Стеклянные глаза

      Всю обратную дорогу домой я молчала. Сценами я не добилась бы ровным счетом ничего, кроме новых проблем и унижений. За последние несколько дней я наелась их столько, что хватит на всю оставшуюся жизнь.       Бен тоже ничего не говорил. Скорость машины была ниже, и это дало мне повод подозревать, что он все-таки разозлился.       Меня ждет затяжная игра — деваться некуда, но я не хотела, чтобы в меня впрыскивали сперму из кухонной спринцовки. От этой мысли мне становилось дурно. Если я буду голодать, то овуляция не настанет, и Бену тоже достанется — рано или поздно ему придется кормить меня или уступить моим требованиям.       В его владениях ничего не изменилось: те же машины, тишина и огромные ворота, закрывшие нас в общине. Я смотрела в окно, пока Бен подъезжал к дому и глушил мотор.       — У тебя десять минут, — он протянул мне ключи и открыл водительскую дверь. — Не разочаруй меня снова.       Я выбралась из машины сама и на шпильках доковыляла до парадной двери. Бен открыл багажник, я же направилась прямиком на кухню. Я не могла взять и запереться в доме — все контролировала проклятая автоматика, и только мой соулмейт знал коды к консолям.       Первым делом я содрала с ног туфли на шпильках и зашвырнула их куда подальше, потом распахнула холодильник, нашла запас спринцовок — которых оказалось только три, — и выдавила их содержимое в кухонную раковину. С громко колотящимся сердцем я смыла мутную жижу в сток и не отказала себе в удовольствии порубить проклятые спринцовки большим мясницким ножом.       Бросив его в ящик, я выкинула остатки спринцовок. Бен, конечно, лишит меня еды, но это ничего. Мне доводилось сидеть на жестких диетах — неделями питаться одними яйцами, — и теперь он испытает ту же боль, усиливающуюся с каждым днем моего голодания.       Нет, я ни за что не отправлюсь в лагерь и не позволю ему оплодотворить мое тело. Я выберусь отсюда, сбегу в Канаду или уморю себя голодом. Я не побоюсь вспороть себе живот, если до этого дойдет.       Во дворе хлопнул багажник. Я стремительно поднялась на второй этаж, дергая по пути все дверные ручки в надежде, что хоть одна поддастся. Не мог же он запирать все и всегда.       Я сорвала перчатку, не прекращая своих попыток. Ручки крутились, но двери не открывались. В ярости я побежала в другую сторону, к спальне Бена, — та оказалась открыта. На самом деле не имело значения, куда я пойду. Если он захочет напасть, то сделает это там, где ему заблагорассудится.       В его спальне была аккуратная и продуманная обстановка: светлый ковер, стены цвета яичной скорлупы и тщательно заправленная кровать — по две подушки с каждой стороны. Я сжала кулаки и огляделась в поисках чего-нибудь полезного — сама не зная чего, — и тут же вытаращила глаза.       На тумбочке лежал телефон!       На первом этаже открылась дверь. Я схватила трубку и набрала номер Люси — она придумает, что делать, она всегда на связи!       — Ну же, — прошептала я. — Пожалуйста, возьми трубку. Пожалуйста, возьми…       Соединение переключилось на автоответчик. Я сглотнула, косясь за плечо. С лестницы послышались шаги — неторопливые, размеренные; и я знала, что он застанет меня с телефоном в руке. Но какая, к черту, разница! Я пошлю призыв о помощи — я вырвусь из этого дома!       — Люси… Люси, — меня колотило, я понизила голос и сползла на пол. — Это я. Рей. Я… Мне нужно, что ты возобновила производство. Ладно? Найди способ шить костюмы. Они не могут обращаться так с людьми, — мой голос дрогнул, из глаз брызнули слезы, потому что шаги приближались. — Пожалуйста, не сдавайся. Я попробую позвонить еще, если смогу… Только не сдавайся. Я люблю тебя. Передай Роуз, что ее тоже люблю.       