Синдром

Допустили бы близкие, чтобы у меня появились мысли о суициде? Корректный ли это вопрос. У каждого человека могут возникнуть такие мысли, несмотря на то, что он может иметь семью, которая по-настоящему любит его. Мысли о суициде могут возникнуть не только потому, что ты одинок. Порой, человек совершает ошибку… отступается, но он ещё не принял тёмную сторону, и чувство вины… его наверное чувствовал каждый живой человек. Это чувство по-настоящему разрушает человека. Как зубная боль, оно ноет в области чуть выше желудка. Это нытьё пожирает. Человек замыкается в себе и не каждый близкий может его вытащить. Я не чувствовала себя виноватой в чём-то, но замкнулась… закрыла дверь, но никто не стучал в неё, думаете я бы не открыла? Всё моё состояние ждало этого заветного стука, а когда я поняла, что его так и не будет, приняла очень серьёзное решение в своей жизни. Я видела, как взрослых пожирает одиночество. С ним никто не справляется. Самый большой и лживый миф, когда люди говорят, что им одним хорошо. Поверьте, они по ночам плачут. Каждый хочет любви, каждый мечтает о близости, и это не обязательно физическая, это может быть и духовная. Каждый хочет, чтобы его выслушали. Потому что человек это социальное существо. Как волк. Когда его изгоняют из стаи, он сходит с ума. Ни один человек не заслуживает, чтобы над ним измывались, чтобы его бросали, особенно дети и подростки, потому что у них быстрее повреждается психическое здоровье. Однажды, вы высмеяли его кривую улыбку, заикание, некрасивые пальцы, а потом удивляетесь, почему человек стал серийным убийцей. Мне исполнилось двенадцать, когда всё началось. Я даже не поняла, как это может быть? Пока ты ребёнок, любой маленький дефект воспринимается, мягче. А потом, ты становишься подростком. Ты делаешься не таким сладким, как ребёнок и не таким совершенным, как взрослый. Переходный возраст это уродливое между и чем легче ты переживёшь это, тем больше шанс на то, что в молодость ты войдёшь адекватным человеком. Увы, дети этого не понимают, а родители это забывают. Одна единственная дочь. Пока маленькая, это походы в кино и цирк, совместные игры, колыбельные и сказки на ночь. Это поцелуи в лоб и слова о большой любви. Что такое надлом? Как родитель, который любил своего ребёнка может перестать его любить? Да, мы часто огорчаем их, мы делаем так, как хочется нам, но это наша жизнь, не так ли? Я не говорю, что мы выбираем плохую сторону наперекор, потому что это шанс на наш выбор, я говорю о том, что какие-то вещи вроде выбора нужной карьеры, которые помогут нам в дальнейшем не ходить на работу с унылым лицом и ненавидеть каждый божий день, а получать максимальное удовольствие. Надлом может быть, когда ребёнок делает очень плохую вещь, и родитель отворачивается, но сердцем он всё равно с ним. Я не знаю, где произошёл надлом между нами. Неужели люди, ближе которых вообще никого не может быть, могут отвернуться от тебя только из-за ушей? Я каждый день была идеальным ребёнком: хорошо училась, убиралась, желала спокойной ночи с горькой ностальгией по тому, как мама поправляла одеяло в кроватке и, когда разворачивалась, спиной чувствовала тяжёлые взгляды. Они никогда не поднимали на меня руку, но говорили такие слова, которые люди не всегда прощают и уж тем более, никогда не забывают. Иногда меня посещали самые страшные кошмары и чудовищами в них были мои родители. Именно в двенадцать, поняв, что мой маленький мир не нуждается во мне, я создала ещё более узкий, но способный расширятся до невероятных размеров. И в этот мир я разрешила входить только книгам. Книги дарили мне друзей-персонажей. Если, описание героя было не сначала книги, а где-то посередине, передо мной представал крестик с кругом, который потом приобретал мелочи. Например, в одной главе кто-то сказал ему «Эй, Генри у тебя отличные лакированные ботинки» и у моего крестика появлялись вполне себе прорисованные человеческие ноги с красивыми ботинками. Мой мир действительно был очень широк, там были млекопитающие из научных книг о зоологии. Или был завод, где ходило много одинаковых крестиков, всё вокруг было как в тумане серым, но в центре стоял собранный великолепный корабль. Среди толпы были киборги и принцессы, Муми-тролли, крокодилы, клоуны, старуха с топором в голове (прим. «Преступление и наказание»), Винни Пух. Я могла закрыться там в любое время. Когда