ДОПИСКИ ИЗ ПРОШЛОГО
Тёплый свет фонаря освещал веранду, широкие лапы заснеженных елей и терялся, путался в темноте. Снежинки-танцовщицы, попадая в жёлтые лучи, кружились под беззвучную мелодию, не спеша опускаться, вплетаться в плотное, белое полотно сугробов. Такое же полотно покрывало сейчас голову дедушки, хоть и сидел он не на улице, а в комнате за столом. Ещё несколько лет назад в волосах перец мешался с солью, а теперь только снег. Как незаметно это произошло, и как быстро. Влада непроизвольно опустила взгляд на его ноги в тёплых тапочках и домашних брюках. Так и не увидишь, но Влада знала, что они похудели. Ей казалось, что с каждым днём ноги становятся всё тоньше и тоньше. Правая — едва двигалась, левая — парализована полностью. Дед храбрился и делал вид, что всё в порядке, но Влада помнила, как он любил ходить: просто бродить по лесу или устраивать фотоохоту на разных пичужек; летом они обязательно отправлялись за грибами, а осенью — за кедровыми шишками. Как же ей хотелось, чтобы дедушка снова встал на ноги и повёл их с Алькой только ему ведомыми тропками искать лисий след, и она — Влада — больше не станет отговариваться занятостью. Она знала, что ноги не вылечить, не восстановить. Но вернуть способность ходить Влада всё же могла. Только вот одной ей с этим не справиться. Сконструировать шагоходный механизм — непростая задача. Влада уже накопала информации: всевозможные статьи и даже какие-то чертежи, найденные в интернете. И можно было уже подходить и рассказывать свою идею, дедушка обязательно заинтересуется, поддержит, и вместе они смогут что-нибудь сделать. Но только не сегодня вечером. Сейчас дедушка был занят. Он набирал электронное письмо своему старому другу, что несколько лет назад уехал в Израиль. Набирал медленно, часто останавливаясь и подолгу думая, писал так, как в старые добрые времена на бумаге, когда ответ приходил только через полгода, по привычке описывал всё обстоятельно и подробно. Отвлекать его от этого занятия не стоило. Но дедушка сам отложил письмо. — Влада, — откинулся он на спинку кресла и обернулся к ней, — Аля сегодня звонила? — Нет ещё, — покачала головой та. — У них там сейчас какие-то лекции, семинары. В общем, занята она. — Так время-то уже девятый час. Какие занятия? — Деда, у нас разница четыре часа. — А! Ну да... Дедушка волновался. Это видно невооружённым глазом. Влада и сама волновалась за Альку. Прошло почти три месяца с того пасмурного вечера, когда Алька устроила в отцовской квартире ураган и Влада привела зарёванную сестру к дедушке. Что она сама при этом ощущала, Влада толком не помнила. Она просто видела Альку, беспомощную и испуганную, а всё, что творилось вокруг, не имело значения. Нет. Конечно же, имело. Но Влада запрещала себе об этом думать. Ей нужно было увести сестру в безопасное место, к деду. И она вела. Она отлично помнила, как дедушка слушал её рассказ, прерываемый Алькиными торопливыми словами о том, что ничего не понимает, что не виновата. Помнила, как дед долго молчал, глядя на них, а потом подозвал обеих и обнял крепко-крепко. И казалось, что эти сильные, тёплые руки способны оградить от всего на свете: от всех бед, тревог, страхов, потерь и разочарований. Как в детстве. Но детство давно закончилось, а руки, надёжные дедовы руки были далеко не всесильны. Он не знал, как объяснить случившееся, что подсказать растерянной Альке. А сама она пошла вразнос. Обычно боевая, весёлая, открытая всему миру Аля стала замыкаться в себе, начала избегать общения с Владой, дедушкой, сокурсниками. Вечерами она запиралась в своей комнате и сидела там безвылазно. Судя по синякам под глазами, Алька практически не спала, всё время просиживала в интернете, лазила по форумам и сайтам, посвящённым эзотерике и оккультизму, искала информацию и людей. Так она вышла на один местный клуб и пошла на встречу. Вернувшись с неё, Алька бросила: «Сборище шизофреничек!» и, рухнув на диван, почти тут же