…
Наконец вечер, за ним прислали одного воина, который оповестил его о том, что его ждут. И вот идет он, переодетый вновь в свой черновато-бордовый мундир, словно на эшафот, усталый и обреченный, пряча дьявольскую руку в карман. И думает — наконец-то появилось время для этого. Кто же мог оставить ему еду тогда на крыше? Утром он проснулся и обнаружил завтрак. Уже слегка заветренные «зайчики» и бутерброды с подсохшим хлебом. Это пришлось как никогда кстати, было не жалко потерпеть боль. Лишь бы закинуть хоть что-то в желудок. Но все-таки — кто? Даже Кирие не знала всех мест его одиночества, да и не залезла бы она туда. К тому же, они виделись уже, и она ничего не сказала. У Кредо нет времени, чтобы присматривать еще и за ним, помимо сестры, да и зачем ему было бы искать его? Выходит, что… Данте? Просто больше некому. Он единственный, кто приходил ему в голову, и кто мог бы забраться туда и найти его. Иначе Неро бы уже забрали, будь это другой человек. Санктус не любит терять его из поля зрения. И все-таки, были сомнения — вдруг не он? Хотя похер. Даже если он, ну и что? Проявил он немного сострадания, жалости, что у него там еще заиграло, чувство вины, может быть. Как правило, такие акции единичны, не стоит обращать внимания на каждую мелочь… Но он обратил и это зацепило. Не выходит из головы. Не хотят исчезать образы этих ювелирных яблочных «зайчиков», которых делают для детей или кого-то важного, чтобы поддержать. Но глаза уже послушно тухли под настойчиво вбиваемыми им же мыслями, теряя былой интерес и бравый огонек в них. Лучше сразу надеяться на худшее, чтобы не разочаровываться. Тем более, что за этой дверью его ждет личный ад. Толкнув створки, юноша прошел внутрь. Вычурная комната в бело-золотом стиле, но при этом с задернутыми плотными темными шторами, что создают в покоях полумрак. Все, что тут находится и бесит, и пугает одновременно. Каждая долбанная деталь — огромная кровать с балдахином, зажжённые свечи в подсвечниках, тарелка с фруктами, что стоит на столе. А в особенности — кресло, в котором его всегда ждет Санктус. Но сегодня что-то изменилось, он чувствует, что что-то не так. Закрыв за собой двери, Неро молча снял меч, поставил его возле двери и подошел к молчащему Санктусу, что, подперев щеку кулаком, лениво бродил взглядом по его телу, будто оценивая в первый раз. Юноша тоже не торопился открывать рот — губы все еще болели и будут болеть долго. — Проткнуть наследника Спарды… — наконец начинает старик, недовольно вздыхая. Он встает, закладывает руки за спину и медленно подходит к нему, чего раньше не делал. Обычно это приглашение сесть на колени и «насладиться» его вниманием, и схема до сих пор не менялась. Неро напрягается. — Глупый ребенок. Мне не нужны проблемы с ним, наоборот, нам необходимо задобрить его. После того, как выйдешь из моей спальни, загляни к Агнусу, он уже подготовил пару человек, вместе вы дойдете до его покоев. Ты извинишься, а те двое… Они знают свою работу, — как-то странно хмыкает Санктус. — А сейчас… Сморщенные руки старика легли на плечи юноши. Неро на миг напрягся, но тут же силой заставил себя расслабиться и опустить плечи. Сморщенные старческие руки тем временем скользнули за полы мундира, опять огладили плечи и поползли вниз, стягивая верхнюю тяжелую ткань, что послушной тряпкой упала к ногам. Взгляд Неро стал привычно пустым, в никуда. Ну вот, началось, а он уж думал пронесет. Лучше бы еще раз отлупил. — Неро… — шепчет Санктус. Парень слегка ежится от этого, отворачиваясь. Не может, слишком противно. Но старику это не мешает, он ухмыляется, ведет костяшками пальцев по щеке, гладит, и от этого еще муторнее. Кажется, Неро начинает тошнить. Одна ладонь ложится на щеку, оглаживает мягко, щипает за мочку. Вторая ползет вниз, но останавливается на ремне штанов. Санктус вдруг берет его руку и увлекает за собой, сажает на колени, спиной к себе. Неро все еще старается отстранится ментально, даже тогда, когда рука этого старого извращенца ложиться на пах, ощутимо сжимая. Будто пытаясь заставить реагировать. Неро дрожит от