***
Включается мелодия вальса, которую крайний раз я слышала ещё на последнем звонке, и выходите вы, уже совсем в других нарядах: мальчики без официальных пиджаков и галстуков, а девочки в других платьях. Ты — в легком коктейльном «футляре», плавно облегающем твоё ещё юное тело. Потом я напишу тебе сообщение, что сегодня ты была «очень и очень красивая», но сейчас — нет, в живую мы с тобой такими словами не разбрасываемся. Вы повторно кружитесь в танце, развлекая нас, сидящих за столом, а в середине вальса ты внезапно откидываешь каблуки, которые, я уверена, тебе уже надоели. Как ты, такая своенравная и ни на кого не обращающая внимания, за отсутствием публики становишься мягкой, стеснительной и молчаливой? — Да ну, вы на машине? — ты босиком подбегаешь ко мне и наклоняешься, опуская свои ладони мне на плечи. — Я отдам её, не переживай, — шепчу в твою сторону и рукой показываю на уже начатый бокал вина. Задерживаешься взглядом, смеёшься от абсурдности этого момента и отпускаешь меня. — Ну, хорошо. Директор по традиции сказала свою напутственную речь, а вы, вижу, уже разливаете шампанское, вино и коньяк, совершенно его не слушая. И тут я вас почти понимаю. Ты сидишь на другом краю длинного стола, но всё же с другой его стороны, что во время «первого тоста» позволяет нам переглянуться и в такт кивнуть головами, приподнимая руки со стеклом ещё чуть выше, навстречу друг другу. Такой знак, мол «С вами, Татьяна Владимировна». Да, Лера, да. Так и понёсся этот вечер — с юмором, лёгкостью, танцами, глупыми конкурсами и огромным количеством объятий. А их было много. Пока все заняты едой, а ты ковыряешь один и тот же несчастный салат, больше так ничего и не добавив в свою тарелку, тамада даёт слово и вам. Смотрите друг на друга, как растерянные мышата, не зная, куда деть этот злосчастный микрофон. Ну, выпускники. — Мы решили вместе, — встаёшь ты, жестом поднимая весь класс, и начинаешь первое слово: — Конечно, в такие моменты только и хочется, что благодарить. А когда ты не умеешь говорить тосты, большего и не остаётся, — усмехаешься и выдерживаешь паузу, — Спасибо за вашу веру в нас, вашу поддержку и безотлагательное терпение, — киваешь головой и передаешь микрофон следующему. — Спасибо за ваш труд и помощь… — и далее, далее, далее.. Твои глаза ни на секунду не покинули моего лица, хотя я то и дело искала интересный предмет на столе, новое лицо, чтобы снова не затеять эту игру, но ты избавила меня от этого, решив выйти из-за стола. Подходишь к нашей, учительской части зала, подтягивая за собой одноклассников, и твой бокал звенит о бокал каждого преподавателя — учителя биологии, истории, информатики, алгебры, литературы — и всех-всех учителей, причастных к твоему становлению. Да, в каком-то смысле это точно можно назвать таковым. Приближаешься ко мне, широко распахнув глаза, аккуратно касаешься уже поднятого бокала своим, а я, словно рефлекторно, тянусь к тебе, едва касаясь губами твоей разгоряченной от алкоголя и танцев шеи. Ты застываешь от произошедшего, но, в миг убрав смятение, продолжаешь незаконченное дело: — Хотела сказать спасибо.., — тебя перебивает треск разбитого о паркет стекла. — О, Светлана Михайловна! — и начинается беготня — официант с веником, собирающий кусочки бывшего бокала, уборщица со шваброй и взволнованная Светлана Михайловна. — Татьян, принесешь новый стакан? — и я виновато смотрю в твои глаза, сжимаю губы и ухожу к барной стойке. Девушка несет посуду почти неприлично долго и мне почти становится скучно, как к стойке подбегаешь ты, смело обхватывая мою пока ещё стройную талию. — Спасибо. Спасибо большое-пребольшое, — видимо, заметив моё недоумение, ты поднимаешь руку и трясешь браслетом — подарком от меня — на уровне моих глаз. — А, это, — секунда, — пожалуйста. На память, — я не успеваю сказать и слова более, как твои губы уже оказываются на моей щеке. — Но мы же не расстаёмся? — Нет, конечно, нет. — Нет? Как оказалось, и правда, нет. Я огибаю тебя и иду в основной зал, а ты стремительно уходишь на улицу, перед этим накинув свои нюдовые туфли. Праздник продолжается. Кто-то во всю отрывается на танцполе под Руки Вверх, кто-то предпочитает болтать за столом, а кто-то сам по себе — сидит в телефоне. Добрая часть класса вышла на улицу, верно, «на перекур». И вам уже не запретишь, но как я надеюсь, что ты просто стоишь рядом и не берешь в рот этих сигарет. Когда вы возвращаетесь, ты проходишь рядом с моим стулом, но от тебя остаётся только приятный шлейф сладковатых духов. Внутри я отчего-то радуюсь. Почти все вышли в танцевальную часть зала. Директор отжигает в компании родителей, учителя двигаются в такт музыке своей небольшой компанией, а пока ещё дети выкладываются на все сто процентов в своём обособленном углу. Включают медленный танец. Твои глаза в момент ловят моё лицо и смотрят на меня совершенно, абсолютно хмельным взглядом, с едва уловимой искрой задора и решимости в одном моменте. — Пойдёмте? — а у меня не остаётся сил