Ты могла бы стать случайно, Жизнью всей, необычайной. Той, кого любить смогу всегда. Той, что всё во мне расслышит, до глубин души и выше, Той, кого любить смогу всегда. ©Muse
***
В кулисах Большого всегда слишком сумрачно и многолюдно. Сегодня генеральная репетиция Лебединого. Последние штрихи, все должно быть идеально к премьере. Этим вечером здесь все: костюмеры, декораторы, художники, режиссер, хореографы, оркестр, танцоры. Суета и постоянные крики уже порядком раздражают, но от них некуда деться. Мимо проносится балерина, ещё совсем девчонка, вся в слезах. Вслед ей летит гневный голос Жюрайтиса. Он предельно возмущен, из-за чего литовский акцент как никогда заметен. Григорович объявляет перерыв и закатывает глаза — диагноз ясен. Ещё одна влюбленная дурочка. Кажется, Маэстро не поймет никогда, какое впечатление он производит на юных дам. А те вздыхают о нем, трепещут в ожидании репетиций и лелеют мечты о любви, которые непременно разобьются о литовскую бескомпромиссность и холодный перфекционизм. Да, это происходит вновь и вновь, но юных леди с подозрительными мазохистскими наклонностями меньше не становится. Справедливости ради стоит заметить, что за Жюрайтисом действительно интересно наблюдать. Высокий, стройный, всегда аккуратно-элегантный. За пультом страстный и жёсткий. Диктатор. Неизбежно диктатор. Только иногда, погрузившись в мелодию, он меняется: смягчаются черты лица, складочка на лбу разглаживается, а губы трогает лёгкая полуулыбка. Однако длится это не долго. С новым аккордом лицо возвращает себе прежнюю строгость… и будто не было того прилива нежности. Но поздно, Альгис Марцелович, юной душе и пары секунд хватит, чтобы влюбиться. В кулисах ловлю спешащего Жюрайтиса за рукав: — Альгис, ну зачем ты так, она же совсем ребенок… — Она в первую очередь балерина, а им обычно не свойственна такая бурная реакция на замечания, — глаза полны недоумения. Неужели он и правда не понимает? — Ты что, действительно ничего не видишь? — я не перестаю удивляться этому человеку. — Почему же? Вижу, что этой девушке необходимо поработать над самоконтролем, если она желает добиться успеха. У тебя здесь есть еще дела после репетиции? — он переводит тему. Тепло и немного грустно улыбается, когда я отрицательно качаю головой, — Прекрасно, я тебя подвезу. Слегка сжав мое плечо, Жюрайтис уходит, а я собираюсь вернуться на сцену чтобы помочь с костюмами для следующего действия, но прямо за углом натыкаюсь на ту самую заплаканную балерину. Судя по раздражённому и слегка надменному взгляду, последнюю часть разговора она слышала. Хмыкнув, девушка гордо проходит мимо. Прекрасно. Просто замечательно.***
Открыв дверь и сделав шаг на улицу, жмурюсь от ярких лучей закатного солнца. После немного сумрачных театральных коридоров здесь все кажется излишне ярким. Москва полнится туристами, вокруг театра их десятки, но лишь немногие действительно отдают себе отчёт в том, ГДЕ они находятся, какую мощь, какое волшебство содержит в себе это здание. Замечаю недалеко от входа совсем молоденькую девчонку лет пятнадцати. Огромные серые глаза изучают каждую деталь фасада с таким восторгом и обожанием! Наверное, я выглядела совершенно так же, когда впервые очутилась здесь несколько лет назад. Девочка замечает мой пристальный взгляд и немного смущается, а мне на плечи ложится теплая ладонь. — Извини, репетиция затянулась, — Альгис, как обычно бесшумно подкравшись, пугает меня, и я, отшатнувшись, запинаюсь, еле удерживаясь на ногах. В глазах мужчины смешинки. И как, такой строгий и требовательный в музыке, он может оставаться совершеннейшим ребенком в жизни? — Тьфу на тебя, Жюрайтис, я чуть в фонтан не грохнулась! — самой становится смешно от своей реакции. Замечалась совсем, задумалась. — Поехали, у меня сегодня огромное количество дел, — вот опять, вмиг стал серьезным. Понимаю, что момент утерян и пытаться продолжить шутливую беседу нет смысла. Молча сажусь на переднее сиденье автомобиля, украдкой поглядывая на мужчину. Альгис сосредоточен на дороге, но в глазах вновь пустая грусть. И так уже больше года. Наверное, он все же действительно любил свою Ирочку, возможно даже любит до сих пор, но, как сам сказал однажды: «Для семейного счастья тоже нужен талант, а я больше талантлив в музыке»… Верить в это не хочется, слишком романтичен и тонок этот мужчина, чтобы быть лишенным такого таланта. Сразу вспоминаются его сияющие глаза, когда он сообщил мне, что любит. Любит страстно и хочет жениться. Опять. И я была за него так рада, но через пару лет что-то произошло, сломалось. Очередная больная любовь. Все больше грусти в его взгляде и вновь сухое «мы разводимся», шокированные, полные слез и любви глаза Иры. Она так до конца и не поверила тогда его словам, но он и правда разлюбил, а врать просто не мог, ни себе, ни ей, ни маленькому сыну Лёшке. — Я был вчера в монастыре, — голос Альгиса останавливает меня, когда я уже собираюсь выйти из машины. Рука так и замирает на полпути к дверце. Опять этот разговор. А я так надеялась, что он не всерьез, что он справится, поверит в себя, в любовь, которая еще придет и обязательно останется навсегда. — Альгис, может быть все же не стоит… — Мне отказали, — его голос прерывает меня на полуслове, — я должен остаться в миру и отработать данный мне богом талант, — глаза не выражают ничего. Снова эта пугающая пустота. Я поворачиваюсь к нему вполоборота и сжимаю его руку в своей: — Значит так должно быть. Альгис, все будет хорошо, я обещаю тебе… — улыбнувшись и получив в ответ лёгкий кивок, я наконец выхожу из машины. Сейчас ему не нужны слова. Сейчас ему нужен только он сам и его музыка, его талант.