отвращения и напряжения, когда старик облизывает его ухо. Когда ремень брюк звякает, расстегиваясь. Парень стискивает челюсти, молчит и даже не молится, потому, как некому молиться. Был бы бог, он бы не допустил такого, а вот сатана… Юноше нечем платить, а за спасение наверняка высокая цена. Неро ведь еще ребенок, ему нечего предложить. Он начинал все чаще думать о том, что бы было, если бы Неро умер. С него бы снялась вся ответственность, он бы уже не боялся за себя, за Кирие, за Кредо. Не пришлось бы ждать шестнадцатилетия так, будто это день Апокалипсиса, что в прочем, так и есть. Не надо было бы терпеть эти мерзопакостные руки, прикосновения, поцелуи, эти болезненные эксперименты в лаборатории. Но все еще не так хреново — старик трогает, но не более. Пока ему не исполнится шестнадцать — секс под запретом. Но Неро не знал, как много отвратительных вещей помимо секса существует. Штаны приспускаются, оголяя ягодицы и вялый, совсем не возбужденный член, что, кажется, даже наоборот, сжался. Санктус играет с ним пальцами и с заметной издевкой спрашивает: — Мне попросить Агнуса, чтобы он снова дал мне ту настойку? Неро мотает головой. Лучше уж он потрогает его пятнадцать минут, чем целый час. Пятнадцать унизительных минут лучше, чем целый час, где он уже не может контролировать себя. Его возбуждение не поддается контролю после принятия той гадости. «Просто представь кого-то другого…подумай о ком-то…хоть о ком…» — думает Неро, послушно откидываясь на плечо старика, уставившись в потолок. Но кого? В прошлые разы это была просто девушка из журнала, он их читал и листал именно для таких вот ситуаций, чтобы спастись, но парень понимал, что с каждым разом ему все меньше удается возбудиться. Фантазии, к его стыду, не хватало, в виду отсутствия реального опыта, а потому надоедало быстро. Кто же мог помочь ему в этом сейчас? В голове внезапно возник образ чужой ухмылки, окрашенной стекающей кровью до щетинистого подбородка. Что ж, всяко лучше Данте, чем старый урод, по крайней мере он не отвратительный и ему не за сотню лет, как Санктусу. Он, к тому же, в хорошей боевой форме и дерется отлично. На мужчин, конечно, возбуждаться ему ещё не приходилось, но получалось на удивление неплохо, даже как-то по-особенному остро. В голову лезли совершенно новые, нетипичные образы, ситуации, поцелуи и ласки, пока Санктус развлекался с его нарастающим возбуждением. Здесь Данте прижимает его к стене, достает пистолет и прижимает ствол между ног, поднимая его выше и вынуждая встать на носочки — угрожает и будто говорит, чтобы он не смел дергаться. Но правда в том, что Неро и не думает об этом, он робко поддевает за «шлёвку» на штанах и тянет к себе. Поцелуи дразнящие, все мимо губ — то щеки, то шея, то уши, то ключицы. Они все нежные, какими никто и никогда Неро не сможет одарить, такие, о каких он мечтает, какие хочет получать. Немного любви — разве он так много просит? У Данте взгляд соблазняющий и одновременно хитрый, будто он что-то задумал. Его рука скользит по члену, сдавливает головку, гладит яйца, доставляет удовольствие — и это гораздо лучше реальности, где ему грубо дрочит старик, который охвачен мерзкой похотью. Вторая рука Санктуса касается поясницы, затем беззастенчиво опускается ниже, надавливая и раздвигая полушария, пока палец не дотрагивается до сжавшегося ануса. Это выводит Неро из фантазий, он дергается, пытаясь отстранится, за что член тут же больно сжимают. Парень сдавлено скулит, упрямо пытаясь избежать касания там, но палец продолжает настойчиво гладить. — Скоро это станет моим, — довольно произносит Санктус, и его колени раздвигаются, вместе с ногами Неро. — Ты сказал, что не тронешь меня до шестнадцати! — рычит Неро, хватая его за руку. — Я и не трогаю. Но подготавливать тебя уже пора. За пределами спальни что-то громко разбивается и это заставляет обоих вздрогнуть. Неро вскакивает с чужих колен, резко натягивает штаны, остервенело застегивается, хватает свой мундир и по пути Алую Королеву, вылетая за дверь. Ему, честно говоря, плевать, что там разлетелось вдребезги, он