Дверь со скрипом отворилась. Я вскинула голову и увидела Бена — он улыбался, еле касаясь ручки кончиками пальцев. Плотно сжатые челюсти выдавали, насколько обманчиво было его внешнее спокойствие.       Отключившись, я прижала телефон к груди. Пусть только попробует заявиться в дом к Люси! Том — тот еще здоровенный малый! Думаю, он сумеет потолковать с Беном на равных.       Мой соулмейт шагнул ко мне.       — Как вижу, у тебя были деятельные десять минут. Прелестная работа на кухне.       — Катись в преисподнюю со своей псиной! — охваченная ужасом, в состоянии, близком к истерике, я сжалась в комочек. Облегчение от звонка служило малым утешением. Но хоть каким-то. — Ты — злобный сукин сын!.. Нет, ты — само зло!       — Удивительно, какими быстрыми темпами ты продвигаешься к подвалу. Горишь желанием переселиться туда, Рей?       Я забилась в зазор между тумбочкой и кроватью, но Бен схватил меня за руку, выдернул оттуда. Он наклонился, оседлал меня и, с легкостью выхватив телефон из моей руки, швырнул его в стену. Сотовый разлетелся на куски.       Он поймал мою левую руку, сжатую в кулак, когда я замахнулась, а потом и правую — за запястье. Я не разжимала пальцы, чтобы не дать ему добраться до метки, но он припечатал мою руку к полу и методично протиснул свои пальцы сквозь мои, до боли выворачивая запястье. Я заорала во всю глотку.       Но метки соприкоснулись, и крик застрял у меня в горле.       Я всхлипнула, слабо трепыхаясь — веки мгновенно отяжелели. Бен шикнул на меня, наваливаясь сверху, и жарко выдохнул мне в шею. Он сдавил мою руку так, что пальцы конвульсивно вытянулись, но боль притупилась. Меня снова будто одурманило. Я была пьяна этим чувством.       Бен вздохнул. Коснулся губами моей кожи.       — Кому ты звонила, дорогая? — поцеловав меня в шею, Бен медленно двинулся к моему горлу. У него был приятный парфюм. — Не молчи. Кому же?       — Никому, — выдавила я, корчась под его тушей. С трудом сглотнула застрявший в горле ком. — Никому не звонила.       — Ты позвонила своему адвокату? Или своей маленькой подружке?       — Никому.       Бен напрягся. Он усиливал хватку до тех пор, пока я не начала глухо выть и брыкаться, но он не отпускал, мерно выдыхая мне в шею. Мог бы и сам посмотреть, если бы не разбил свой телефон! Гребаный идиот!..       — С кем ты связалась, Рей? — его голос приобрел холодные нотки.       — Ни с кем!.. — сквозь боль выплюнула я — Никому я не звонила!       — Если сюда явятся проверяющие от властей, дабы провести расследование, я крайне расстроюсь, — он прижался носом к моей щеке, не обращая внимания на мои завывания. — Поэтому спрашиваю еще раз: кому ты звонила?       Я стиснула зубы.       — Твоей мамаше!.. — выдохнула я с глухим смешком.       Бен поднялся, вздернув меня на ноги. Он поволок меня из спальни вниз, за угол, на кухню. Я вырывалась, умоляла его остановиться, но он распахнул дверь, которая вела вниз, на пыльную лестницу, прямо в подвал.       — Ты не можешь так поступать! — завопила я и вцепилась в его руку, пытаясь не позволить затащить меня туда. — Ты не можешь поступать так со мной!       Бен не отвечал. Он перехватил меня за талию и продолжил спускаться во тьму, щелкнув по дороге выключателем. Мне перестало хватать воздуха — в глазах заплясали черные точки, — пальцы, словно чужие, машинально цеплялись за перила, но ему не составляло труда отрывать их, чтобы двигаться дальше.       Мы оказались в подвале, в углу которого громоздилось что-то вроде собачьего загона, огороженного цепью. Под ногами был бетон, в клетке стоял туалет. Вот оно. Ни кровати, ни плоской подушки. Больше напоминало камеру, чем загон для собаки.       