Tale as old as time

      Давным-давно, когда мир, что мы знаем, был совсем еще молод, а людей в нем пока что существовало лишь двое, в самом сердце бескрайней пустыни, коей была тогда планета Земля, раскинулся сад, потрясавший разум всякого живого существа своим великолепием. Яркие цветы с нежными и воздушными лепестками покачивали легкими головками под дуновениями ласкового ветерка, причудливые соцветия сплетались в завораживающий многоцветный узор в шелковистой траве, блаженная тень раскидистых деревьев шелестела изумрудно-зеленой прохладой, а высокую стену, ограждавшую сад, оплетали плавными линиями живого орнамента гибкие изящные побеги. Среди шелковистых листьев пестрели сочными красками спелые плоды, с тяжелых ветвей слышались чудесные песни сладкоголосых птиц, солнце играло в срывающихся с небес струях водопадов, ослепительными бликами отражаясь во взмывающих в небо тучах брызг. Когда-то то место служило домом для самых первых на свете людей. То был рай на Земле, и имя этому раю было Эдемский сад.       С тех пор прошло не одно тысячелетие. И многое изменилось навеки. Эдем был утерян людьми, и потомки Адама и Евы, изгнанных со священной земли за их преступление, так и не сумели вновь найти райский сад. Со временем он был позабыт ими, обратившись лишь в дивную легенду, далекий чудесный сон. Волшебный сад, в коем каждое живое существо чувствовало себя легко и отрадно, исчез без следа. На его месте шуршала бесчисленными песчинками раскаленная безжалостными лучами солнца пустыня.       Казалось, что человечеству уже никогда не суждено достигнуть его. Однако люди не подозревали, что давно создали свой Эдем сами. И прекрасный цветущий мир, такой желанный для сынов и дочерей человеческих, существовал совсем рядом, окружая их всюду. Существовал с того самого момента, как древний старец со смуглой от жаркого солнца кожей и глубокими бороздами морщин на высоком лбу, взяв в руки узловатый посох с таинственными отметинами, поведал своим детям, собравшимся как-то холодной ночью у костра, первую во Вселенной историю.       То было начало. Первый росток в новом саду, которому, возможно, суждено было стать во многие тысячи раз больше и красивее прежнего. И с той минуты каждое мгновение, что этот мир живет и дышит, во всех его уголках зарождаются и начинают свой путь сотни и сотни новых историй. И с чем их еще сравнить, как не с восхитительными цветами? Тянутся гибкие стебли, вплетаясь в ткань мироздания, увенчиваются роскошными бутонами, извиваются причудливым узором, и рост их принимает порой направление совершенно неожиданное. Вьются побеги, пересекаясь друг с другом, чтобы крепко переплестись навеки или, лишь едва соприкоснувшись острыми листами, навсегда разойтись в разные стороны. Цветут и живут истории, разрастаясь и образуя таинственный и чудесный сад, что много-много столетий принимает в свои объятия потомков Адама и Евы. Исцеляет от душевных ран и излечивает от горя и отчаяния, а порою на его тенистых зеленых тропах усталый путник находит потерянное и вспоминает забытое, обнаруживает ответы на казавшиеся неразрешимыми вопросы, и часто эти извилистые дорожки уводят его в невиданные новые миры.       Цветущие стебли пробиваются в наш мир, выглядывают из-за каждой закрытой двери, вьются зелеными ужами по чьим-то следам, шуршат высушенными лепестками на страницах книг, смотрят с полных красок холстов, прячутся среди оживающих на трепещущих струнах нот; миллиарды историй, вдруг звучащих в глазах и улыбках людей, случайно мелькнувших в толпе.       Порою они увядают, увы, это свойственно всем цветам. И в том саду между свежих и пышущих жизнью новых бутонов можно найти пожухшие и выцветшие лепестки на потемневших, согнувшихся к земле стеблях, которым в конце концов суждено рассыпаться в прах. То истории забытые, стершиеся из памяти людей. Однако среди тысяч пышных соцветий, пушистых гроздьев, благоухающих чашечек и изящных свечей встречаются изредка и те цветы, над которыми время не властно. Те, которым не страшны никакие испытания: ни смертоносный жар, ни трескучие морозы.       