просто хотел сбежать оттуда. С бледным лицом, почти зеленым, он вылетает в коридор и несется в сторону туалетов, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Она встает там комком, Неро начинает сглатывать обильно выделяемую слюну, всеми силами пытаясь сдержаться и не обблевать коридор или особо широкого мечника. Хотя идея неплохая, от этой мысли становится лучше. Плечами он сбивает воинов, расталкивает прихожанок, толкает просто встречающихся людей, сдавленно посылая на хуй и к чертям, требуя дать ему дорогу. Когда он влетает в туалет и закрывается там, тут же падает на колени перед унитазом, вцепляясь в ободок пальцами. Неро почувствовал непередаваемое облегчение и одновременно омерзение, когда его вывернуло сегодняшними завтраком и обедом. Когда это все прекратилось, он утомленно плюхнулся на задницу, вытирая рот рукавом плаща. Взгляд направлен в потолок. Полностью опустошен, во всех смыслах. Но стоит ему вспомнить прикосновения Санктуса, стоит лишь подумать о том, что он фантазировал о Данте, терпя это… У него снова начинались рвотные позывы. Какой же он отвратительный. Поднявшись через несколько минут с пола, юноша подошел к раковине, умылся и прополоскал рот. Подняв голову, Неро посмотрел на себя в зеркало — тот ещё видок. Он и так бледный, а теперь ну просто болезненно белый, почти сливается с волосами. Под глазами синяки, взгляд тусклый. «Надо зайти к Агнусу. Сделаю, что хочет Санктус и пойду спать.» Вяло переплетая ноги, парень поднимает с пола Королеву, убирает за спину, а плащ сворачивает и вешает на сгиб локтя — в этой тряпке больше нет необходимости. Хлопнув свободой рукой по бедру, где крепилась Синяя Роза, юноша наконец покидает туалет.…
После такой эмоциональной встряски Неро был совершенно опустошен. Глаза выражали крайнюю степень безразличия к происходящему и миру в целом — в них лишь иногда проглядывала тусклая искра безнадежной печали. Ему не нужно было хмурить брови или пытаться выглядеть хотя бы недовольно — Кирие уже давно спит, нет смысла притворяться. Поздний вечер, он и еще двое человек, одетых в белые рясы — девушка и парень — торопливо двигались в сторону покоев Данте. Торопливо с подачи Неро, которому было остро необходимо вернуться в свою комнату — он так устал. Он готов был свалиться прямо на ковровую дорожку в коридоре и, завернувшись в штору, уснуть. Но ему надо дойти до комнаты Данте, ему надо хоть как-то извиниться, чтобы потом те двое, что идут с ним, не доложили Санктусу о том, что он ослушался. И так за один день много проблем. Кстати, а зачем приводить этих двоих к Данте? Они должны что-то рассказать ему? Разве старики не успели промыть ему мозг по поводу обычаев и истории ордена? Хотя они несли с собой подносы с фруктами и закусками, а в графине, похоже, вино. Поздний ужин? Наверняка. Санктус говорил, что хочет расположения отпрыска Спарды, логично, что он предоставляет ему различные удобства. Остановившись напротив нужной двери, Неро постучался. После нескольких секунд тишины, за дверьми что-то глухо стукнуло, будто ноги в тяжелых сапогах опустились на пол. — Заходите! — странно добродушно отвечает мужчина по ту сторону. Неро вздыхает, поворачивает ручку и входит внутрь, отходя в сторону и пропуская юношу с девушкой. Больше он ничего не делает, кроме того, что закрывает двери и стоит возле нее, ожидая своего момента. Чтобы хоть как-то время тянулось быстрее, парень решает просто наблюдать за движениями парочки, фиксируя неуклюжесть или же плавность, их улыбки и взгляды. Проще говоря — анализируя. Но анализируя, как бы это сказать… Впустую. Не заинтересовано. Просто цеплялся глазами за какие-то особо яркие детали и делал сухие заключения у себя в голове, будто описывая труп. И он совершенно не хотел смотреть на Данте. По крайней мере раньше положенного. Пока он витал где-то не здесь, мужчина показывал куда ставить подносы и обаятельно улыбался своим гостям, показывая гостеприимство и заодно покоряя сердца молодых людей. Не смотря на одинаковый с ним пол, парень тоже плавился под харизмой Данте, начиная как-то по-девичьи