Мне ль не знать, что все случилось не с тобой и не со мною, Сердце ранит твоя милость, как стрела над тетивою; Ты платишь — за песню луною, как иные платят монетой, Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету…
© Мельница — Королевна
— «Une ville occupée par l'ennemi ressemble à une fille qui a perdu son honneur» — лениво бросает Император. Райнхард, в отличии от многих чистокровных аристократов, так и не сподобился выучить французский, так что ничего не понимает. Кажется, специально для него, Император поясняет: — «Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность», так сказал Наполеон. — Наполеон захватывал германские земли. — Райнхард крутит в пальцах бокал с красным вином — ничего крепче он при его величестве пить бы не решился, поскольку опасается ослабить окклюменционные барьеры. — Так что козни они нам строили задолго до Версаля. Теперь эти французы наказаны сполна. Очередь за Британией. Англичане обманывают всегда. Не важно кто ты — враг или мнимый союзник. Такова их природа. Так они поступили и с французами, уничтожив их флот в Мерс-эль-Кебире, чтобы военные корабли не достались Германии. Французы потеряли тысячи человек убитыми. Так бывает с каждым, кто доверяется британцам. Разве не лучше для французов полностью подчиниться немцам, понять, что Рейх здесь навсегда, и никто не придет на помощь? Но Райнхард чувствует: парижане ждут. Ждут, что их спасут. Что немцы вдруг станут уязвимыми и их получится уничтожить. Никогда этого не будет, Германия здесь навсегда. Нужно платить свои долги: оккупацию германских земель Наполеоном и позорный Версальский мир. Правда, гораздо больше Райнхарда волнует Арктурус Блэк, издевавшийся над ним в школе. Это уже не к французам, а к их так называемым союзникам. Знамена Рейха горделиво реют над побежденным и униженным Парижем, но Райнхард жаждет похода на Британию. — Это не так просто, — Император печально улыбается. Райнхард тут же одергивает себя, закрываясь окклюменционным щитом. Нельзя думать об Арктурусе Блэке при этой легко залезающей в голову драконокровной твари! Эти мысли легко приведут к Аурелиусу, сыну венценосной мрази! Райнхард ненавидит этого породистого чистокровнейшего ублюдка с неестественно-серебряными волосами и фиалковыми глазами ничуть не меньше, чем британцев. Но эта ненависть не острая, она вечно присутствует на задворках сознания, легко скрываемая напускной преданностью. И все же способность проникать в мысли не может не пугать. — Ты ведь понимаешь, что британцы готовятся к нашей высадке? Первый же рейховский военный корабль, приблизившийся к берегам этого острова, ждет… жаркая встреча. Поговорим о чем-нибудь более приятном, — он окидывает как обычно фальшиво-печальным взглядом помещение. — Тебе нравится какая-нибудь из этих роз? Они находятся, как сказал Император, в салоне парижской богемы, но на взгляд Райнхарда, это скорее элитный бордель для магов, где работают, в основном, маглорожденные волшебницы-актрисы. Он их воспринимает, как сказали бы коммунисты, в чем-то классово-близкими, и поэтому немного жалеет. Вполне понятно, что эти женщины не испытывают никакого влечения к приходящим сюда мужчинам, так что Райнхарда они особо не интересуют, разве что чисто эстетически. Нет, здесь, конечно, красиво — шелковые гардины, искусно накрашенные женщины в тонких пеньюарах или открытых платьях, в туфельках на высоком и остром французском каблуке, источающие аромат дорогих духов, изысканные музыкальные инструменты — но Райнхарду совсем не хочется находиться в подобном месте. Он вспоминает сестру. Императору, конечно, не понять чужой боли, несмотря на всю его легилименцию. Какое-то вожделение у Райнхарда вызывают скорее холодные чистокровные сучки, впрочем, обычно ему не до того, чтобы заводить романы, так что в физическом он до сих пор абсолютно невинен. — Меня не интересуют продажные женщины, — осторожно произносит Райнхард вслух. — Такие вещи лишь опошляют смысл истинной любви, — он надеется, что высокопарная чушь придется по вкусу его величеству кайзеру. Тот вечно строит из себя непонятого романтика, хотя на самом деле просто слаб к красивым женщинам. Но не особо афиширует свои пристрастия, это Райнхард знает, потому что кайзер в последнее время зачем-то предпочитает держать его при себе. Впрочем, несмотря на возраст, сам Император