Это бессмертные истории, призванные дарить надежду – самое ценное и хрупкое, что есть в этом мире. И если однажды в этот сад, где живут истории, все же нагрянет свирепая и безжалостная зима, стерев в колючий порошок инея все до единого хрупкие бутоны, то среди гладких и безжизненных обледеневших ветвей, среди неподвижных шапок снега, искрящихся под бледным и равнодушным, точно тоже покрывшимся слоем льда солнцем, пришедший туда человек разглядит всполохи яркого трепещущего багрового пламени. И, сделав к ним несколько шагов по шуршащему ледяным пеплом осколков ковру, улыбнется, увидев в белом кружеве куста свежие бархатные бутоны алых роз. Одинокие снежинки будут таять, едва коснувшись пылающих лепестков, и крошечными бриллиантами скатываться вниз по изящным стеблям. Будто застывшие в единственном мгновении, замершие на пике своей красоты, розы будут дышать теплом чистой любви, ослепительно полыхать жизнью на фоне закованного в лед царства; цветы, которым не страшна никакая стужа. И вовек образ свежей алой розы, продолжающей цвести в зимнем саду среди льда и снегов, будет для людей символом надежды.       Да, они будут дарить ее людям во все времена. Становиться долгожданным лучиком света, который рассеивает мрак, даже если кажется, что все утонуло во тьме навсегда. Помогать пережить тяжесть и боль, перенести потери, потому что в них заключена любовь, которой они делятся с теми, кто так в ней нуждается. Они будут дарить веру. Веру в мечту, которая обязательно сбудется, если за нее бороться. В добродетель, что обязательно одержит верх над слепой злобой. В скрытую в душе красоту, что делает настоящим героем даже того, кто кажется всем неспособным на подвиг. В любовь, для которой не страшны никакие преграды и которая способна изменить даже чудовище. В счастливый конец, что так желанен для каждого. Не знаю, как в вашем мире, но у нас такие истории зовут сказками.       И, как у каждого цветка есть корни, у каждой сказки есть место, откуда она берет начало. Та, что я хочу вам рассказать, начинается еще задолго до того, как был создан Эдем, задолго до первых людей и до планеты Земля. Начинается с того, что ангелы, небесные создания, помогавшие Всевышней творить мир, в один ужасный день взбунтовались против своей матери. Движимые жаждой постигнуть саму суть Творения, известную одной лишь его создательнице, они зашли куда дальше, чем стоило бы. Помимо стремления к знанию в них проснулись зависть и честолюбие, открывшие в их души дорогу ненависти, ведомые которой, они пошли против братьев, отвергнув свою общую суть. Всевышняя не могла позволить случиться войне между своими детьми и потому решила наказать бунтовщиков. Узнав, какая кара им уготована, мятежники попытались добиться ее прощения, но было поздно. Богиня поняла, что в их сердцах нет любви. В наказание Она сбросила их с Небес, превратив в ужасных демонов. Жертвы проклятья, Падшие стали пленниками Ада, обреченными на вечные муки. А единственный шанс на искупление, данный им Богиней, показался им злой насмешкой. Их мать сказала, что заслужить прощение они смогут лишь, если познают истинную и беззаветную любовь. Отчаявшиеся и потерявшие всякую надежду когда-нибудь вернуться на Небеса, Падшие озлобились окончательно и оттого стали вредить и приносить несчастья так любимому Всевышней человеческому роду. Шли годы, и слова Богини были ими забыты, как обреченные никогда не сбыться. Ведь разве кто-нибудь когда-нибудь сможет полюбить демона?..       В том краю, что в наши времена не найдешь ни на одной карте, стоял небольшой городок, название которого годы давно стерли из памяти людей. На главной площади, под старинной башней с часами, которые каждый день исправно извещали своим мелодичным звоном жителей городка о том, что наступил полдень, бил аккуратный фонтанчик, бывший у горожан излюбленным местом обмена свежими сплетнями. Тут же проходили время от времени и маленькие торжества. Здесь каждое воскресенье открывалась ярмарка, порою разворачивали свои пестрые шатры бродячие циркачи, а каждое Рождество подле фонтана появлялась нарядная, припудренная снежком пушистая ель, усыпанная засахаренными орехами, румяными яблоками, душистыми, покрытыми свежим инеем апельсинами и конфетами в пестрых обертках. Площадь была самым оживленным местом этого городишки, с самого утра здесь стояли шум и гам, и крики торговцев, нахваливающих свой товар, перемешивались с громкими приветствиями, возмущенными возгласами и оживленным говором, обращаясь привычной его жителям утренней какофонией.       