кокетливо стрелять глазами, проявляя заинтересованность. Это Неро показалось несколько странным, хотя о чем это он, сам ведь представлял его тогда, господи, теперь-то он понимает, как это было ужасно. С другой стороны, Данте невероятен, почему бы даже парням не мечтать о нем? Ведь он все равно не узнает об этом, а Неро может вполне себе спасти жизнь. Или не дать сломаться до конца, так, чтобы без возможности починить. Размышляя в таком мрачно-философском ключе, он так глубоко погружается в свои мысли, что взгляд становится стеклянным и немигающим, а звуки — настолько отдаленными, что он почти перестает слышать. —…извините…не в моем вкусе… Неро уставился в одну точку, где-то в районе локтя девушки, как-то отстраненно замечая легшую поверх большую ладонь, затянутую в черную перчатку с обрезанным указательным пальцем. Эта рука мягко обхватывает женскую ладонь и поднимает куда-то выше его точки обзора, но ему так плевать и так лень поднять глаза, поэтому он пялится уже куда-то на ее бок. Будто сквозь толщу воды, до него донесся женский смех и глубокий мужской голос. Он, вроде как, замечал что-то, но не придавая этому никакого значения, будто отодвинув на задний план. Например, заигрывания девушки и юноши с Данте. Он сейчас даже не был сторонним наблюдателем, он был кем-то третьим, где-то за гранью. — Эй, парень? Неро вздрагивает, выплывая из своих темных мыслей, резко вскидывая голову и встречаясь с внимательным, цепким взглядом. Изучающим, он бы сказал. Стало неуютно. Вот бы уйти. — Что? — сипло спрашивает Неро, хмуря брови и скашивая глаза влево. Тем временем парочка, тихо переговариваясь и поглядывая в их сторону, покидала покои Спарды, тихонько прикрывая за собой дверь. Теперь Неро с Данте наедине. «Но Санктус сказал что-то про работу, они должны были что-то сделать, а в итоге принесли только ужин и ушли? Это странно.» — Ты, кажется, чем-то сильно загружен, — говорит Данте, склоняя голову набок. — Не хочешь составить мне компанию и поговорить об этом? — Нет, — грубо хрипит парень, насупливаясь больше. — Как категорично. Почему? Данте улыбается мягко и уверенно. Неро же чувствует себя напряженно, внутри начинает биться непонятная тревога, но юноша старается контролировать это. Ему нужно держаться, а еще извиниться. Потом он уйдет. — Потому, что из-за тебя у меня были проблемы. Если ты не заметил, — с львиной долей сарказма произносит он, кривя разбитые губы. — Именно поэтому я хотел извиниться. Потому приглашаю тебя на поздний ужин. Данте включает, наверное, самую очаровательную улыбку из своего арсенала. Неро держится, не сдается. — Если ты хотел компании, мог бы поужинать с ними, — Неро фыркает, кивая в сторону двери. Данте делает вид, что задумался, поднимая взгляд вверх и вправо, сдвинув сжатые в трубочку губы в бок. — Ох, с ними? Но они хотели секса со мной, а не бесед, — легкомысленно поясняет он, смотря хитро и с ожиданием. Неро чувствует, как щеки пунцовеют, а глаза округляются. В каком смысле — секса? Так они здесь были не для того, чтобы ужин ему принести, а… Оказать…такого рода услуги? «Но мы же почти в монастыре, как?» — взволновано думает парень. Кажется, его мир стал еще чуточку взрослее. Он не знал, правда не знал. Неужели он так наивен? Не заметить очевидного, боже. Но это так постыдно, разве они не послушники? Разве так можно? «Но ко мне пристает старик, его святейшество, а это уже не какие-то послушники. Чему удивляться, если самый главный творит, что вздумается?» — проносится в мыслях, будто его второе заговорившее «Я». Неро поджимает губы. Но он обескуражен. Юноша считал, что это коснулось только его — принуждение и насилие. Но стойте-ка, те двое вроде не были против? Тогда… Он не понимает. Запутался. Что происходит в ордене? — Ты так чудесно и невинно краснеешь. Теперь я уверен, что тебя послали не за тем же, — вкрадчиво произносит Данте, — и ты в смятении. Не знал, зачем они здесь? Почему его голос звучит так интимно и тихо? Неро стоит как дурак, будто ударенный чем-то по голове, не в силах хотя бы рявкнуть, завороженный чужим (ласковым?) голосом. Он