все еще считается красивейшим мужчиной магической Германии, так что в принципе не стоит отказывать ему в умении очаровывать дам. — Истинную силу стихии огня дает лишь страсть, лишь желание, — строгим тоном профессора отвечает Император. Надо сказать, со своей вечно постной физиономией кайзер Рейгар вовсе не выглядит огненно-страстным, но впечатление обманчиво — он мастер Адского пламени и некоторых других, еще более опасных темномагических практик, сила которых прямо пропорциональна силе эмоций волшебника. — Но я, когда был молод, думал так же как ты. Я мечтал о чистой, прекрасной деве, моем Голубом цветке. Грезил нашей идеальной любовью. Даже выбрал ей имя — Лианна. Иногда я до сих пор мечтаю о ней, когда сочиняю музыку. Я наделил ее всеми добродетелями, которыми надлежит обладать Прекрасной даме, и в то же время представлял настоящей волчицей — смелой, гордой и сильной… — Парижские бляди изображают умиленные вздохи. Райнхарду до их артистизма далеко. — Я верю в одно пророчество, которое предрекает мне встречу с ней, а нашему ребенку — немыслимую силу, но пока оно не сбылось. Райнхард сжимает зубы. Теперь ясно, зачем Император вечно таскает его с собой — надеется получить еще какое-нибудь пророчество уже от него. Но дар молчит. На самом деле, Райнхард еще не полностью изучил свой дар и плохо понимает, когда на него накатывают приступы предвидения. Но кошмары о будущей войне видел еще в Дурмстранге, когда не знал, что он — пророк. — Ты не ответил, мой мальчик, у тебя есть какая-то дама, которой ты хранишь верность? — Император улыбается со скрытой насмешкой. Интересно, какого ответа ждет? — Я люблю одну девушку, — врет Райнхард, чтобы от него отстали. Это место действительно кажется ему морально грязным, но в истинную любовь он на самом деле не верит, считая ее лишь затмевающей разум глупостью. — Она ждет тебя в Германии? — вопрошает Император светским тоном. Скорее всего, ему уже не интересно, но, возможно, он ищет вдохновение для слащаво-романтичной песни. — Нет, увидел в Париже, — сейчас Райнхард не врет — врать такому сильному легилименту, как Император Рейгар, опасно. Просто преувеличивает свои чувства. Девушку в зеленом шелковом платье он видел всего один раз, среди чистокровных, вынужденных встречать захватчиков, как дорогих гостей. Его внимание привлекла гордость и какая-то неуловимая соблазнительность, но она исчезла, как не было, прежде чем у него появилась возможность хотя бы узнать, из какого она Рода. — Она из чистокровных. Очень красивая — тонкая талия, белая кожа, черные волосы, но я не смог узнать ее имени. — Ты можешь выбрать себе любую, даже чистокровную, — пожимает плечами Император. — Относись к этому просто как к праву победителя. Если найдешь ее — делай что пожелаешь, я разрешаю. Сыграйте нам, дамы, — небрежно приказывает он, к счастью, окончательно утратив интерес к личной жизни Райнхарда. «Собой займись, — прокрадывается в голову злая мысль. — Уже представляю заголовки мировой прессы: «Император Рейгар украл лиану из парижского дендрария». — Рассказывают, вы сами прекрасно поете, — льстиво посмеиваясь, говорит Императору одна из девиц, накручивая на палец темный локон. Бледно-розовое платье почти не скрывает соблазнительную грудь, зато румяна скрывают мертвенную бледность лица. Ее нежный певучий голосок вырывает Райнхарда из невеселых размышлений. Несмотря на слои косметики и умелые ужимки опытной кокетки, видно, как она на самом деле их боится. Даже пальцы чуть подрагивают. Наверное, поэтому не хочет играть сама. — Пожалуйста, порадуйте нас! — Если такая красавица просит, — Император улыбается с деланным смущением. Дескать, уломали. Он взмахивает палочкой, отчего перед ним появляется высокая серебряная арфа, начинающая играть словно сама по себе. — Я спою вам песню о Голубом цветке. В легендах германского народа этот цветок всегда занимал особое место, но истинную славу принес ему поэт Новалис, его настоящее имя Фридрих фон Харденберг… Райнхард знал лишь одного человека, который бы так же любил пиздеть с печальным видом на отвлеченные темы, как его величество. Правда, у того был бзик на истории. Тем временем, Император начинает петь. Надо признать, в его голосе присутствует какая-то особая магия, Райнхард чувствует огненные сполохи волшебной силы, окружающие кайзера Рейгара.
