***
Следующим кто бьет тревогу после тети Мэй оказывается Тони. Его категорически не устраивали отчеты Питера о тренировках, тем более итоговые оценки, переполненные неудами. Они встречаются спустя пару дней с последнего отчета в кофейне у дома Питера. Старк заказывает два кофе: капучино с двумя порциями эспрессо для себя, ведь он снова не спал всю ночь, и латте с карамельным сиропом и порцией взбитых сливок сверху, прекрасно зная, что мальчик падок на сладкое. Тони толкает небольшую вступительную речь и параллельно оценивает состояние подопечного. Теплая толстовка по погоде с грязными рукавами, темные тени под глазами, легкий тремор рук. Он как раз нервно мешает свой напиток, аккуратно ест сливки ложечкой. На приподнятую бровь поясняет: — Мне нельзя кофеин, врач запретил. Сплю потом плохо. Тони понятливо кивает и просит принести вместо кофе зеленый чай с мятой и чизкейк. Сладким его все же накормят. — Малец, я понимаю, что все плохо, тебе нужно отвлечься, сменить обстановку, — подводит итог мужчина и допивает остатки содержимого своей чашки. Кофе горчит язык, как еще не произнесенные слова. — К нам буквально с месяц назад заявился Тор. Они обустраивают новый Асгард, помощь им не повредит. Норвегия. Рядом природа, свежий воздух. У тебя же как раз летние каникулы? Славно. Паркер отламывает небольшой кусочек ванильного чизкейка, отправляет его в рот, медленно пережевывая, раздумывая. — Тетя Мэй будет против, — он неуверенно пытается возразить. Не то чтобы он не хочет ехать, но новые перспективы пугают. Вылезать из комнаты ближайшие недели он не планировал. — Не будет, мы уже разговаривали с ней об этом. Твой самолет вылетает послезавтра вечером, — Тони ставит перед фактом, как и обычно. Это решено, это не обсуждается. — Считай, что часть твоей стажировки. Питер кивает, Старк одобрительно сжимает его руку в поддержке. Он знает каково терять близких и винить себя в чьей-то смерти, но лезть в это не имеет права.***
В аэропорту его никто из асгардцев, конечно, не встречает. Да и было бы странно увидеть Тора с каким-то плакатом-приветствия. До места «нового Асгарда» его довозят люди Старка, оставляют на краю палаточного лагеря, показывают направление рукой. Впрочем, это не особо требуется. Его практически сразу встречает здоровяк с неровно отросшей короткой стрижкой и щетиной. На нем спортивные утепленные штаны и худи четко по фигуре, на руках перчатки. По грудному смеху и коротким приказам, что он отдает каким-то людям, Питер догадывается, что это сам Тор. Выглядит он не по-божески, как обычный парень со стройки. Это подкупает. — Хей, а ты должно быть Питер, да? — он широко улыбается и хлопает его по плечу, притягивая. — Я Тор, руковожу этим балаганом. Пошли закинем твои вещи, и я проведу тебе экскурсию. Он легко подхватывает сумку Питера на плечо и показывает дорогу. Место красивое, хоть и неосвоенное: вокруг высокие деревья, обрыв, ведущий к морю, скалы, каркасы будущих домов. Чуть подальше от всего этого огромные зеленые палатки. «По двадцать человек на одну, у нас отдельные». Чуть дальше и виднеется несколько более маленьких синих. «Эти наши». — Уберем сумки пока в мою с Локи спальню, после завтрака выделим тебе место, там и разложишься. В палатке у Тора уютно, хоть и достаточно тесно. Две односпальных кровати с маленькими шкафчиками по бокам, письменный стол с лампой и две полки с вещами. На этом то все. На выходе они случайно сталкиваются с Локи. Длиннющий, худой, выше Питера на голову он стоит заспанный в легкой футболке и спортивных штанах. От него пахнет дезодорантом и мятной пастой. Но даже так выглядит невероятно высокомерно и аристократично. Язвит, перекидываясь парой фраз с братом, выясняя ближайшие планы, и скрывается в палатке. — Никогда бы не подумал, что буду жить по соседству с богом, что пару лет назад почти захватил землю, — охает Питер, проводя взглядом широкий размах плеч. Тор лишь посмеивается в ответ.***