так смущен, он так устал, внутри совершенно сумбурно. — Не знал, — только и отвечает юноша. Когда он поднимает взгляд на Данте, то выглядит как-то очень уж беспомощно и потеряно — это подкупает и манит мужчину, потому противостоять возникшему желанию не хочется. Он медленно протягивает к нему руку и касается волос, заправляя их за ухо. Глазами следит за своей же рукой, улыбается все так же мягко и уверенно. А вот Неро будто закоротило. До него с опозданием начинает доходить щекотливость данной ситуации — те двое ушли, а Данте стоит так близко и даже прикасается. Внутри просыпается иррациональное чувство страха, что потихоньку, помаленьку, поднималось из глубин его сознания, начиная забивать все пространство в голове. Начали всплывать мерзкие образы Санктуса, что трогал его буквально сегодня, не так давно, скользя своими отвратительными пальцами по его возбужденной, от фантазий о Данте, плоти. Картины того, как он лез своими пальцами повсюду и целовал. Эти вещи вспыхивали в его разуме как в фильмах ужасов, накладывались друг на друга, каждый раз пугая все сильнее. Мысли о его безрадостном будущем стали тяжелой вишенкой на торте, что продавливала весь бисквит будто гиря. Заходя к Санктусу в спальню, Неро это чувствовал почему-то не так остро. Но сейчас, когда он расслабился и ослаб духом, это начало вылезать наружу. А может быть, его плотину просто прорвало и сегодня наступила последняя капля. Данте начал подозревать неладное сразу, заметив в глазах напротив не восхищение, не наглость или вызов, а панический страх. Юноша привалился к стене, смотря на него совершенно дико. Его дыхание стало частым и прерывистым, он словно задыхался. — Эй, ты хорошо себя чувствуешь? — убирая руку, обеспокоено спрашивает Данте, стараясь не повышать голос, чтобы не напугать еще больше. Неро молчал, он сейчас просто пытался дышать, не имея возможности пошевелиться. Внутри колотила паника, руки тряслись, тело дрожало. Обстановка то становилась ярче, то темнела. Все кругом начало плыть. Дьявольская рука тоже будто взбесилась, нагреваясь и распространяя жар. На лбу выступили капли пота. — Пацан? Неро, поговори со мной, — снова пытается дозваться Данте, не на шутку забеспокоившись. Парень продолжал задыхаться и смотреть в одну точку, не замечая, как царапает когтями стену, и как из-под них сыпется прямо на пол. Всё ведь было нормально, и вдруг мальчишка просто столбенеет, излучая страх. Мужчине не нравится видеть и чуять это, оно вызывает раздражение и злость. Но не к Неро, а к тому, кто вызвал все эти последствия. Получается, к себе? Да нет, Данте даже на спарринге не навредил ему, тогда… Тот старый ублюдок? Значит он был прав, когда в очередной раз доверившись чутью, разбил окно в коридоре, когда пацан не вышел из его спальни ни через пять, ни через десять минут. Сложив пару фактов в своей голове, а также добавив к этому сведения из его расследования, Данте делает определённые и, он уверен, правильные выводы. И принимает решение. Мужчина аккуратно поддевает плечо мальчишки, ныряя за спину, и сквозь сопротивление одеревеневшего тела, притягивает его к себе. Настойчиво, но не резко. Вторая ладонь ложится на волосы мальчика, опуская голову трясущегося от страха ребенка на плечо Данте. Он не знал, как нужно успокаивать, но чувствовал, что так правильно. Те крохи воспоминаний из детства сейчас пришлись как нельзя кстати — Ева успокаивала их именно так. — Так, ти-ише, Неро, давай успокаиваться, — тихим мягким голосом начал Данте, — сосредоточься на моем голосе. Дыши, делай глубокие вдохи и слушай мой голос. Юноша насторожился, напрягаясь, наконец проявив хоть какую-то реакцию. Данте начал говорить ему, говорить, как дышать, и он говорил, как это нужно делать, будто учил заново. Медленно и глубоко, взяв за руку, переплетая и перебирая его холодные пальцы, покручивая кольца на них, постепенно согревая своим теплом. Забирая и прогоняя дрожь из тела, возвращая покой. Неро начал ощущать не только умиротворение, но и ту защиту, о которой так мечтал. То тепло, которым был обделен. Потому, он невольно