Горечь

      Тсуна всегда целует Мукуро с некой опаской: едва сталкивается губами в девственном жесте, будто проверяя его на реальность вновь и вновь. Иллюзионист чуть смешливо морщится, но никогда не озвучивает вслух, как он любит эти его забавные чистоту и непорочность. Вонгола давно не девственник, ещё дольше состоит в отношениях, а Мукуро не плещется в воде Вендиче уже как пять лет и находится почти всегда рядом, живой и чуть прохладный, со своими утончёнными аристократичными манерами и особым неординарным мнением на любой счёт. Казалось бы, давно надо было привыкнуть.       Но Рокудо до зубного скрежета понимающий, никогда не торопится углублять поцелуй, позволяет подтвердить надежды и успокоиться. И только когда Тсуна приходит в себя после секундного помешательства, действует сам. Они целуются мягко, осторожно, столь же тягуче, что и приторная патока. Словно благодаря друг друга за чувства, которые им дано делить на двоих этим вечером.       Смех Мукуро безжалостно разрывает идиллию. Ему часто бывает смешно ни с того и ни с сего, Тсуна давно привык. Рокудо лукаво сверкает своей коралловой радужкой, поглядывает на собственного босса из-под ресниц, отстранившись на расстояние вытянутой руки. — Почему маленький Вонгола так рассеян сегодня? Какие-то тяжёлые мысли, м?       Значительно повзрослевший и вовсе не маленький Савада, не задумываясь, кивает, мол, да, думы действительно в этот день не самые позитивные, и философски отвечает: — Возможно, потому что в этой жизни всё… В этой жизни всё не так. Повисает молчание. Приятное и совсем не тягостное. Тсуна размашистым жестом натягивает варежку под аккомпанемент задорной мелодии, доносящейся с площади. Почти все жители мелкого городишка собрались на гуляние, посвящённое сбору первого урожая знойного винограда, и это по определению им на руку. Никто ещё долго не заметит перемен. Что-то в утомлённой улыбке Десятого Вонголы коробит брюнета и заставляет прислушаться к внутреннему чутью, но что — тот так и не смог определить. — Не так. А тебе бы хотелось обратного? — Мукуро дышит полной грудью и щурится на мягкие розовые облака над ними. — Нет! Вовсе нет, что ты. Я очень счастлив здесь и сейчас, честно. Наверное…       Из-за взволнованного заикания и поспешности в голосе, от которой всё Десятое поколение явно успело отвыкнуть, Рокудо долго силился разглядеть во взрослом мужчине маленького щуплого мальчишку, который не мог толком даже кроссовки свои завязать без опасности для своей жизни, но в итоге только раздраженно моргнул и непроницаемо улыбнулся. Его там давно нет. Сами же загубили. Задавили и перекрыли кислород, чтоб явить миру нового Тсунаеши. Тот настоящий живой парень без обязательств — крайне редко — менялся ролями с наследником Примо в компании Мукуро, и порой становилось не по себе даже ему. Любимая игра иллюзиониста в кошки-мышки с Десятым Вонголой столь досадно прервалась на самой кульминации и более даже не разыгрывалась в новых партиях, и, что странно, Туман почти не сожалеет по этому поводу. Почти. — Я тоже. — Оно внезапно срывается с языка и долго горчит своим послевкусием.       Предводитель банды Кокуё явно сдаёт позиции и с возрастом становится подозрительно сентиментальным, раз звучит вовсе не ложь. Возможно, не ложь. Савада хмыкает, они улыбаются друг другу без слов, быть может, действительно удовлетворенно, слишком хорошо понимают и почти синхронно отводят взгляды в сторону рубинового заката.       Сегодня прольётся чья-то кровь.