Общение с Локи завязывается само-собой. Кошмары не оставляют Питера даже на новом месте. Его трясет, и не выдержав духоты палатки, парень выходит прогуляться. Выбегает, точнее. Прячется среди деревьев, облокачивается на ствол, сползает вниз, давит скулеж. Слез практически нет, только панический страх и злость на самого себя. Он не сразу замечает свет, направленный на него, а заметив, жмурится и не может понять от чего или кого он исходит. — Детям уже пора спать, ночь, — голос пробирает до мурашек. Грудной, бархатистый, немного насмешливый, грозный. Он пугает и завораживает, словно ловушка змеи. — Мы же не хотим, чтобы паучка сожрали звери в лесу или прихлопнуло защитное заклинание. Догадаться кто это не сложно. Локи подходит ближе, светит большим мидгардовским фонариком прямо в лицо. Различить его настроение сложно: лица не видно, оно скрывается за темной тенью, голос обманчиво-спокоен, но нотка напряжения (или может это его собственная истерия) ощущается слишком-то четко. — Я-я, — голос срывается, а нос предательски хлюпает, Питер чувствует как щеки застилает красный румянец. — Воздухом вышел подышать. Температура. Локи хмурится. — Не ври богу обмана, плохо кончится, — он устало выдыхает, но прикладывает ладонь к чужому лбу, чувствуя влагу под пальцами. — Но лихорадки нет, уже хорошо. Питер икает и послушно кивает. Чужие пальцы приятно-прохладные, длинные, красивые, с отросшими острыми ногтями. Все ощущается как в другой реальности, холодок остужает разум. — Идем, — пальцы зарываются в волосы, едва массируют затылок, крадучись переходят на шею, давят. — Подъем ранний. — Д-да, конечно. Локи берет его за руку («не теряйся»), и ведет вперед, не оборачиваясь, светя фонариком перед собой. Шаг у него быстрый, узкий, витиеватый, Питер едва поспевает, с трудом не запинается сначала о корни, потом шнуры и веревки палаток, а после неловко врезается в спину бога, когда тот останавливается. — Больше не сбегай, тут куча охранных заклинаний, и будь уверен, на тебя они среагируют должным образом, а мне не нужны проблемы со Старком. Поэтому спать, ребенок, — либо голос мужчины так приятен, что дар речи теряется, либо же Локи действительно создал маленькое заклинание, не позволяющее Паркеру говорить. Питер лишь дёргано кивнул, поймав суровый прощальный взгляд зеленый глаз и вернулся в палатку. Эту ночь он спит плохо. Снится полуразрушенный центр Нью-Йорка две тысячи двенадцатого.***
Проходит две недели. Все налаживается, Питеру становится лучше. Он загружен тяжелой работой весь день, отдых лишь ночью. У него все еще бессонница и тревога, но это становится практически терпимо, поэтому мальчишка молчит. Он хорошо ладит с Тором во время работы, иногда болтает с Валькирией за кружкой пива - одной единственной на двоих, к которой Паркер ни разу не притрагивается - вечером после ужина и избегает Локи в любую из возможностей, ведь кошмары не забыты. У мага не много обязанностей, но много ответственности. Патруль всего лагеря, укрепление защитных заклинаний и руководство небольшой группы асгардцев своими иллюзиями. Питер бы и рад думать, что Локи побоку на него, но он слишком часто чувствует паучьим чутьем стойкий зеленый взгляд. Тревога в такие моменты становится еще более ощутимой, и не понятно от чего именно: реальной опасности, исходящей от мужчины или детского испуга из-за чепухи. Паркер предпочитает думать, что просто накручивает себя. Ведь паук здесь он.***