начал поддаваться, расслабляясь в чужих руках, руках незнакомца, в которых он нашел временный приют. И вот они уже сидят на полу возле двери — юноша в объятиях Данте и Данте, задумчиво прижавшийся щекой к чужой голове, рассматривающий бледную ладонь, надежно спрятанную в его собственной. Тихие всхлипы не стали неожиданностью. Правда было чуточку жаль, что он не надел плащ — теперь все плечо в слезах. И ладно бы, если только в них. Но это уже детали. — Не плачь, малыш, ты же уже большой, — с тихим смешком, почти шепотом говорит Данте. —…мечом… Данте задерживает дыхание, услышав едва различимый шепот. Так нечетко и тихо. Впервые за эти…сколько? Пятнадцать, двадцать минут? — Что? Повтори, я не слышу, — мягко просит он, пытаясь отстраниться, но ему не дают, упрямо ткнувшись в мокрое плечо. — Я проткнул тебя, — шепчет парень, тихонько шмыгнув носом, — мечом. — Угу, ну и что? — спокойно отзывается Данте, с готовностью расслабляясь. — Я пришел извиниться…мне сказали… — на этом месте его голос сорвался, и он резко замолчал. Данте не торопит, хочет сказать, скажет, нет, так еще посидят. Торопиться некуда и это интересней, чем слушать истории старых маразматиков, помешанных на его отце. И уж точно интересней секса с сомнительной парочкой, которые наверняка имели цели «выцедить» Данте для своих исследований. — Мне надо было извиниться…я извиняюсь, что проткнул тебя. Говорил он по-прежнему шепотом, но как-то обреченно, бесконечно устало и спутанно. Слова лились из него неторопливо, перемешиваясь в кашу, больше напоминающую бред, но кое-что мужчина все-таки понимал. Больше похоже на монолог. — Кирие…мы говорили с ней. Дружить, ха, да это глупость. Приемы эти, разница в возрасте. Пацан все шептал и шептал, постепенно полностью успокаиваясь. У Данте создавалось впечатление, что Неро понял происходящую ситуацию, но так устал, что даже не ушел, а продолжал говорить с первого взгляда бессмысленные вещи. Но с каждой секундой этот черно-белый монолог для Данте словно окрашивался, приобретая нужные краски. Парень не говорил конкретно, не договаривал очень многое, но мужчина четко уловил в этом сумбуре — «шестнадцать» и «конец». Данте соврет, если скажет, что такая ситуация не пошатнула его. Не выбила из колеи, но удивила — ему давно не приходилось кого-либо вот так обнимать и успокаивать. В последний раз это была малышка Пэтти, но это было так давно, что уже и ощущения забылись. Чувство тепла и нежности, а также осознание того, что кто-то нуждается в тебе. Не в твоей помощи, а именно в тебе, как личности. Данте показалось, что Неро не допустил бы до себя кого-то, кого действительно не желал бы подпускать близко и это льстило его самолюбию. Мужчине нравилось достигать сложных целей. Вскоре бормотание и шепот стихли. Данте подумал было, что он окончательно успокоился и выговорился, поэтому решил попробовать перебраться на более удобную поверхность, нежели пол. — Неро? Может, мы пересядем в кресла? Неро? Негромкий спокойный голос Данте так и потонул в тишине, оставшись без ответа. Мужчина немного повернулся и попытался заглянуть в лицо юноши, но тот начал съезжать и, наверное, бы упал, если бы Данте не придержал его за плечо. Теперь сопение стало более отчетливым и в шею, а не в плечо. Щекотно и жарко. «Какой странный сегодня день, » — думает Данте, тихо фыркая вслух. Немного повозившись, он отцепляет меч юноши и аккуратно кладет его на пол, затем поддевает рукой под коленями мальчишки, подтягивает его повыше и аккуратно поднимается вместе с ним на ноги. Тот продолжает спать, не подавая признаков пробуждения, потому Данте спокойно укладывает его на свою постель. Присев рядом, он протянул руку к белоснежным волосам мальчишки, откидывая непослушные пряди со лба. Безмятежный сон ему к лицу, это умиротворенное лицо лучше, чем когда он хмурится. — Кажется, люди называют это нервным срывом, — тихо произносит Данте. Мужчина наклоняется, подпирая подбородок свободной рукой — так было удобнее рассматривать чужое лицо. Но, конечно же, интересен он не только внешне, в большей степени внутренне. Все-таки