Лживые жесты

четыре года назад, июнь — Альбус, тише! — шикнула Лили, толкнув наглого брата в бок. Альбус усмехнулся, смотря на нее спокойным безмятежным взором. — Как тебе не стыдно? Надувать своего родного брата, — насмешливо протянул Альбус, на что Лили лишь поморщилась, отвернувшись. Было раннее утро, родители еще спали, и они все вместе, Лили, Альбус и Джеймс, сидели в гостиной. В такие минуты, когда они были предоставлены только друг другу, Джеймс всегда предлагал им сыграть партию магических шахмат, однако Альбус, как правило, отказывался, считая, наверное, чтение книг более важным делом, а Лили, даже если и соглашалась, чаще всего проигрывала и сильно расстраивалась. Но в этот раз все пошло совсем не так: они напряженно играли уже почти час, и до сих пор было не совсем понятно, кто же будет победителем. Поэтому, когда Джеймс решил сходить на кухню за чаем, Лили, внимательно проследив, как он скрылся за поворотом, стащила с доски шахматную фигурку и спрятала ее в складки юбки. — Он заметит, Лили, — наконец протянул Альбус, почему-то заинтересовано смотря на нее, отвлекшись от книги. Его глаза задорно сверкали от яркого летнего солнца, а темные густые волосы красиво блестели. — Конечно, ты же так кричишь! — возмущенно протянула Лили, сощурив глаза. — Джеймс не заметит, вот увидишь. Он не ты, его обдурить не составит труда, да и он не склонен что-либо запоминать. — Это ты так думаешь, — хмыкнул Альбус после минутного молчания и опять уставился в книгу. Лили обеспокоенно посмотрела на брата: с тех пор, как прогремел первый теракт, миновало уже почти три месяца, и за это время Альбус очень сильно изменился. Скрытный от природы, он как будто еще больше ушел в себя, даже Джеймс теперь не мог вытянуть из него что-то, кроме обыденных реплик и просьб, а их дебаты за столом резко прекратились. Словом, теракт изменил образ жизни ее семьи кардинально, и Лили еще не могла понять, в лучшую ли сторону или в худшую. Задумавшись, Лили не сразу заметила, как Джеймс вернулся из кухни и непринужденно плюхнулся напротив нее на мягкое сиденье. Переведя наконец на него взгляд, она с замиранием сердца стала наблюдать за его реакцией: в конце концов, как бы Лили сама ни верила в некую легкомысленность брата, нельзя было утверждать, что он не заметит пропажи фигурки. Но Джеймс, как и думала она изначально, спокойно походил, ни о чем не задумавшись. — Шах и мат! — воскликнула через некоторое время Лили, так и подпрыгнув на диване. Она видела, как переглянулись в этот момент Альбус и Джеймс и как на их лицах появилась легкая улыбка. И глядя на то, как они ладят друг с другом, она улыбнулась еще сильнее, чувствуя внутри себя такую небывалую легкость, о существовании которой она и не знала ранее. — Я поражен в самое сердце, — наигранно вздохнул Джеймс, печально кривя свои брови. — Я чувствую, как слезы подходят к моим глазам, пойду поплачу у себя в комнате. — Эй! — возмутилась Лили, кинув в него подушкой, потому что в этом передразнивании узнала себя. — Сейчас ты будешь плакать от боли! — О, — важно протянул Джеймс, — я всегда открыт для острых ощущений, — и улыбнулся во все зубы. — Иди уже! И, соскочив рожицу, он перепрыгнул через спинку дивана и опять исчез за углом. В комнате повисла тишина, нарушаемая только медленным тиканьем настенных часов, и Лили сладко потянулась, переведя взгляд в окно, чувствуя, как на лице появляется такая глупая, но искренняя улыбка. Она уже давно не чувствовала такого умиротворения. — Так как ты это сделала? — вдруг проговорил Альбус, и тон его был настолько серьезен, что Лили удивленно повернула к нему голову. — Как ты забрала фигурку с доски? Они