провалилась в сон. А через пару часов Влада и дедушка увидели, как возле Али закручиваются вихорками невесть откуда взявшиеся ветерки, а сама девушка, оставаясь неподвижной, медленно поднимается в воздух. Всё повторялось снова, и Влада, не став дожидаться урагана, сразу схватила сестру за руку. Проснувшись и выслушав Владу, Алька дрожащим голосом призналась, что так происходит каждую ночь. Из сна в сон она снова оказывается совершенно одна в огромном потоке воздуха и боится пошевелиться, боится даже вздохнуть, потому что вокруг — её комната, дом, и она откуда-то знает, чувствует, что дёрни она хоть пальцем — ветер разнесёт всё в щепки. В тот вечер они снова долго разговаривали, а когда Алька уснула прямо на диване, положив дедушке голову на колени, он сказал Владе: — Не отпускай её, держи. Ты её единственный якорь. Не позволяй буре унести эту маленькую лодочку. На следующий день Влада погнала сестру перетаскивать её кровать в свою комнату. На возмущённый вопрос: «Зачем?!» Влада ответила коротко и просто: — Пока ты не научилась контролировать свою шизу, буду во сне тебя за руку держать. И держала. Каждую ночь. Она просто не знала, как ещё помочь Альке. Ни дедушка, ни Влада никогда не увлекались и даже не интересовались оккультизмом и прочими религиозно-мистическими практиками. Они могли поделиться с Алей только своим теплом, заботой, поддержкой. Лишь бы она не пряталась и начала принимать. И вскоре Алька оттаяла, вновь начала общаться с дедушкой и Владой, делилась с ними всем, что с ней происходило, а сны её вновь стали обычными снами. Но несмотря на всё это, Алька по-прежнему нервничала, боялась, что её аномальные способности прорвутся наружу в любой момент, пыталась сдерживать себя, свои эмоции, и неизменно срывалась. За срывами следовали ураганы. На её счастье, никто так и не пострадал, да и её саму ни в чём не заподозрили, но жить в постоянном страхе и неведении Алька не могла: она продолжала искать хоть какого-нибудь знающего человека, Учителя. Первой она отыскала колдунью в соседнем городе. Вернулась от неё Алька злая как собака. Затем она ездила за тысячи километров на святой источник. Вернувшись, заявила, что само место хорошее, источник хороший, но пудрить себе мозги всякой демонической чушью она не позволит. Где-то месяц назад Алька узнала, что какой-то известный духовный целитель устраивает в Москве свои семинары по целительству. Аля читала про него много хорошего и решила поехать во что бы то ни стало. И вот она уже второй день там. Вчера звонила, говорила, что прилетела нормально, заселилась в гостиницу и отправляется на встречу. Сегодня пока не звонила. Занята. Влада очень надеялась, что она именно занята, а не что-то с ней случилось. Ведь случиться с сестрой могло всё, что угодно. «Зря с ней не поехала», — в который уже раз подумала Влада. Хотя, если бы поехала с Алей, то волновалась бы за дедушку. Оставлять его одного на несколько суток тоже нехорошо. В общем, как ни сделай, а всё выходило боком. «Хоть эсэмэску напишу, раз эта балбесина сама не додумалась», — решила Влада и уже потянулась за телефоном, как раздался звонок в дверь. Переглянувшись с дедом, девушка сползла с кресла и пошла открывать. На пороге стояла Алька. Заснеженная и замёрзшая. Она должна была вернуться только через два дня, а в случае чего — позвонить. И вот — на тебе. Влада, не задавая лишних вопросов, затащила сестру в дом. Потом в течении нескольких минут она занималась тем, что стягивала дублёнку и сапоги с одеревеневшей Альки, закутывала её в плед, усаживала в кресло и подключала электрокамин. Дедушка, пересев в инвалидное кресло, вскипятил чайник, и теперь Аля сидела вся закутанная с горячей кружкой чая в руках. Вид у неё был совершенно потерянный. — Что случилось, Аля? — спросил дедушка, потому что сама она никак не хотела начинать говорить. — Снова срыв? — предположила самое худшее Влада. — Или с семинаром что-то не то? — Лохотрон это, а не