мне было скучно или меня обижали, даже в хорошие дни пряталась там. Но в последнее время моя голова настолько сломалась, что крича «На помощь!» , прося о том, чтобы они утащили меня в свой мир, я стучала в закрытую дверь, не пропускающую звуки. Так я осталась наедине с собой, своими страхами и болью. Один абсцесс лопнул, и много гноя вместе с кровью вытекло наружу. Я шипела и сквозь зубы выговаривала проклятья, в адрес пустоты, дёргалась и отталкивалась руками, чтобы больше никто не приближался к ранам. Постепенно всё стихло, и я поняла, что нахожусь в замке крепких рук и щекой прижимаюсь к тёплой, медленно вздымающейся грудной клетке. Кожа на груди, как и моя щека промокли от слёз, но, кажется, человек этого не замечал. Он упёрся подбородком мою макушку, и крепко удерживая наши равновесия, не двигался, пока я первая не отпрянула, осознавая в каком положении оказалась. Я никогда не плакала на людях. Считала это чем-то постыдным. Мне не нравилось, что люди сразу обращали на это внимание. Почему, когда идёт человек и плачет, обязательно всем надо пялиться? У него драма, к чему это лишнее лживое сочувствие? Но мужчина не пялился, он создал барьер, где я не чувствовала себя рядом с посторонним человеком. Он как бы, закрыл меня спиной, но показал, что поддерживает и находится здесь, если что-то понадобится. Конечно, часть меня это понимала, а часть отторгала, она оберегала меня с помощью страха за собственную жизнь. Кто он такой, что я могу так слепо доверять ему? А вдруг он играет со мной? Вдруг, всё это маска из живой кожи, имеющая мимику, способную вызвать в человеке чувство привязанности? Он снимет её, воспользуется доверием и уничтожит…уже физически. – Что Вы такое? Почему, копаетесь во мне? Почему Вы выворачиваете меня наизнанку? – Я показываю тебе, что есть ты, а что есть мир вокруг тебя. – Зачем это Вам? Почему Вы знаете всё обо мне, но я не знаю даже, как Вас зовут?– Я сама не поняла, как перешла на крик, но мужчина остался невозмутим. – Как тебе хочется меня назвать, Стейси. – Ты сам-то понимаешь, что твоя ложь звучит, как полнейшая чушь? Он ничего не ответил, лишь посмотрел на меня, слегка сощурив глаза. В них не было ни капли лукавства, от этого было ещё страннее. – Хорошо, тогда я назову Вас Пу! – Тогда, я буду Пу. – То есть, Вы согласны, чтобы Вас звали какашкой? – Раз тебе так будет удобнее… – Не выносите мне мозг…просто скажите своё имя, если не скрываетесь, а если скрываетесь, тогда псевдоним. – Но, я не знаю, как меня зовут… – Уильям. – Я даже не знаю, почему это имя, вдруг, вспомнилось. Оно было красивое, и подходило этому человеку. – Я буду звать Вас Уильям. – Хорошо. Только, Стейси, обращайся, пожалуйста, ко мне на «ты». – Учту. После этого, люди обычно прощаются до следующей встречи. И мне нужно было уйти. Как бы внутренняя я не тянулась к Уильяму, желудок издавал громкие протестующие звуки. За все эти дни, я впервые ощутила то, насколько я голодна, а ещё я очень замёрзла. Но, ведь в доме мы были вдвоём и по сравнению с Уиллом, я была достаточно тепло одета. На нём были только старые классические брюки, прогнившие до дыр. – Надо тебя одеть. – Зачем? – Потому что холодно. На улице ноябрь, мы в неотапливаемом помещении, изо рта валит пар. – Наверху совсем нет нормальной одежды. – И мой папа раза в два шире тебя…Уильям? Я перебирала варианты, где найти хотя бы свитер, и не заметила, как мужчина куда-то ушёл. На миг мне даже показалось, что Уилла вообще не было и на душе стало пусто. Я сделала шаг в сторону двери, но оглянулась и увидела ту самую лестницу, ведущую в подвал. Пол практически не скрипел под ногами, настолько лёгкой я стала. Держась как можно увереннее за стену, я сделала шаг вниз. Всеми силами старалась не показывать свой страх, но трясущиеся коленки всё равно выдавали меня. В подвале было темно, и как в прошлый раз я включила фонарь, чтобы струя света осветила несколько метров передо мной. Здесь пахло сыростью, но не было сквозняка и из-за этого, казалось, что внизу немного теплее. Это было место хранения вещей, несколько комнат-кладовых, маленький коридорчик, казавшийся меньше из-за полок на стенах. Где-то здесь меня заперла Скотт. Шкаф, который показался мне книжным, на самом деле был винным с несколькими бутылями внутри. Здесь не было никакой мебели, кроме шкафа, кроме небольшого сейфа. Его пытались вскрыть, но кому-то это