заколдованы против жульничества, и их нельзя просто так убрать или добавить. Невербальная магия? И Альбус пустился в долгие перечисления всевозможных способов, а Лили просто улыбалась, смотря на него. Он впервые так много говорил, да и выглядел таким заинтересованным, поминутно заправляя все время выбивающиеся черные пряди, которые падали на лоб. И до чего же это было прекрасным зрелищем: видеть на обычно холодном лице что-то искреннее. Однако, когда ей уже стала надоедать нудная терминология, а азарт брата не думал уменьшаться, Лили легким движением руки взяла коня с доски и медленно провела пальцем по шее фигурки, ощущая небольшие пупырышки. — Посмотри, Альбус, — проговорила тихо она, убрав палец, открыв тем самым вид на небольшой деревянный сегмент, с которого слетела магическая краска. — Вся сила шахмат в их покрытии. И если она нарушается: слезает краска или появляются рубцы, — магия слабеет. Да, они по-прежнему могут двигаться самостоятельно по доске и убивать другие фигурки, но именно их защита с каждым разом становится все хуже. На соревнованиях никогда не используют старые шахматы, не замечал? Они всегда новые и чистые. А эти шахматы использовал дядя Рон еще во время своего обучения. Они совсем старенькие. Лили молчаливо перевела взгляд на Альбуса и заметила, как пристально смотрел он на нее и как в его глазах происходила будто бы какая-то битва. Они наблюдали друг за другом, словно пытаясь мысленно передать что-то, и в какой-то момент Лили так засмотрелась, что не сразу поняла, как Альбус вдруг тихо проговорил: — Знаешь, Лили, ты, может, и не сильна в магии, но ты безошибочно определяешь слабые места людей или вещей. Помни об этом, это хорошее качество. И, потрепав ее по макушке, Альбус опять вернулся к чтению, сильнее сжав своими пальцами обложку книги, и больше не было на его лице ни азарта, ни искренности. Лили молчаливо вздохнула. Она знала: с ним определенно что-то происходит, что-то мучает Альбуса, терзает его изнутри. И что если его молчание привлечет еще большие проблемы в будущем? Усмехнувшись, Поттер прикрыла глаза. «Это в его стиле».

***

Лили моргнула и вздрогнула, будто очнувшись ото сна. Была уже половина двенадцатого, а к ней не пришел ни один пациент, и все это время она бессмысленно смотрела в окно, думая о разном. Ей совсем не хотелось вспоминать вчерашний день, поэтому Лили усиленно уходила мечтами в свое детство и вспоминала вдруг такое, о чем давно уже забыла. С удивлением она поняла, что в их семье не всегда был такой раскол, Альбус и Джеймс не с самого детства ненавидели друг друга и что на самом деле даже в минуты страшных трагедий они были очень близки. Намного ближе, чем когда-либо. И только смерть родителей и эти долгие три года, которые казались вечностью, смогли расколоть их отношения. И что же делать ей, любящей своих братьев, не желавшей принимать ничью сторону? Она выбрала самую глупую, но удобоваримую тактику: держать нейтралитет, и, кто знает, может в том, что Джеймс сдал Альбуса, была ее вина? Тяжело вздохнув, она посмотрела на стол, где лежала газета, на главной странице которой восседал ее брат. Лили всегда знала, что Альбус прославится: он был таким амбициозным и умным, что это было просто аксиомой, но думала ли она, каким образом Альбус попадет на главные заголовки? Никогда. И тяжелее всего в этой ситуации было то, что, похоже, все было совсем не так просто, как кажется. Мозг постоянно возвращал ей одну и ту же мысль: Альбус не был виноват в смерти родителей, — и это так закрепилось в ее сознании, что в какой-то момент Лили начала думать о Джеймсе и его поступке и почувствовала в то же время странное… разочарование. Будто