От главной площади расходились, будто солнечные лучики, тихие узкие мощеные улочки. На одной из них, той, что вела на восток города, зажатая между цветочным магазинчиком и пришедшейся весьма кстати кондитерской, стояла книжная лавка. На первый взгляд она казалась совсем маленькой, да и на второй - тоже. Однако все ее посетители, едва переступив порог, с удивлением обнаруживали, что внутри она определенно куда больше, чем снаружи. Вероятно, это странное ощущение было вызвано тем, что высокие шкафы в ней образовывали настоящий лабиринт, в котором можно было с легкостью заплутать. А может, это было и результатом маленького чуда.       Также, наверное, тем же небольшим чудом можно было объяснить тот факт, что у каждого, кто входил в эту книжную лавку, чуть-чуть поднималось настроение. И чем дольше он в ней пребывал, тем лучше оно становилось. Точно вокруг этого местечка витала некая светлая аура любви и добродетели, что пробуждала в душах людей, попадавших в поле ее действия, все самое хорошее.       А еще тут было попросту очень уютно. В мягком сокровенном полумраке, среди таинственно поскрипывающих широких полок, заставленных книгами всех сортов и мастей, витал сладковатый манящий запах такой особенной книжной пыли, старого, пожелтевшего и высохшего от времени пергамента, нагретой случайными лучиками солнца кожи на корешках старинных фолиантов и свежих чернил, переплетающийся с едва уловимым ароматом какао, всегда обязательно с корицей, исходящим из задней комнаты, аккуратно отделенной от магазинчика плотной занавеской. Тут, в едва уловимых шорохах и поскрипываниях, слышащихся тут и там с книжных полок, и жили истории. Здесь скрывались между шуршащих сухих страниц целые удивительные новые миры и неведомые края, среди аккуратно выведенных густыми чернилами слов разливались дальние моря и океаны, высились причудливые очертания подернутых туманом горных хребтов, шелестели молодой листвой густые леса, полные невиданных растений и зверей, гудели срывающиеся с небесной высоты струи водопадов, мерцали волшебными узорами далекие звезды. На этих строках совершали немыслимые подвиги бесстрашные герои и плели свои хитроумные козни злодеи, отправлялись в дальние походы путешественники и творили чудеса великие чародеи. Здесь на страницах можно было найти самые чудовищные предательства и самую преданную любовь, самые дерзкие преступления и самые благородные свершения, самые сокрушительные поражения и самые блестящие победы. И много, бесконечно много всего еще можно было увидеть здесь, даже не отходя от полки. И как раз тут не было ни капли магии – в обычном понимании этого слова, конечно. Целые вселенные прятались здесь, среди пылинок, кружащихся в луче солнца, чудом прорвавшемся в сокровенный полумрак, – только руку протяни.       Неудивительно, что никому из немногочисленных посетителей не хотелось покидать это чудесное, во всех смыслах этого слова, место. И потому им великодушно разрешалось бродить в лабиринте из книжных шкафов хоть до самого закрытия, которое ради парочки засидевшихся в компании книг гостей можно было всегда отложить на полчаса, а порой и на час. А если у кого-то случались трудности с выбором или поиском нужной книги – владелица этого местечка всегда рада была прийти на помощь и возиться с запутавшимся клиентом часы напролет в поисках идеального для него варианта. А после этого тепло улыбнуться, любезно предложив изумленному такой доброте гостю, прижимающему к груди наконец выкопанную откуда-то с таинственного «склада», который, конечно же, никто и никогда не видел, нужную книгу, чашечку какао - с корицей, разумеется. Иногда с ней можно было даже договориться о том, чтобы взять книгу на время – бесплатно, как в библиотеке.       К каждому, кто бывал в лавке хоть раз, она знала подход. Тем более знала и его имя, возраст, вкусы и предпочтения, знала наперечет всех родственников, искренне интересуясь при встрече здоровьем каждого. К слову, если вдруг выяснялось, что у кого-то что-то болит – на следующий же день тот человек просыпался совершенно здоровым, а его родным оставалось лишь дивиться и радоваться такому чудесному исцелению. А еще - она улыбалась каждому совсем-совсем по-особенному. Каждому по-разному, точно давая понять, что эта улыбка – она специально для него, и его тут очень любят, его тут ценят и ждут. Если же человек приходил в эту книжную лавку впервые, подход к нему очень быстро находился, и совсем скоро он оказывался в разряде постоянных клиентов, к именам которых мгновенно приклеивалось обращение «дорогой мой» и которым также неизменно вновь и вновь предлагалось «фирменное какао» - конечно же, с корицей.       