семинар, — буркнула Аля и спряталась в кружку. Владу эта новость не удивила ничуть. Всех колдунов, духовных целителей и прочую подобную братию она считала мошенниками и никак иначе. Но Алька с непобедимой детской наивностью и упрямством верила в человеческую честность и сознательность и продолжала искать знающих людей среди этих шарлатанов. Хотя в последнее время её вера всё-таки пообтрепалась и поблёкла. — Я это поняла практически сразу, как началась клоунада, — продолжила Алька, вынырнув из кружки. — Зальчик такой помпезненький, музычка, благовония, световые эффекты, блики по стенам и улыбчивая тётечка проникновенным голосом вещает про ауры, третьи глаза и энергии космоса — в общем, тот ещё балаган. Вчера же вечером я выехала из гостиницы и, поменяв билеты, села на вечерний самолёт. — Эх-хе-хех... Не везёт нам на порядочных людей, — протянул дедушка и, подъехав ближе, погладил внучку по плечу. — А что ж так поздно прилетела? Или с пересадками? Алька покачала головой и опустила глаза. — Я к Кире ездила. Пыталась встретиться, поговорить. Отыскала её институт, общагу, даже увидеть её получилось. И она меня тоже увидела, только... Влада тихо вздохнула и крепко сжала руку сестры. История с Кирой, эта незавершённость, недоговоренность, непонятность не давали Альке покоя, она никак не хотела верить в то, что Кира не желает её видеть. Аля не могла понять — почему, всеми силами добивалась хоть какого-нибудь ответа. Он был ей необходим для того, чтобы поставить точку, ясную, понятную точку. Влада, в отличие от сестры, точку уже давно поставила, разочаровавшись в бывшей подруге. Весьма пакостное и неприятное чувство, но всё равно она считала, что это лучше таких вот метаний. — Делала вид, что не замечает меня, что меня нет, — еле слышно прошептала Аля. — Как будто не дружили мы пять лет, не гуляли вечерами напролёт, не ночевали друг у друга, не болтали, не делились секретами, планы не строили. Как будто вообще ничего не было. Ну я развернулась и ушла. На последние деньги купила билет на автобус, четыре часа трюхала до города, потом на попутках полдороги сюда, а дальше пешком. Позвонить не могла — телефон сел. Влада незаметно покачала головой, а дедушка обнял Альку. — Почему так, а? — уткнулась она ему в грудь. — Была дружба, а теперь ничего. Разве так вообще бывает? Дедушка невесело улыбнулся. — Бывает, Аленька. И не такое бывает. Бывает, думаешь, что знаешь человека всю жизнь, доверяешь ему, а случается беда с тобой, и оказывается, что не знал ты ничего. И отворачиваются, и кидают, и под удар подставляют. Всяко бывает. А твоя Кира просто боится. Тебя боится, себя, всей этой необычности. Удивительный же случай, непонятный — вот и боится. — Деда, но ведь ты же не боишься, — подняла она на него глаза. — И Владка не боится. Почему же она так?.. Дедушка сильнее прижал Альку к себе. — А кого мне бояться, внученька? Я ж тебя, кроху, на этих вот руках укачивал, колыбельные пел, сказки рассказывал, с ложки кормил, попку, уж прости меня, подтирал. Да явись ты ко мне хоть бесом лесным — не испугался бы, не отвернулся. Я тебя вырастил, воспитал, чудо ты моё лохматое, — улыбнулся дед, гладя взъерошенную голову. — А Влада — сестрёнка твоя — да вы ж друг без друга и шага не делали: куда одна, туда и вторая. Через всё вместе прошли: через радости и через горести, друг дружку поддерживая. Вот оно — настоящее. Только так и делается. Выращивается день за днём, как дерево. А гуляния и разговоры по ночам — это ещё не всё, далеко не всё. — Значит, то не настоящая дружба была? Так? — спросила Аля. — А как её найти — настоящую? Как понять, что она настоящая? Или как у Высоцкого в песне: «Парня в горы тяни — рискни»? Так, что ли? — Горы... — усмехнулся дедушка. — У каждого ведь, Аля, свои «горы», и хочешь не хочешь, а рано или поздно всё равно они встанут на пути. — Выходит, что мои «горы» непроходимые и никто их преодолеть не сможет. На это заявление Влада фыркнула. — Знаешь что, сестрёнка, вообще-то твои «горы» два человека уже преодолели. И последний аномальный обвал был не самым сложным. Уж поверь мне. Алька посмотрела на неё и улыбнулась — одними глазами, но всё же улыбнулась. — Твои «горы» тоже не самые простые, — парировала она. — А я и не спорю, — продолжала Влада. — Я никогда не утверждала, что со мной просто. Я вредный человек. — Мы друг друга стоим, — улыбнулась Алька уже губами. — Самое главное, что вы дружить умеете, — сказал дедушка. — А значит, встретите ещё настоящую дружбу. Всё у вас впереди. С этими словами дедушка обнял обеих.