бы Джеймс не должен был так поступать. И будто невиновность Альбуса — это неоспоримая правда. И ее пугало это, потому что все происходило так, как говорил Малфой. Она действительно начинала проникаться отвращением к старшему брату, считая, что нужно было действовать по-другому, и ей даже не приходила мысль в голову, что он-то мог быть не виноватым во всем. В конце концов, если в чем-то и была замешана Роза, то это всегда было что-то неоднозначное. И почему ей так везло с родственниками? Прикрыв на секунду веки, она вдруг подумала о Малфое и о его безумном предложении спасти Альбуса, и на этот раз оно не казалось ей таким безосновательным. И в какую-то секунду она поймала себя на мысли, что готова. Действительно готова помочь ему спасти Альбуса, зная, в скольких смертях он, возможно, виноват. Потому что Малфой был во всем прав: и это раздражало. Ей не хотелось признаваться самой себе, что, похоже, на свете был еще один человек, что так хорошо ее знал, и был это чертовски непонятный ей Скорпиус Малфой, с которым она редко когда и виделась. Когда ей надоело пустое созерцание пейзажа за окном, Лили решительно встала с кресла, чтобы пойти и узнать, записан ли вообще хоть кто-нибудь к ней, потому что иначе просто не было смысла сидеть здесь и постоянно чувствовать, что кто-то там, за стеной, точно обсуждает ее. Выйдя из кабинета, Лили опять оказалась среди торопливо снующих людей и врачей, все были так заняты, что никто не обращал на нее внимания, и она начинала завидовать им: у этих людей было хоть что-то, с помощью чего можно было отвлечься от мыслей. Детский плач, раздающийся то и дело из палат, заставлял Лили содрогаться: за свою почти годовую практику она хоть и успела увидеть многое, но привыкнуть к этому было выше ее сил. В какой-то момент Лили просто задумалась о том, что вся эта работа не для нее, и ей стало непонятно, почему она вообще так упорно стремилась стать колдомедиком, зачем тратила столько жизненных сил и запрещала себе заниматься чем-либо, помимо вечных подготовок к экзамену. И ей стало так страшно, когда она осознала, что потратила больше шести лет на вещи, которые ей безразличны, а потому решила оставить такие неудобные мысли до более подходящего времени. Иначе можно было просто сойти с ума в этом живом аду. — Лили! — услышала она вдруг радостный голос и, опустив голову, увидела своего давнего пациента — Джеймса Ракью, семилетнего шалопая, который постоянно был вынужден приходить на обследования из-за своей предрасположенности к Драконьей оспе. Лили удивленно приподняла бровь, а потом улыбнулась, присев на корточки, чтобы быть на уровне его глаз. — А ты тут что забыл? — весело потрепала она его по макушке, и Джеймс возмущенно скрестил руки. — И где твоя мама? Неужели ты сбежал из дома? — серьезно спросила Лили, почувствовав внутри сильное волнение. Ей никогда не была безразлична судьба ее маленьких пациентов. — Сбежишь тут, — насупился мальчишка, — моя мама сказала, что мне больше нельзя с вами общаться и лечиться у вас, и привела меня к какой-то злой тетке. У нее такие страшные руки, — искренне вздрогнул Джеймс, от ужаса даже распахнув глаза. — Но я так по вас скучаю! — Твоя… — Лили запнулась, и улыбка сошла с ее лица. Она убрала свою руку с его макушки и с удивлением посмотрела на него. — Твоя мама запретила тебе общаться со мной? — Да, она сказала, что у вас дурной родственник, и что несмотря на то, что ваш отец — Гарри Поттер, вы можете не так повлиять на меня, — передразнил он тон матери, но только в этот раз ей не стало легче от такого маленького каламбура. Она неверяще смотрела на Джеймса и даже не знала, что сказать. В какой-то