Зирру – так звали владелицу книжной лавки – недаром порой звали ангелом. Невысокого роста, миловидная и полноватая, с нежным круглым лицом, слегка вздернутым лисьим носиком и светлыми, спускающимися до плеч кудряшками, в которых золотистыми искрами путались лучики солнца, она как нельзя походила на серафима. В городе к ней относились с добродушным и снисходительным непониманием, часто поражаясь ее наивности, доверчивости, беззаботной легкомысленности и мечтательности. И тем не менее эту девушку, странную, неземную, будто бы не от мира сего, любили. Любили за ее доброту и бескорыстие, чуткость и сострадание. И еще неосознанно тянулись к ее свету, давно привыкнув греться в его лучах, топя в них свои беды и горести. Но зовя ее ангелом, даже не подозревали, насколько правы.       Нельзя сказать, что у каждого города на земле есть свой собственный ангел-хранитель, великодушный покровитель, спустившийся прямиком с Небес и оберегающий жителей от всех бед. Это вовсе не так, они так не делали, на самом-то деле до людей в небесной канцелярии вообще мало кому по-настоящему была забота, как ни печально. Но у этого тихого и уютного городишки такой защитник определенно был. Защитница, причем самая надежная. И потому сползающие с окрестных гор угрюмые грозовые облака, предвещающие страшные грозы со шквалистым ветром, стенами колючего ливня и бьющими в беспорядке молниями, обходили его стороной. Потому эпидемии и кровопролитные сражения за землю, устраиваемые жестокими правителями, проходили мимо. Потому никто из жителей не замышлял преступлений серьезнее, чем дерзкое похищение сдобного пирожка с витрины булочной.       Удивительно, как это горожане не догадывались об истинной сущности Зирры. Ее выдавал ее взгляд, выдавали глаза. Говорят, глаза – зеркало души, так вот, в таком случае душа Зирры была кристально-чистой, словно воды горного озера, и светлой, как майское солнышко. А удивительно легкая походка, сопровождаемая едва уловимыми ласковыми дуновениями теплого ветерка и так присущая существам эфирным, была вызвана ничем иным, как мягкими и пушистыми белоснежными крыльями, незримыми для окружающих, а любовь, почти что разливающаяся в воздухе вокруг нее, - всего-то аура самого-самого настоящего ангела. И, уж конечно, никто и помыслить не мог о том, сколько на самом деле лет, нет, веков этой очаровательно странноватой девушке, обосновавшейся в уютной книжной лавке, вокруг которой витали сладкие ароматы из соседствующих с ней кондитерской и цветочного. Но зато многие знали, что больше всего на свете (после своих книг, конечно же!) Зирра любит пушистую белую сирень и воздушный зефир в шоколадной глазури. А эти вещи весьма кстати продавались в шаге от ее обиталища, и потому благодарные посетители, пусть и не такие многочисленные, не уставали радовать ими их собственного ангела, вызывая очаровательный смущенный румянец на круглых щечках.       Никогда не подумаешь, взглянув на юную цветущую девушку, что Зирра оберегает этот город и его жителей от всех бед и напастей уже много поколений. Вероятно, с первого дня, с тех самых пор, как он начал свое существование. Что таким образом она выполняет возложенные на нее Небесами обязательства – склоняет людей к добродетели, тем самым увеличивая количество добра во всем мире. К слову, справлялась Зирра отлично, и этот город давно стал настоящим сгустком света на метафизической модели Земли, что красовалась в Раю. И эта идиллия могла продолжаться еще столько же или даже больше, если бы не, как это всегда бывает, одно внезапное событие.       