванда. — Да это же…       — Ага! — вторила ей Джинни, на чьём лице расплывалась издевательская ухмылка. — Ох, она у меня и попляшет!       — Но чем она его очаровала? — продолжала удивляться Лаванда.       Не зря родители Гермионы часто говорили, что её любопытство родилось раньше её самой. Возглас Лаванды стал последней каплей в чаше её терпения, и Гермиона тоже приникла к щели в стене.       — У неё подходящие молочные железы для вскармливания ребенка, — заметила она, поглядывая, как колышется крупная, словно пара спелых дынь, грудь Панси Паркинсон — уже сговорённой невесты Драко Малфоя — от резких толчков Гарри. — Наверное, это его и привлекло.       — Скорее, это изящные обводы её бёдер заставили его вожделеть её, — не согласилась Лаванда.       — Дуры вы! Зацените её классную задницу! Такую бы и я не отказалась укусить! — хохотнула Джинни.       Девушки переглянулись и захихикали. Гермиона усмехнулась. Она любила этих таких разных хохотушек. Они отвлекали её от учёбы, в которой она порой терялась, уходя от реальности, забывая о таких важных вещах как дружба или… любовь.       Гермиона никогда и никому не говорила о своих чувствах к Гарри Поттеру. Да он бы и не взглянул на неё. Потому как она никогда не стала бы вести себя как очередная безмозглая поклонница и караулить его где-нибудь, например, в ванной для старост.       Эти девки слетались к нему, как пчёлы на мёд. Они западали на его спортивное тело и взлохмаченные волосы, на внушительный счет в Гриннготтсе и мотоцикл крёстного, на смазливую мордашку и лёгкий, весёлый характер. Он всегда был душой компании. Любил позубоскалить, полапать девчонок и подраться со слизеринцами, но Гермиона знала, что это всё только маски.       На самом деле Гарри был очень умным, добрым и смелым парнем. На первом курсе, не смотря на её отвратительный характер всезнайки, он спас её от тролля, на втором — не дал пасть жертвой василиска, а на четвёртом — стал чемпионом школы в турнире Трёх волшебников, на спор обойдя возрастную черту, защищающую кубок от посягательств младшекурсников.       А ещё Гарри иногда подходил к ней за советом, и Гермиона с радостью ему помогала, правда, стараясь быть максимально сдержанной и безэмоциональной, чтобы он, не дай Мерлин, не подумал, что она, как и все окружающие его девчонки, тоже влюбилась в него.       Главная же проблема заключалась в том, что Гермиона уже давно поняла, что не просто влюбилась в этого весёлого парня с чарующими зелёными глазами. Нет, она не влюбилась, а… полюбила. Полюбила всем своим юным, чистым сердцем. Кроме него ей был не нужен никто — пусть парни и часто проявляли к ней интерес, ни один из них не вызывал у Гермионы и толики тех чувств, что обуревали её при мысли о Гарри, а теперь и о его теле.       Тем временем, за стеной раздались сдвоенные стоны. Панси негромко поскуливала, извиваясь под Поттером, а он тихо постанывал, замерев меж её гостеприимно раздвинутых ног.       — Всё, пошли отсюда, пока не спалились! — прошептала Джинни, хватая подружек за руки. — Быстрее, быстрее!       Они тихой сапой выбрались из раздевалки и направились к Хогвартсу, как вдруг Гермиона со стыдом поняла, что хочет ещё. Хочет ещё раз, хоть раз перед окончанием школы увидеть его обнажённое тело и услышать низкие, такие возбуждающие стоны. И это желание было сильнее её.       Придумав глупую отговорку о забытой на трибуне любимой закладке, Гермиона направилась обратно в раздевалку. Осторожно пробравшись внутрь, оттягивая показавшийся таким тесным галстук, Гермиона приникла вплотную к отверстию. Она на чём свет стоит корила себя за подглядывания, но ничего не могла с собой поделать.       Гарри и Панси уже пошли на второй круг, и Гермиона заворожено смотрела, как он быстрыми, энергичными движениями берёт свою партнёршу сзади, и ощущала, как скручивается внизу живота спираль возбуждения, отправляя свои импульсы по всему телу. Кровь вновь прилила к её щекам, соски мгновенно отвердели, а между ног стремительно становилось влажно.       Гарри, прикрыв глаза, ритмично входил в Панси, крепко держа её за ягодицы. Его лицо было сосредоточено, словно он выполнял очередной манёвр Вронского, а не занимался любовью, а игра мускулов на его теле заставила Гермиону прикусить губу от желания. И сладострастные стоны Панси, которой явно было очень хорошо, подкидывали в топку этого желания всё новые и новые порции дров.       Внезапно Гарри повернул голову в её сторону, заставив Гермиону замереть от страха, и… открыл глаза. Их взгляды встретились, и в этот момент он сделал последний выпад и застыл, подрагивая всем телом, изливаясь в Панси, но не отрывая взгляда от Гермионы.       Он жадно палил огнём своих глаз, обжигая тело Гермионы, превращая кровь в бурлящую лаву желания. Гарри смотрел так, словно кроме них двоих здесь никого не было. Словно всё это представление было сыграно специально для одной чересчур правильной и скромной гриффиндорки.       Гермиона же, застыв, смотрела в его глаза и понимала, что была бы совсем не прочь оказаться на месте этой шлюшки Панси. В ней родилось дичайшее желание ощутить его член в себе, от всей души насадиться на него, взвыть от наслаждения и растечься, чтобы он — именно он! — вот так вот нежно поглаживал её спину.       Гарри чуть улыбнулся, словно прочитав все её похотливые мысли, и Гермиона очнулась. Она резко отпрянула от щели, прижала руку к сердцу, скованной птицей бьющемуся в клетке её груди, и, подхватив сумку, опрометью бросилась вон из раздевалки. Она очень ясно чувствовала мурашки на своей шее и прекрасно услышала своё имя, но так и не обернулась.