момент ей стало так обидно, что Лили даже почувствовала, будто ей стало трудно дышать. Она забыла, что общество ничего прощает. А английское снобистское общество — тем более. И в какой-то момент перед ней ясно представилось ее будущее: серое, безликое, с постоянно оглядывающимися на нее людьми, в чьих глазах отчетливо видно осуждение. Сердце замерло где-то внутри, а пальцы в момент оледенели: стало так страшно, будто ее будущее — это страшный зверь, который с грацией льва разорвет ее на части. — Джеймс! Ах ты, паршивец, куда убежал?! — вскрикнула на весь зал миссис Рескью, быстро подходя, а потом, заметив Лили, она с силой рванула мальчишку на себя и крепко прижала его к своим ногам. — Что вам нужно, мисс Поттер? Лили холодно посмотрела снизу-вверх на миссис Рескью, так как все еще сидела на корточках, а услышав истерические и надменные нотки в ее голосе, вдруг с ужасом осознала, что у нее совсем нет сил встать. А ведь когда-то эта женщина не теряла ни единого случая, чтобы поблагодарить Поттер за успешное лечение Джеймса, из-за которого Лили порой не спала ночами напролет, ведь мальчишка все время плакал и не мог спокойно заснуть. Неужели благодарность так легко заменяется презрением? — Ничего, мэм, — ледяным тоном проговорила Лили, резко встав и круто развернувшись, решительно направляясь к стойке секретаря, за которой стояла Елена, которая, весело накручивая блондинистый локон на палец и смеясь, обсуждала что-то с одной из медсестер. Когда Лили подошла совсем близко, секретарь, замолчав, опустила боязливо глаза, а другая девушка, пискнув, в ту же секунду развернулась и срочно ретировалась. И Лили смотрела на Елену, испытывая целую смесь эмоций внутри себя, ведь когда-то они тоже вместе стояли и сплетничали, а сейчас она видела в ее глазах какой-то стыдливый страх. — Елена, у меня нет пациентов на сегодня? — холодно проговорила Лили, скрестив руки на груди, мучая ее своим взглядом, который и не думала отвести. Она просто смотрела и думала, как же раздражает это нервное постукивание пальца по стойке и лихорадочно перебегающие глаза, словно искавшие помощи. Не выдержав, Поттер громче нужного проговорила: — Мерлин, прекрати стучать, голова уже болит! Елена вздрогнула, посмотрев на Лили широко распахнутыми глазами, и мимо пробегающие люди, видимо, услышав злобные интонации в голосе у Поттер, остановились, напряженно прожигая ее взглядам. И Лили чувствовала это липкое осуждение, непонимание, презрение, и ей хотелось просто сбежать, но, не подав виду, она лишь сильнее сжала руку в кулак, впиваясь ногтями в кожу, настойчиво смотря на секретаря, которая, быстро пробежавшись глазами по списку, тихо и неуверенно проговорила: — М-м, нет, мисс Поттер. У вас нет записей… на ближайшую неделю, и, — она замолчала, прикусив губу, а потом, с сожалением поглядев на нее, тихо продолжила: — у вас вообще нет ни одной записи. Криво усмехнувшись, Лили резко развернулась и направилась прямиком к кабинету директора. Внутри нее поднялась такой мощи волна гнева, что сдерживаться уже просто не было сил: она лишь уверенно шла мимо людей, думая, как же остервенело такое несправедливое отношение окружающих к ней, постоянные претензии и немые упреки. Всё, чего жаждала Лили, это быть нужной, но как же ей быть сейчас, есть ли смысл в ее нахождении в больнице, когда к ней не записывается ни один пациент? Есть ли вообще смысл быть там, где все считают ее только сестрой убийцы, а не квалифицированным специалистом? Миновав удивленно озирающихся на нее людей, она резко дернула ручку двери и без разрешения ворвалась в помещение. К счастью или нет, но тут никого не было кроме директора, который, весело