ДОПИСКИ ИЗ НАСТОЯЩЕГО
Алька устроилась на веранде на заднем дворе, напротив старой ели. Привычное место для медитаций превратилось в место для тренировок. Да и сами тренировки пока начинались точно так же, как и медитация: сесть, успокоить дыхание, очистить голову от ненужных мыслей и погрузиться в слияние с Миром. Только вот лишние мысли не желали улетучиваться, кружились хороводом, то и дело возвращая к сегодняшним событиям. То к Владовой «аллергии» на толмач, то к письму, то к зелёной жиже в кружке. То, что Аля вчера по глупости сделала, являлось магией высшей ступени. Высшей! А ведь Алька и первую никак толком освоить не могла. Из единственной магической книги она знала, что в самом начале все будущие маги наряду с зубрёжкой общих законов и закономерностей учатся сливаться с Миром, удерживать это состояние, изучать Мир уже именно в нём. Только после того, как освоят этот уровень, ученики приступают к воздействию на окружение — к природной магии — и переходят на вторую ступень. Там они учатся управлять стихиями, природными явлениями: призывают дождь, вызывают ветер, разгоняют тучи, творят землетрясения. Проглатывая всю эту информацию, Алька так и не разобралась: перетягивают ли они дождь и ветер с другого места или же создают новые, но зато поняла, что слишком частое пользование этой магией в одном месте может изменить и даже нарушить мировую экосистему. На третьей ступени маги учились использовать природно-магические материалы: растения, животных, минералы. Учились смешивать их, получать различные зелья, порошки и мази. Химия — так определила этот уровень Алька. С четвёртой ступени начиналась магия изменения. Притом изменялись свойства как у неживых объектов, так и у живых, в том числе и у людей. Но изменение живого требовало гораздо больше сил и мастерства. Например, наделение человеческой кожи свойствами брони было намного более трудоёмким и опасным занятием, чем превращение в броню простой ткани. Пятой ступени достигали единицы и занимались они чистой магией. Алька не понимала, что такое эта «чистая магия». Она ни к чему не прикладывалась, как природная, ни на что не влияла, как магия изменения, но именно с помощью неё создавались неповторимые, уникальные артефакты. Аля много над этим размышляла, в том числе и вчера. Пыталась писать на магическом языке и думала, думала... Может, Маша преувеличивает, и там в кружке результат вовсе не чистой магии, а магии изменения или что-то другое? Ведь никто не может ответить: удалось ли Альке написать на языке Магинов или нет. Его же и языком-то назвать сложно. Ни букв, ни символов, ни каких-либо других обозначений в нём на самом деле не существовало. Только смысл, чистая, незамутнённая кодами суть. То, что было нацарапано на уменьшающей обёрточной бумаге, которую принесла Мара, не являлось первоязыком Магинов. Просто маг, работающий над той бумагой, не мог абстрагироваться полностью и отказаться от визуализации. Но никакой силы сами знаки не несли. Вся магическая сила заключалась в смысле, который маг вкладывал. И этот смысл можно было прочесть только находясь в состоянии слияния. Даже не прочесть — на чтение процесс походил мало — скорее, впитать, постичь. И в этом слиянии Алька барахталась, как мышь в проруби. С погружением в состояние никаких проблем не возникало — случай редкий, но не уникальный. Проблемы начинались со