Давно я хожу по свету,
Ищу Голубой цветок
В цветке удивительном этом
Мне чудится счастья залог.
И в долгих своих скитаньях,
В тумане дальних дорог
Лелею одно желанье —
Найти Голубой цветок.
По землям чужим и странам
Я с арфою звучной блуждал…
Нигде, никогда, как ни странно,
Цветка я того не видал.
Как ни странно, Райнхард не может не признать, что песня его заворожила, и даже вздохи блядей уже не кажутся такими фальшивыми. Столько в этих словах — тоска, стремление, жажда дальних странствий… — Это вы сочинили? — восхищенно спрашивает та самая девица в розовом платье. Ее пальцы больше не дрожат. — Нет, это немецкий романтик Эйхендорф, — Император печально улыбается. — На самом деле, он писал почти пародии на более серьезных поэтов. Его герой — обычный бездельник, влюбленный в простую служанку. Наверное, это только придает очарования этим стихам. Я сочинил лишь мелодию. — Он молчит, о чем-то задумавшись. — Знаешь, мой мальчик, — переводит он на Райнхарда печальный взгляд фиолетовых глаз, — война и сочинение стихов и музыки — единственные занятия, достойные свободного мужчины. Например, так считалось в империи ацтеков. Они завоевали всех своих соседей и постоянно расширяли свое могущество — по их легенде, если не питать бога солнца кровью убитых врагов, мир падет в вечную ночь. Единственным занятием, дозволенным воинам между походами, было стихосложение, и они сочиняли стихи о том, реален ли мир или просто сон… — Ну раз ацтеки так сказали, — Райнхарда самого внезапно охватывает ощущение нереальности происходящего. Наверное, вино сказывается. Фигура танцующей девушки в красном платье вдруг кажется охваченной языками пламени. Впрочем, просто время сейчас такое. Время огня.***
— Ничего нового, Кирхайс, — друг не спит, он сидит на кухне отведенной им под размещение парижской квартиры. Видимо, ждал его. — Император, как обычно, нес какую-то чушь. Представляешь, он рассказывал про ацтеков, которые со всеми воевали и писали стихи про то, что жизнь — это сон. — Да, — отвечает Кирхайс, неестественно выпрямившись. — Мне кажется, что мы просто попали в кошмарный сон, где наша страна ведет захватническую войну. Только проснуться от него не получится. — Что-то случилось? — интересуется Райнхард обескураженно. Обычно Кирхайс просто слушает его, не загружая собственными размышлениями. Это приятно — можно почувствовать себя главным, это льстит. Но сегодня явно что-то не так. Он замечает, что взгляд голубых глаз странно направлен в одну точку. — Говори! — Я нарушил Статут Секретности, — произносит Кирхайс мертвым голосом. — Пытался помочь евреям, которых увозят в лагеря. Райнхард чувствует, как с него слетает хмель. Нарушение Статута — это очень серьезно. Зачем Кирхайс вообще полез кого-то спасать?!