улыбаясь, наблюдал за своими уродливыми рыбками, что плавали в огромном аквариуме, заменяющем стену его кабинета. Услышав такой громкий звук, он медленно повернулся, а заметив Лили, которая, наверное, выглядела действительно угрожающе, выжидающе приподнял бровь, как бы спрашивая причину ее визита. — Мистер Саутенд, — громко поздоровалась Лили, с хлопком закрыв дверь. Она быстрыми шагами приблизилась к его столу и, облокотившись на него руками, посмотрела на начальника прямо, с вызовом. — Что происходит? У меня нет ни одного пациента на сегодня. А старые же при встрече просто-напросто игнорируют меня. Вам, может, есть, что мне сказать? — Мисс Поттер! — бодро протянул он, но она резко приподняла руку, прося его замолчать. — Скажите, кто я по-вашему: квалифицированный специалист или сестра Альбуса Поттера? Наступило молчание. Он задумчиво поглядел на нее, а потом, со свистом вздохнув, положил обе руки на пояс; уже через минуту уверенность и бодрость на его лице сменилась какой-то тоской, словно ему так и хотелось что-то сказать, но, видимо, из-за того, что Саутенд так и не смог подобрать нужные слова, его взгляд начал бегать от стеллажа с книгами до бумаг на столе, и Лили видела, как ему жаль и одновременно стыдно. Словно такое отношение общества к ей — полностью его вина. Грусть пронзила ее в ту же секунду, и она смотрела на директора и понимала, что своим нахождением в больнице только разрушает его репутацию, прекрасно понимая, что мистер Саутенд, добрый и робкий человек, явно никогда не решится просто вышвырнуть ее. — Я хочу написать заявление об увольнении, — оттолкнувшись от стола, Лили сняла свой белый халат и бросила его на стоящее рядом кресло. Липкое чувство страха переполняло ее внутренности, но она ведь знала, что так будет лучше для всех. — Лили! — Ради Мерлина, хватит! — дернулась Лили, и от злости у нее перекосилось лицо. — Не надо ничего говорить. Просто дайте мне это чертово заявление, и мы расстанемся. У вашей больницы не будет плохой репутации, а у меня не будет бессмысленно потраченного времени. Все в дамках, не так ли? И, когда через три минуты она смотрела на белый пергамент с четко прописанными условиями увольнения, Лили вдруг почувствовал, как слезы, надежно спрятанные внутри, медленно потекли по ее щекам. Капли, стекая по лицу, мягким шлепком приземлялись на бумагу, прогибали ее. Рука тряслась, и она медленнее обычного вычерчивала пером свою подпись, словно боясь прощаться, потому что вся внутренняя злость в момент сменилась тоской; потому что она знала — теперь у нее нет ничего. Отдавая бумаги, Лили даже не посмотрела на мистер Саутенда, а вместо этого сразу пошла к двери, чувствуя внутри такую пустоту, что хотелось просто закричать. — Лили, — робко проговорил начальник, когда она положила свою руку на ручку и все не решалась нажать на нее. — Можно дать вам дружеский совет? Поттер молчала, лишь сильнее сжав ручку, почувствовав холод, исходящий от металла. Перед глазами пролетели картинки того, как ночами она сидела и писала конспекты, а потом часами учила их; как выступала в Академии на семинарах, слыша завистливый шепот за спинами; как отчаянно прятала синяки под глазами под слоем косметических чар. Лили вдруг вспоминала свою жизнь и поняла, что никогда не жила. — Уезжайте из Англии, Лили. Вы хороший человек и врач, я это знаю. Но остальным… на это просто плевать. Резко дернув ручку, Лили открыла дверь. Она в последний раз посмотрела на мельтешащих перед глазами людьми и внутри нее появилась какая-то идея-фикс. Ей срочно захотелось пойти к тому чертову пабу и ждать там Малфоя хоть до посинения. Лили Поттер просто хотелось решиться