Локи ловит его на окраине лагеря его спустя ровно три дня с их последние дни встречи (бог пропал куда-то на это время, чем поднял не мало шуму): хватает за руку, выдергивая в лес, с силой ударяет о дерево. — Хватит так очевидно фонить страхом на всю округу, меня это бесит, — шипит он, ядовито выплёвывает каждое слово Питеру в лицо. Парень сглатывает, кулаки сжимаются автоматически, пот скатывается по спине. — Тогда хватит на меня глазеть, — голос чуть хрипит, но получается почти озлобленно, но ничуть не грозно. — Ты начал первым, — мужчина чуть отстраняется, смотрит все еще яростно, до мурашек по телу. У него внушать страх выходит в разы лучше. И Паркера осеняет — ночные кошмары. Такие же яркие, как блестящие зеленоватым в свете луны глаза бога, пугающие, отталкивающе. — Я не виноват, что вы мне снитесь, мистер Одинсон, — Питер пытается храбриться, выглядит довольно жалко. Локи замирает, прищуривается, отстраняется, складывает руки на груди, хмыкает. — Давно? Остепенившийся бог кажется странным, неправдивым. — С первого дня, — честно признается Питер. Чутье замолкает, становится спокойнее от чуть смягчившегося взгляда. — Дам тебе отвар, спать будешь как убитый. Еще придется пару оберегов сделать, мне надоело переставлять очаги охранных заклинаний, чтобы тебя не зашибло.***
Локи отпаивает его настоями трав долго, дает зажевать горький привкус пряником, периодически гладит влажными от зелий руками по волосам. Питер чувствует себя девочкой в плену у колдуньи, которая еще немного и сунет его в печь. А бог и похож — тонкий, длинноногий, с длинными смольными волосами, блестящими в свете огня, и яркими зелеными глазищами, хмуро смотрящими из-под густых, словно накрашенных тушью, ресниц. Только вместо пышной груди широкие плечи и узкие бедра. — Закатай рукава, мне нужно взять немного крови, — Локи демонстрирует небольшую пробирку и острый охотничий нож. — Размера не пугайся. Паучок же не боится маленькой царапины, да? Питер поджимает губы. На руках все так же следы от порезов, скрытые рукавами кофт от посторонних. Внутри скребется тревога. — Обещаете не докапываться? — Паркер выглядит пристыженно. — Неужели, действительно боится? — мужчина смеется, но не по злому, с любопытством рассматривает, только поймав серьезный взгляд карих глаз прекращает, согласно кивает. Питер закатывает рукав толстовки до локтя. Кожа покрыта бугристыми, только недавно поджившими шрамами и коркой от свежих царапин, живого места даже нет. — На боевые раны не похоже, — Локи обрабатывает кожу под пальцами и лезвие, ловко делает надрез, подставляет колбочку, собирая капли, выступившей крови. — Вы обещали не лезть в душу, — настороженно напоминает Питер, щетинится. — Точно, конечно, просто констатирую факт. Они заканчивают быстро: Локи прижимает к ране влажную от отвара белую тряпку, кивает на выход. Они даже не прощаются, просто неловко расходятся.***
Они не говорят почти четыре дня, взаимно игнорируют друг друга ровно до того момента как Локи не подсаживается к нему за обедом, нарочито громко ставит поднос на деревянный стол. Он в спортивном сером костюме, с грязной головой, всклокоченный, он смотрит озорно и весело. — Значит, ты у нас тут как на лечебном курорте, да? — он облизывает пересохшие губы и вскрывает стаканчик с пудингом, глаза его ярко блестят. — И как тебе, нравится? — Тор проболтался? — Питеру дичайше некомфортно, он сконфуживается, прежде чем отправить ложку картофельного пюре себе в рот. — Нет, это было бы слишком легко и скучно, да и дела ему нет особо. Старк, — он самодовольно улыбается и даже не думает приступить к еде, вместо этого в упор смотрит на подавившегося мальчишку. — Взломал твой телефон, порыскал немного информации, притворился братцем и связался со Энтони. Легко. Питер уже хочет возмутиться, но обрывается так и не начав. Вреда это не принесло, дело сделано. — И что вы хотите от меня теперь? — Я могу помочь. Несколько заклинаний, связанных на крови, и шрамы сойдут. — Вы не похожи на альтруиста. — В нужный момент замолвишь за меня словечко перед Старком. Питер несколько секунд мнется: — Идет, — он согласно кивает, понимая, что нырнул сейчас в омут своего ночного кошмара.***
