гетерасы не пройдут.

у юнги иммунитет не корчит из себя рыцаря, доспехи не носит и вообще евнух ебаный потому, что из-за отказа того бороться, мин теперь слег с самой мерзкой ангиной за всю свою жизнь. ну с той, при которой мысли об отсечении головы не кажутся бредовыми, типа так, наконец, горло перестанет сжирать себя изнутри, громовой кашель перестанет терзать лёгкие с трахеей, да и вообще, пока ты дохлый температура немного не ебет. юнги правда хочет уже откинуть коньки, а не терпеть всё это. вместо этого он откидывает одеяло. ноги опускаются на пол, тело зомбиподобно отрывается от кровати и вот тушка ги аки призрак влачется до кухни. бледные, впалые щеки, мешки под глазами размером с добрый килограмм картохи и совершенно страдающий, прищуренный взгляд. ему бы яду. или куриного бульона на худой конец. но вместо этого у него в наличии глупый, лупоглазый сосед, что за кухонным столом старательно выводит что-то на бумаге, чёрт бы побрал этого пак чимина с его архитектурным факультетом и вечно разбросанные по съемной квартире чертежи, карандаши, карандаши, чертежи, банки энергетиков. чимин свой взгляд из-под белокурых локонов поднимает на старшего только тогда, когда тот кашляет так, будто землетрясение началось. хмурится. карандаш даже откладывает. — без антибиотиков ты не вылечишься. юнги даже спорить тяжело, хотя поскандалить он мастер, любитель, обыватель. прыснул бы едкое "деньги я где возьму на антибиотики твои всратые", но сейчас он только за стол плюхается, голову тут же опустив на столешницу. та холодная, горячий лоб на секунду чувствует облегчение. — у-уу-уу. ты совсем плох. — пак щеку подпирает, чуть сальные и спутанные волосы мина разглядывая и не решаясь к ним из-за такой запущенности прикасаться. — чё встал то? мин хоть и болен так, что шутить нет настроения, но его язвительная натура делает это вопреки воли. – если это мину младшему, то он пока не в состоянии. — а ещё под натиском болезни его юмор сполз к уровню шуток ниже пояса. — ой, дебил. — лаконично заключает чимин. он смотрит на старшего сочувствующим взглядом пару секунд, - тот так и не поднял голову со столешницы. — ладно, мученик, будут тебе антибиотики. юнги вскидывает голову, хотя та сразу отдаётся дрелью в висках и собирается в привычной манере послать нахуй, что с его языка переводится как "сам справлюсь", но новый приступ кашля рушит его намерения. чимин мелко морщится, надеясь, что его иммунитет справится с атаками бацилл, спешно напяливает поверх домашней футболки толстовку (пижамные штаны переодевать он не собирается) и оставляет мина наедине с пыльной, съемной квартирой. юнги положения не меняет, вновь опуская голову на столешницу, кажется, он даже успел задремать, потому что когда сосед вновь являет свой приторный лик, мину кажется, что до этого момента прошло не больше минуты. пак ставит перед носом больного (не на голову) какую-то коробочку и отходит, чтобы поставить чайник. юнги приходится проморгаться, чтобы прогнать кумар из глаз и тут же его брови сходятся у переносицы. — я не смогу сейчас отдать тебе их цену. — хрипло тянет он, как-то расстроенно крутя в руке коробочку с антибиотиками внутри. — забей. — пак ставит перед юнги кружку, от которой исходит приятный мятный аромат (ги его не чувствует). — здесь мята, имбирь и мёд. горлу полегче станет. складка на лбу у старшего становится отчётливее. — ты что, мне в мамки записался? опровергая это, пак тут же оставляет лёгкий подзатыльник соседу. — это называется забота, можешь загуглить, что это такое. — чимин до сих пор не сел обратно за свои чертежи, потому что закинул курицу в микроволновку размораживаться и сейчас был занят кастрюлькой с водой, которую ставил на плиту. — какое-то иностранное слово? — юнги отбрыкивается от подобных проявлений человечности как может, но саднящее горло побеждает. он обволакивает ладонями кружку и делает первый глоток, с наслаждением ощущая, как тёплая субстанция смягчает гортань и на несколько секунд даже появляется желание жить. — мм... спасибо. — не глядя в сторону пака, тянет он. — это тоже иностранное слово, значение которого я не знаю, но мне кажется, что оно подходит. пак тихо хмыкает, оборачиваясь на соседа через плечо (сам он занят куриным бульоном у плиты). — дебил ты, ги. но не за что, надеюсь лишь, что если и меня такая зараза ебанёт, ты не бросишь меня умирать. в последствии чимин думал, что лучше бы мин бросил его, потому что бациллы иммунитет победили, будь они прокляты, а юнги действительно не оставил его на растерзание судьбы. только вот о лечении он мало что знал, в основном гуглил всякие народные методы, поэтому чимин то с банками лежал, то взирая в потолок с взглядом "за что", ждал, пока мин намажет его горчицей. больше всего он ненавидел дышать над картошкой, но юнги заставлял его делать это три раза в день. и хуй бы пак позволил кому-то так над собой измываться, но юнги в такие моменты выглядел так воодушевленно. его брови были нахмуренны, взгляд воинствующий, будто болезнь пака лично ему бросила вызов. чимин никогда мина таким не видел, тот всегда всё делал "на отъебись", но то, с какой ответственностью он взялся за лечение друга, заставляло замереть в благоговейном шоке. пусть делает, что хочет, - думает пак, глядя на нарезанный перед ним чеснок. — ешь. — безапелляционно отчеканивает юнги. — ем... — тускло тянет больной, с тоской думая об антибиотиках. через несколько лет эти двое всё также живут в этой квартире, с тем отличием, что теперь они ещё и спят в обнимку. только чимин больше не признается юнги, когда чувствует подступающую болезнь. в носу будто до сих пор запах картофеля.