хоть на что-то. Вздернув подбородок, она уверенно прошла сквозь толпу, не думая о том, что, наверное, из-за слез половина чар слетела с ее лица. Лили просто шла и, дойдя до выхода, резко трансгрессировала на знакомую улицу к знакомому дому и фонарю. И только тогда она смогла вдохнуть: воздух, проникнув в ее легкие, обдал их холодом. Поежившись, Лили вдруг осознала, что даже не забрала свое пальто, и сейчас стояла только в темно-красной водолазке, черной юбке и в туфлях, а беспощадный ноябрьский ветер, точно почувствовав жертву, нещадно обдувал ее порывами воздуха. — Ну, что я говорил? — услышала Лили за своей спиной, а оттого резко развернулась. У противоположной стены, облокотившись на нее, стоял Малфой со своей извечно насмешливой улыбкой. И только глаза его сверкали жестким блеском. — Мне нравится ваш взгляд, — довольно протянул он, резко подавшись вперед по направлению к ней. — Я вижу в нем ненависть. Это хорошо. Ненависть заставляет нас жить. Лили пристально смотрела на него, поджав губы. Она так внимательно изучала его фигуру, что в какую-то секунду заметила, что Скорпиус хромает на правую ногу, и этот факт заставил ее губы изогнуться в полуулыбке. — Боевое ранение, — будто прочитав ее мысли, протянул Скорпиус, и Лили неуверенно повела головой влево. И, чем ближе он подходил к ней, тем больше она начинала нервничать, а потом и вовсе сомкнула руки и прикусила внутреннюю часть губы. Сказать, что она предвкушала что-то, все равно, что не сказать ничего. Когда Скорпиус подошел достаточно близко, чтобы Лили могла возмутиться из-за его нахального поведения, он вдруг вытащил из своего кармана изящного шахматного коня, и эта фигурка заставила Лили задержать дыхание. Вдруг она узнала в нем того самого коня из шахмат дяди Рона, в которые они играли, оставшись наедине. Да, Лили отчетливо помнила, что в какой-то момент коробка просто пропала, а на ее следующий день рождения Альбус подарил ей совсем новые, очень красивые шахматы, лукаво заметив, что нет ничего полезнее, чем честная игра. — С помощью этого мы можем попасть к нам в штаб. Это порт-ключ. Альбус рассказывал, что шахматы теряют свои магические силы со временем, поэтому старые шахматы можно обновить и добавить им определенные свойства, — медленно протянул Скорпиус, повертев фигурку в руках. — Очень увлекательно, ваш брат был… крайне наблюдательным. И умело применял свои знания, — и Скорпиус пристально посмотрел ей в лицо, когда Лили, как завороженная, смотрела на эту несчастную фигурку, испытывая внутри странные ощущения. Неужели он не просто слушал Лили, а воспринимал ее слова всерьез? Ведь это она рассказала ему про особенность магических шахмат. Не успела Лили как следует подумать, как Скорпиус резко схватил ее руку и затянул в магический вихрь. Невольно испугавшись, она прижалась к нему ближе, и Скорпиус насмешливо хмыкнул, но не отошел. Когда магия вокруг них погасла, они оказалась в темной, мрачной комнате с зашторенными окнами. Вокруг стопками лежали книги, некоторые из них висели в воздухе, другие издавали какие-то страшные звуки, из-за чего она непроизвольно дернула руками, чтобы закрыть уши, но вовремя остановилась. Атмосфера была слегка угнетающей, и Лили неуютно поежилась. — Скорпиус, это ты? — услышала она знакомый женский голос, который раздался со стороны дивана, а потом с него встала высокая черноволосая девушка, и Лили узнала в ней ту, с которой она столкнулась после суда. Теперь у нее было больше возможности разглядеть ее: она была необычно красивой, с миндалевидными глазами и слегка вьющимися на концах волосами. Ее красные губы скривились, когда черные, как ночь, глаза поймали оценивающий