тебе отказать. Тянешь меня за руку в самый незаметный угол зала, аккуратно опускаешь руку на талию, прижимая к себе, а второй крепко держишь мою ладонь. Ты молчишь, только недовольно смотришь вниз, стаскиваешь свои туфли, и мы в момент сравниваемся в росте. Спокойно, Таня. Спокойно. Она просто чуть более расслабленная, чем обычно. — Нужно что-то сказать, — нервно шепчешь. — Это не обязательно. Я почти не смотрю на тебя, скосив взгляд куда-то вправо, а ты мягко гладишь мою спину, с каждой секундой заставляя приближаться на миллиметр ближе. Ближе. И ближе. — Да и ни одной мысли в голове нет. Только три слова, — слегка нервно улыбаешься, закружив нас сильнее обычного. И почему мне так привычно, нормально слышать от тебя такие слова? Второй рукой то крепко сжимаешь мою ладонь, то отпускаешь её, перебирая мои пальцы, то надавливаешь большим на моё запястье, а то расслабляешься, дав простор для действий и мне. Я не замечаю, как проходит время, и последний аккорд песни растворяется в воздухе, прервав это до ужаса лишнее мгновение. — Спасибо. — Много спасибо в этом вечере, правда? — Твоя рука всё ещё на моей талии, хотя танец давно закончился. — Пойдёмте со мной? — Указываешь на улицу. — Хорошо. Стемнело. Ты идешь спереди, направляясь вглубь сада по выложенной брусчатке, и останавливаешься возле беседки. — Идите сюда. Я отыскала это место ещё когда мы приезжали смотреть этот ресторан. Вид завораживающий. — Да, я согласна, — а всё потому, что беседка стоит на самом берегу озера, через которую протянут подсвеченный яркими огоньками мост, а солнце отдаёт свои последние лучи, оставив напоследок красные разводы на уже потемневшем небе, — красиво, — на удивление, шепотом. Ты встаёшь рядом, направив взгляд на эту удивительную картину, вновь нежно, едва ощутимо приобняв моё тело. В душе я почти не сопротивляюсь, проигнорировав этот жест в реальности. — Я хотела сказать, — оборачиваюсь на твой голос, и ты замолкаешь на оборванной фразе, — хотела сказать, что не буду скучать. Мы ведь не прощаемся сегодня? Тогда с чего бы мне… — Не прощаемся. — И я так волновалась, правда, — начинаешь нервничать, — странно, что сегодня, да и на звонке, ни одного намека на грусть я не почувствовала, хотя до этого по ночам... — проходит несколько секунд, — боже, чувствую себя идиоткой. — Всё нормально, — беру твою ладонь и сжимаю её. — И я вру, конечно, — выдёргиваешь руку и вытираешь хрустальную каплю со своей щеки, — как я не буду скучать? А я не нахожу и слова, потому что не знаю, Лера, не могу ответить тебе на этот вопрос. Лишь нахожу рукой твою спину, и ты вмиг прижимаешься ко мне всем телом, не рыдая навзрыд, не уронив и капли более, а просто крепко сжав меня в свои объятия. Мы стоим довольно долго — твоё дыхание с глубокого, прерывающегося новым потоком слёз, становится тихим и едва слышным. Я только чувствую, как поднимается твоя грудная клетка, которая, по всем рамкам приличия, сейчас находится слишком близко ко мне. — Мне повезло, что вы есть, — шепчешь в шею. — Ты преувеличиваешь, — поднимаешь голову, и сквозь мокроту твоих глаз заметен этот укоризненный взгляд, который за секунду сменяется страхом. Застываешь. Взгляд бегает по моему лицу, руки не двигаются, а спина напряжена так сильно, что становится каменной. Ты впервые так близко. Неестественно близко. Нет, ты же не думаешь? Лера? Приближаешься к моему лицу, и я почти отталкиваю тебя, но ты только обхватываешь мою руку, медленно поднимаешь её на уровень глаз и мягко касаешься губами внешней стороны кисти, опуская свои густые ресницы. Замираешь на несколько секунд, словно даёшь себе возможность запомнить этот момент, а затем отпускаешь мои пальцы, оставляя их на своей шее, и улыбаешься, расколов меня, как полуоткрытый орешек. — Я слишком вами дорожу, — аккуратно приближаешься, касаясь уголка моих губ. — Прекрасный вечер. Правда?***
А через несколько лет ты, как обычно, после предупреждения, появляешься на пороге моей квартиры, молча заходишь, раздеваешься, надеваешь тапки (наконец ты привыкла!) и проходишь на кухню. — Чай будешь? — Стою у плиты, дожаривая блины, которые ты, я знаю, любишь. — Давай, — и ты становишься возле меня, а что-то мягкое и тёплое оказывается на моих плечах и спине. На секунду поворачиваю к тебе голову, а ты ловишь слишком явное непонимание в моих глазах. — С Новым годом же, — молчу, дожаривая последний блин, ощущая твои руки (впервые так смело!) на своей талии. Верчу головой, чтобы понять, что, кроме тебя, согревает моё тело, но интерес прерывается твоим: — Это шарф. Не болей больше. Улыбаюсь. Убираю сковороду, поворачиваюсь спиной к плите, тяну тебя за плечи и оставляю едва уловимый поцелуй на твоих губах — в этот раз мы обе не отвели головы в разные стороны. Улыбаюсь, замечая твой взгляд. Касаюсь пальцами твоего лица, где секунду назад были мои губы, и ты на секунду прикрываешь глаза. — Опять нос красный, замёрзла? — Ни капельки. — Ну-ну. Пойдём, дед Мороз, у меня тоже для тебя кое-что есть.