так и не удалось. Другая комната была закрыта. – Уилл, ты где? – крикнула я громче. Я не знала, чего ждать и чего бояться, он мог меня отвлечь и уйти за оружием, или его вообще не было, и я разговаривала с пустотой. Наверное, если бы не моя боязнь крыс, то мы бы больше не увиделись, ведь, я спокойно бы ушла домой, но вместо этого из меня вырвался громкий, душераздирающий визг, когда рядом с ногой пробежало отвратительное жирное создание. – Стейси? Стейси, ты где? – Услышала я сверху. – Что случилось? Ты не поранилась? – шаги приближались, пока этот тяжёлый гризли не налетел на меня всей своей массой. – Т-там к-крыса. Он-на о-очень б-большая. – дрожащей рукой, я указала на угол, в который убежало животное. –Никого там нет. Успокойся. – Ты хочешь сказать, что я лгу? –Я хочу сказать, что даже если там и была крыса, то ты её больше испугала, и она убежала. – Куда ты вообще делся? Я тебя пошла искать. – Я смотрел, что здесь есть, кроме грязного пола. – А почему не откликался? – Там, в комнате наверху есть альбом с фотографиями. Я засмотрелся… это не семейный альбом, это чьё-то хобби…– он вручил мне его и взял мой фонарик, чтобы посветить. Действительно, в толстой книге под каждой плёнкой были яркие фотографии снятые талантливым фотографом. Иногда, там были изображены люди, но чаще природа. – Красиво, не правда ли? – я подняла голову и заметила на его лице закрытую добрую улыбку, касавшуюся и больших глаз… Будь я проклята, если этот человек преступник. – Уилл, мне нужно уйти. –А ты придёшь снова? – Уильям направил фонарик на моё лицо, и я непроизвольно зажмурилась. – Извини. – Думаю, да. Если, ты будешь здесь. – Поверь, Стейси, – вот уже несколько раз он, словно, пробовал на вкус моё имя – Ты обязательно обнаружишь меня в этом мрачном доме. Я ушла, мысленно оставив кусочек себя с этим человеком. Он был из тех редких людей, кто умеет весь негатив брать на себя, оставляя внутри тебя свет. Конечно, для того, чтобы вернуть улыбку, требовалось много времени, зато ушла цель покончить с собой, и это, пожалуй, главное. Вернувшись, домой, я вновь встретилась с абсолютным игнорированием. Неужели, им настолько наплевать, где их дочь, что она делает, жива ли? Может, её физическая оболочка осталась в обломках дома? Но с сегодняшнего дня, когда в голове только появлялись тучи, я могла вспомнить об Уильяме, и тогда, эти тучи магически растворялись. – Есть будешь? – услышала я в спину, когда открыла дверь в свою комнату. – Да. Я сбросила с себя пальто и подошла к столу, на котором, нетронутой лежала моя предсмертная записка. Двумя пальцами я взяла плотный лист и села на кровать, погрузившись в свои мысли. В приоткрытое окно, которое я оставила после побега, дул прохладный ветерок, но он не мешал. Пусть, это странно, но теперь, когда я знала, что меня там ждут, что я могу туда прийти и встретить того, с кем можно поговорить, эта записка показалась сущей глупостью. Хотя, с одной стороны, я действительно потеряла одну близорукую Стейси Роджерс и приобрела другую, с чётким зрением, так что, отчасти записка была концовкой большой книги, которая писалась шестнадцать лет. Мой вечер прошёл под шутки Грэма Нортона. Они были глупыми, но, тем не менее, я слышала и даже понимала их. Постепенно, веки стали тяжёлыми. Слишком многое за этот день пережито. Мне требовалось отдохнуть. Я даже забыла о причине моих бессонниц – ночных кошмарах. Сквозь сон отчётливо слышу головокружительный запах кожи со свежего воздуха. Что-то прижимается ко мне так крепко, что вырывается стон. Это реальность, смешанная со сном. Мне снилось, что на меня упал шкаф, он был тяжёлый и мягкий. А ещё он забавно ругался. Затем, возникло донельзя знакомое чувство полёта, будто я долетела до облаков и легла на них. Сердце приятно трепетало. Я впервые так хорошо спала. Затем, каким-то образом, на облако забрался огромный зеленоглазый медведь-гризли и свернулся в клубок возле меня. Стоп, Стейси…Гризли? Зеленоглазый гризли? Я в ужасе распахнула глаза. На меня смотрел, лишь, белоснежный потолок комнаты. Это всего лишь сон, Роджерс! Я облегчённо выдохнула в тишину и вытащила руку из-под толстого одеяла. На цифровых часах мелькали ядовито-зелёные «01:30». Всё было совершенно обычным. Никаких медведей, облаков, или падающих шкафов, думала я, пока не повернулась на бок и не столкнулась с мирно спящим на соседней подушке Уильямом…