взгляд Лили. — Алфита Забини, — холодно проговорил Скорпиус, пройдя вперед и усевшись в кресле, что стояло в центре. — Малышка Поттер наконец соизволила прийти в наше логово? — вальяжно протянула Алфита, скрестив руки на груди. — Альбус был бы не рад твоему появлению. Лили, приподняв брови, слегка возмущенно хмыкнула, думая про себя, что эта девушка вряд ли могла хорошо знать Альбуса, чтобы делать такие выводы. — Корвус, иди сюда! — крикнула она, и через секунду на лестнице появился худой, высокий мужчина, одетый во все черное. У него были ярко-голубые глаза и черные, как смоль, волосы. И от одного его взгляда по рукам Лили прошлись мурашки: до того безжизненным он был. — Корвус Нотт, — лениво протянул Скорпиус, даже не глядя на Лили. — Нас всего пятеро, не считая Альбуса. Икарус Забини, брат нашей дражайшей Алфиты, работает в Министерстве, поэтому не может присутствовать сейчас с нами, а Демиан Роули, возможно, так и вовсе никогда не вернется, — и он мрачно переглянулся с Забини и Ноттом. — А ей можно доверять? — вдруг спросил Корвус, и его голос был таким безэмоциональным, что Лили поняла: для него легко будет убить любого, кто станет на пути. — Альбус же доверял ей! — слегка эмоционально проговорила Алфита, повернувшись к Лили спиной. — Да, и его поймали именно из-за письма, которое она принесла тогда, — ответил он, вскинув брови, а потом резко перевел взгляд на Лили. Она, слегка сгорбившись, отвела взгляд в сторону, вдруг ясно вспомнив тот день и то злополучное письмо. — Это не она, — холодно проговорил Скорпиус, равномерно постукивая пальцами по ручке кресла. Алфита резко перевела взгляд на него, и в ее глазах появился какой-то непонятный для Лили вопрос. — В таком случае, даже если у нас все получится, то он убьет нас из-за того, что мы втянули его сестру в это дело, — заметил Нотт, сжав руками лестничную перегородку. С каждой секундой, что она слушала этот разговор, в ней поднималась волна раздражения. Ей совсем не нравилось, когда о ней говорили в третьем лице при ее же присутствии, а с учетом, что они нуждаются в ее помощи, их поведение было более, чем грубым. — Эй, я еще здесь, — заметила Лили, и в эту же минуту все трое поглядели на нее. — И знаете, вам стоит поработать над своими манерами, если хотите, чтобы я вам помогла. Скорпиус, весело приподняв брови, вдруг расхохотался. И смех его был, словно ведро холодной воды. — Вы поможете нам в любом случае, — произнес он, а потом, поднявшись с дивана и взяв рядом стоящую трость, на которую облокотился, стал медленно подходить к ней. — Империо, дорогая Лили, заставляет любого человека делать даже самые неприятные ему вещи. Но мы же не хотим таких отношений, правда? И да, вы же понимаете, что не можете никому ничего рассказать из того, что услышите здесь? Впрочем, я уверен, у вас достаточно развит инстинкт самосохранения, чтобы не поступать так. А знаете, почему вам не следует переходить дорогу Жесту? Вы под нашим тщательным наблюдением, — растягивал он гласные, подходя к ней все ближе и ближе, и Лили хотелось инстинктивно податься назад, но она держала себя в руках, только лишь бы казаться сильной. — И стоит нам заметить хоть что-то подозрительное — вы умрете. Я лично убью вас, невзирая на последствия. Лили нервно сглотнула, неосознанно начав поглаживать левой рукой свою шею, когда Скорпиус подошел к ней почти вплотную, оставался только один шаг. — Добро пожаловать в Жест, мисс Поттер. Поверьте, мы никогда не причиняем зла своим. А я искренне верю, что мы поладим. И Скорпиус улыбнулся, только его глаза были жесткими, холодными, проедающими ее душу. Лили сжала шею. Во всяком случае, отступать было некуда.