На долю секунду я пожалела о том, что сопротивляюсь, — но так надо, это неотъемлемая часть долгой игры, которая позволит мне убраться отсюда. Убить его я не могу, а, значит, должна его подчинить.       Бен открыл клетку, втолкнул меня внутрь и запер. Молча повернулся, собираясь уходить.       — Что там с расследованием? — ухмыльнулась я, пошатнувшись. — Держу пари, они не обрадуются, когда явятся сюда и увидят, как ты моришь меня голодом! Как складируешь спринцовки со спермой в холодильнике! — Он не ответил, поэтому я попробовала зайти с другой стороны: — Мию ты тоже сажал сюда? Да, конечно! Бьюсь об заклад, ты бил ее, ты издевался над ней, и поэтому ее у тебя забрали!       Это сработало. Бен застыл у лестницы, стиснув пальцами перила. А потом развернулся и угрожающе двинулся ко мне.       Я попятилась, когда он открыл дверь. Обойти бы его, закрыть тут и сбежать!..       Не глядя на меня, Бен зашел в клетку — и схватил меня за перед блузки.       Сорвал ее одним махом.       Я споткнулась и грохнулась на пол — следом он избавился от моей юбки, оставив меня в одном белье.       Шум нашей борьбы усиливался акустикой подвала — я зарыдала, требуя, чтобы он прекратил. Бен, не обращая на это внимания, сдернул с меня бюстгальтер, а затем трусы. Я осталась совершенно голой, тряслась как в лихорадке, а когда попыталась вырваться, он пригвоздил меня к полу за горло. И расстегнул пряжку ремня. Я закрыла глаза.       Как и во всем прочем, в этом Бен тоже оставался спокойным и собранным. Я едва осознала, что он мастурбирует, как послышался короткий вздох, и горячая сперма залила мне грудь, попала на подбородок. Он глубоко вдохнул еще несколько раз, прежде чем закончить, по-прежнему не отпуская моего горла.       Я скорчилась — Бен провел по моей коже двумя пальцами, собирая семя, а потом я почувствовала его руку на внутренней поверхности бедер. Два пальца без предупреждения вошли в меня, не щадя, проталкиваясь глубже, и у меня перехватило дыхание от боли. Самое отвратительное было помнить, в чем они измазаны. Всхлипнув, я вслепую толкнула его в грудь.       — Лежи смирно, — Бен просунул руку глубже.       — Хватит! Хватит! Прости!.. Я сожалею!.. — Ни о чем я не сожалела! Лучше так, чем позволять ему распоряжаться мною, но было больно, и унизительно настолько, что меня замутило. Я лежала, распластавшись на спине, давая ему возможность делать то, что он делал.       Бен отдавал себе отчет в своих действиях, а я нет. Но я не сдалась без боя, не далась покорно, даже если расплатой за это стала физическая боль. В противном случае это бы медленно отравляло меня, подтачивая изнутри.       Наконец Бен неторопливо вытащил из меня пальцы. Он сунул их в рот и откинулся назад, чтобы заправить член обратно в штаны. Не удостоив меня взглядом, он просто встал и проследовал к выходу, пока я перекатывалась на бок в попытке сесть. Я спрятала лицо в ладонях, слыша, как запирается дверь.       — Теперь тебе придется заново заработать право на привилегии, Рей, — его шаги удалялись, туфли постукивали по полу, пока он шел к ступенькам. — Возможно, я вернусь завтра. Делай с этой информацией все, что сочтешь нужным.       — Я расскажу комиссии все! — хрипло прокричала я. — Все!..       — Не пей воду из унитаза.       Вскоре наверху хлопнула кухонная дверь, и я осталась одна в кромешной, ужасающей тьме. Я затряслась и заползла в угол клетки, чтобы свернуться там в жалкий, несчастный клубочек. Это была самая настоящая тюрьма, но по какой-то причине она казалась не такой плохой, как та, этажом выше.       Здесь я была бы не прочь умереть.