— Наша мать была главной целительницей, храни ее небеса, — нехотя признается Тор в один из дней. — Обучала меня и Локи, но что вышло то вышло. — Локи все еще винит себя, что не попытался остановить эльфов раньше, — пьяно икает бог в другой. — Локи думает, что он монстр, — крадучись шепчет блондин. — И я не знаю насколько он прав в этом. И Питеру не нужны никакие подробности, он и так видит пристальные взгляды в свою сторону, чувствует ледяные касания магии у виска по ночам во время особо страшных снов, слышит хриплый грудной голос, раздающий советы, комментарии, придирки и иногда даже комплименты его, Паркера, персоне. Они все ещё практически не разговаривают, но Локи всегда ошивается поблизости, вечером иногда массирует плечи, разминая натруженные за день мышцы, за обедом и ужином садится где-то рядом, даже если Питер не один, и слушает, просто слушает разговоры.***
Вечер, когда Локи после ужина кивает ему, и берет его ладонь в свою, ведет в свою рабочую палатку приходится ровно за два дня до отъезда Питера домой в Америку. — Я долго работал над этим, пытался смешать все в правильных пропорциях и понять сколько нужно будет держать, чтобы не вызвать отторжения. Это будет что-то вроде «мы с тобой одной крови». Мои раны легко затягиваются, с помощью моей крови можно будет проделать похожее с твоими шрамами. Маг легко проводит пальцами по всей руке Питера, присматриваясь, отпускает и берет заранее приготовленную прозрачную баночку с мазью темно фиолетового цвета. — Будешь мазать на ночь и заматывать бинтом если сработает. Проверим на свежей ране, на ней легче увидеть результат, — все тот же тяжелый охотничий нож покоится на столе, мальчишка сглатывает. Он прекрасно знает, что речь идет о уже не о маленькой царапине. Все манипуляции Локи проделывает молча и мучительно долго: подносит острое лезвие, пристраивает к коже, надавливает, ведет в бок. Питер сжимает зубы и отворачивается. Это больно, действительно больно. На запястье стекает горячая струйка крови. Локи делает такой же длинный надрез на ладони, позволяет синей крови выступить на ране, и аккуратно прижимает к ране паренька. Паркер испуганно дергается, уже хочет закричать от ужасной щиплющей боли, но вторая рука бога накрывает его рот, а горячие губы дотрагиваются до ушной раковины: — Тише, ребенок, сейчас все поймешь. Боль действительно утихает, длинные немного грубые мужские пальцы вытирают с лица рефлекторные слёзы, отдаленные шумы вне палатки кажутся менее различимыми. Ладонь с раны исчезает, кровь тянется липкой жижей, образуя фиолетовую нить. — Мне пришлось приложить кучу сил, чтобы выяснить, что это не просто химическая реакция, но особая связь, — Локи мягко улыбается, но при пугающем свете это выглядит жутко. Питер кивает и сглатывает сухой ком в горле. На языке горько, в груди скребет не то тревога, не то счастье. — И что это значит? — ему просто нужно это услышать. — Соулмейт.***
Последний день они проводят вместе: не обязательно наедине, но вместе. Они все так же не разговаривают, оба боятся, уже не пожирают друг друга взглядами, но сидят рядом настолько близко, что соприкасаются локтями или коленями, невинно сцепляют мизинцы вместе в знак поддержки и крепко сжимают. На душе тревожно от предстоящей разлуки, счастливо от найденной пары. Счастье сравнимое со счастливой тянущей грустью, похожее по настроению на песню Ланы Дел Рей «Summertime Sadness». И Питер даже включает ее Локи в темной палатке, хрипло подпевает простуженным голосом и нерешительно целует своего бога на припеве. "Kiss me hard before you go" У них обоих сухие теплые губы, у Питера даже обветренные. И это невинное касание на столько приятно, вызывает щенячий восторг. Сердце колотится в грудной клетке, когда Локи заставляет оседлать его, а сразу после этого чуть углубляет поцелуй, все равно оставляя его на грани целомудренного, не позволяя зайти себе дальше. Это их последняя ночь вместе. Они тратят ее на теплые поцелуи, объятья и музыку.* * *
— Возвращайся еще, паучок, — холодно кивает Локи, прощаясь, и проверяя бинты на чужих руках. — Желательно целый. Они обнимаются, Питер садится в машину, на глазах слезы. У него все будет хорошо.