не каждый день встречаешь способного мальца, который может махать мечом также виртуозно, как он сам. Нет, ему еще конечно расти и расти, но способности у него явно есть. Большой талант. Да и эта демоническая рука имеет внушительную силу. Пацан стал бы отличным охотником, если бы выбрался из этого гадюшника. Коснувшись кончиком указательного пальца скулы Неро, Данте едва ощутимо провел линию сверху-вниз до губ, бережно обводя подушечкой под нижней. Кровавая корка говорит о том, что у пацана отстойная регенерация. Но может быть и так, что он неосознанно или наоборот, блокирует свои способности, которые не дают ему такой регенерации, как у Данте. Надо этот вопрос тоже изучить как следует. — Что же они тут с тобой делают? — задумчиво вопрошает он. И всё-таки, прошло всего два дня, а Данте в нетерпении от того, что может произойти дальше. Любопытство снедало и толкало его идти расследовать орден, но он не хотел быть опрометчивым и потому не следовал этому желанию. Всему свое время. Мужчина чувствовал — тут кроется нечто намного большее. Ладонь в перчатке смело легла на румяную щеку — наверняка ему жарко вот так спать. Но ворочать он его не будет, позже просто приоткроет окно. Румянец также признак здорового сна, так что, зачем будить? Пусть отдохнет. Судя по этим огромным синякам под глазами и мешкам, парень спит как раз-таки плохо. Ко всему прочему, Неро уснул на плече Данте, то есть незнакомца, что говорит о вымотанности и безразличии к себе. Его тело захотело отдохнуть и вырубило хозяина, раз он сам не захотел. У мужчины создается впечатление, что юноша в целом способен выглядеть лучше, но то ли не дают, то ли…не может. Сразу вспоминается та сцена на заброшенных руинах, где мальчишка вымещал гнев на камнях, что прослеживалось в каждом его порывистом движении, когда пришел Санктус и влепил ему две сильных пощечины. С ним тут явно не церемонятся и имеют какие-то свои рычаги давления, ибо по-другому это не объяснить — Неро силен. Он мог бы легко расшвырять это сборище, но почему-то не делал этого. И он упоминал имя… Кирие? Да, Кирие. Какая-то девушка, которая важна для него. Интересно. Об этом тоже нужно узнать. Пока Данте размышлял, большой палец начал медленно двигаться на чужой щеке, одаривая незатейливой легкой лаской. Искусственная прохладная кожа скользила по теплой и живой, но этого было достаточно, чтобы изголодавшееся по нежности и любви тело среагировало. Иначе и нельзя думать, когда кто-то вот так робко, во сне, будто неосознанно урывая этот кусочек, едва поворачивает голову и тычется в ладонь как слепой котенок. Поток мыслей мужчины тут же прерывается, и он задерживает дыхание, остановившись. Невольно смотрит пристальнее, вычленяя, проснулся ли или все же нет, мимоходом подмечая припухлость глаз от слез. Но мальчик с тихим вздохом затих и больше не шевелился. Данте не смог сдержать довольной улыбки. Рука на щеке стала стремительно покрываться черно-красной броней до самых кончиков пальцев, появились острые когти. Демоническая длань Неро тут же отреагировала на присутствие рядом проявления демона, мягко фосфоресцируя, но так как Данте не знал, что это за признак, хороший ли сигнал или плохой, то просто запомнил. — Не забудь потом сказать спасибо, пацан, — шепчет мужчина спящему, склоняясь над ним и соприкасаясь своим лбом с его. Просидев в такой позе несколько секунд, Данте отстраняется, и рука его снова возвращается в человеческий вид. Было непросто «позвать» внутреннюю демоническую часть Неро и при этом не разбудить, но у охотника получилось задуманное, и он, довольный собой, поднялся с постели, прекратив нарушать личное пространство юноши. Чтобы сделать такую малость, много сил не нужно. Приоткрыв окно, Данте вернулся обратно к постели, обходя ее и укладываясь с другого края, попутно задувая свечи и погружая комнату в желанный мрак. Заложив руки за голову, он, не переставая улыбаться, закрыл глаза.Губы юноши больше не напоминали кровавое месиво из трещин и корок. На их месте теперь были прежние суховатые, но мягкие губы. То-то пацан удивится завтра.