всем остальным. Слияние полное, частичное, близкое, далёкое — во всём этом Алька просто плавала. Нет, конечно же, не так, как пять лет назад. Тогда вообще дела обстояли плохо. Алька отлично помнила бесконечные, еженощные сны, в которых она раз за разом оказывалась в центре воздушного кокона посреди своей комнаты и не могла лишний раз ни вдохнуть, ни выдохнуть, моргнуть не могла, потому что понимала с невероятной отчётливостью: любое её даже самое слабое движение разнесёт комнату — её настоящую комнату — в щепки. И каждую ночь она висела в неподвижности, ощущая себя каплей, песчинкой беспомощной и одинокой. И только руки сестры могли вытянуть её из этого кошмара, вернуть почву под ногами. Аля помнила, как Влада ночами держала её за руку, не отпуская ни на минуту. Сейчас, конечно, уже не так. За пять лет Алька всё-таки что-то смогла интуитивно понять, нащупать, тыкаясь вслепую, смогла чему-то научиться. Но то, чего она не умела и даже не понимала, было несоизмеримо больше. Например, она так и не разбиралась во всех этих степенях и градациях слияния. Не понимала, как можно перейти в считанные секунды от одной стихи к другой, как рассчитывать и соизмерять силу. Она привыкла сдерживать себя, сковывать, и этот блок снимался с невероятным трудом. Алька старалась изо всех сил и за сегодняшний день она пока ничего не свернула и не сломала. «День ещё не закончился», — улыбнулась Аля, чувствуя, как часть её сознания тянется за лучами солнца. Слияние происходило именно так: только что ты сидел на веранде, переваривал обед, ощущая нагретые доски и тёплый воздух, и вот всё это отходит на второй план, блекнет, теряется за новыми, незнакомыми ощущениями. Алька ощущала себя сидящей на веранде и в то же время невидимой невесомостью пульсировала в солнечном свете. Она не видела, а воспринимала всем своим существом волновой поток, стремительный и неутомимый. Впитывая каждый фотон, каждый импульс, она раскладывала волны на спектр длин. Отчётливо ощущала, как кванты света сталкиваются с камнями, с деревом, с травой, ощущала, как трава поглощает пигментами энергию солнца, и та, преобразуясь, бежит по клеткам. Ощущала, как из корней по жилкам листа поступает вода, и как молекула за молекулой образуется кислород. Когда этот кислород попал в лёгкие, Алька задохнулась от осознания невероятного и открыла глаза. Она всё ещё находилась везде: в потоке света, в листах, в воздухе и на веранде. Хрупкой паутинкой сознания тянулась она от себя к себе. Тянулась, перетекала, впитывала. Постепенно собирая себя по кусочкам, Аля понимала, что такое с ней впервые. Она не знала, какое это слияние: полное, или частичное, или ещё какое. Но была уверена — это слияние настоящее. Правильное. Алька сидела, блаженно улыбаясь, и смотрела на тонкие травинки у себя под ногами. Мысль, что она что-то может, что ещё обучится всему, зрела в ней с каждой секундой и наполняла грудь гордостью. В конце концов, поняв, что уже не может сидеть, что её просто распирает изнутри, Алька сорвалась с места и побежала делиться новостью. Проносясь мимо кухни, Аля решила одним глазком взглянуть на жижу в кружке: вдруг свершилось чудо, и магическая ерунда исчезла сама собой, но, подлетев к подоконнику, затормозила. Нет, жижа по-прежнему булькала, выдувая весёлые пузыри, но из неё выглядывал крохотный, зелёный... У Альки перехватило дыхание. Росток! Настоящий, живой росток проклёвывался наружу. Боясь лишний раз вдохнуть, Аля наклонилась над этим чудом. Настоящим, неподдельным чудом. Пять лет Алька не подходила к растениям. Пять лет они гибли от её прикосновения. И вот сегодня, сейчас... Она не верила, просто не верила тому, что происходит. — Что?! — раздался сверху Марин изумлённый голос. — Ты его знаешь? — послышался тихий Владин. — Да блин!.. Кажется, девчонки, ковыряя информацию в интернете по Штейну, что-то накопали. Алька шумно выдохнула, выпрямилась и побежала наверх меняться новостями.Конец второй главы