Однажды на улочке, что вела на восток, появился удивительный господин. Никто из жителей никогда не видел его прежде, и лишь малочисленные старики испуганно хлопали распахнутыми от изумления глазами и щурились, силясь определить, действительно ли это именно тот человек, которого они видели здесь давным-давно, когда детьми играли в салки на этой самой улице. Не постаревший ни на день за шестьдесят с лишним лет, все такой же осанистый и важный, одетый в сшитый по самой последней столичной моде лиловый камзол, что сидел на нем точно влитой, он неторопливо вышагивал по булыжной мостовой, постукивая о камни изысканной тростью. Прическа его выглядела до такой степени идеальной, что можно было легко себе представить, как ее обладатель не один час красуется перед зеркалом, самовлюбленно приглаживая лоснящиеся волосы и завязывая ленту на завитом изящным кольцом хвостике. Но глаза его в свете заходящего солнца отливали пронзительным лиловым цветом, и все те, кто оказался на улице в этот предзакатный час, ощущали исходящую от него холодную силу и властность. И съеживались невольно.       Сопровождал удивительного господина толстый коротышка самого неприятного вида. Мелкие черные бусины глазок из узких, заплывших жиром щелочек окидывали улочку липким и скользким взглядом, гаденькая фальшивая улыбочка, сплошь состоящая из мелких кривоватых позолоченных зубов, невольно навевала мысль об оскале гиены, а весьма заметная плешь на яйцеобразной голове говорила о постоянно испытываемой тревоге, которая, как известно, ведет к повальному выпадению волос. Коротышка услужливо семенил за величавой фигурой в костюме, то и дело недобро зыркая на прижавшихся носами к окнам детишек.       Странная парочка приблизилась ко входу в книжную лавку, и золотозубый с удивительной для человека его комплекции прытью шмыгнул вперед, услужливо открывая перед господином дверь. Тот, высоко подняв точеный подбородок, проследовал внутрь, не сказав ни слова. Вслед за ним в магазинчик нырнул и коротышка. Никто из них даже не удосужился постучаться, несмотря на то, что на двери висела табличка с крупной надписью «Закрыто».       Колокольчик над входом пронзительно звякнул, извещая хозяйку о приходе новых посетителей.       - Боюсь, дорогие мои, что мы уже закрыты, - послышался мягкий приглушенный голос откуда-то из-за ряда с приключенческими романами. – Надеюсь, это терпит до завтра, потому что мне необходимо здесь…       - Не беспокойся, ангел Восточных Врат, мы явились сюда не за книгами, - торжественно заявил господин, опираясь обеими руками на трость и расправляя и без того широкие плечи.       Его спутник, переминаясь с ноги на ногу, пренебрежительно оглядывал книжные полки. Неприятная улыбка с его лица так и не сползла, точно была приклеена.       Из-за шкафов послышался громкий стук, сопровождаемый шелестом страниц, и испуганное «ой» - одна из книг только что выскользнула из рук своей хозяйки. Последовал растерянный возглас, топоток и шуршание юбки, означавшие, что ангел поспешно слезает с табуретки. Роста, чтобы дотянуться до верхних полок, ей порядком недоставало. Наконец Зирра высунула носик в проход и, несмотря на растерянное и даже слегка испуганное выражение лица, неловко улыбнулась.       - Гавриил? Сандальфон? Какой сюрприз!       Она неуклюже подхватила табуретку и, зажав подмышкой здоровенный том, засеменила к ним. Нежданные гости терпеливо подождали, пока ангел со стуком пристроит табурет в надлежащий угол и, облегченно выдохнув, опустит тяжелую книгу на прилавок. Зирра спешно одернула юбку, пригладила растрепанные светлые кудри и воззрилась на них со смесью легкого недоумения и вежливого любопытства, переводя взгляд с одного на другого. На лице ангела застыла робкая улыбка, но движения все же были скованны, а в огромных голубых глазах затаилась настороженность, граничащая со страхом.       Не успел тот, кого Зирра назвала Гавриилом, и рта раскрыть, как она вдруг виновато вспыхнула, взмахнула ручками, выставив их вперед, и затараторила:       - О, если вы насчет того случая с дядюшкой Томасом, когда он вдруг так внезапно оправился от оспы, так это вовсе не мое чудо было…       - Понятия не имею, о чем ты говоришь, сестра, - прервал ангела высокий господин. – Мы здесь, чтобы сообщить тебе благие вести.       - Ах, в самом деле? Это очаровательно! – воскликнула Зирра, расплываясь в теплой улыбке и складывая ручки у груди.       Кончик носа у ангела слегка порозовел. Она приготовилась услышать благие вести.       Архангел Гавриил, а это был именно он собственной персоной, важно приосанился и торжественно объявил:       - Тебя награждают!       - Тебя ждет повышение, – мгновенно поддакнул Сандальфон высоким визгливым голосом, будто бы выучил эту свою фразу заранее, улыбаясь еще шире и фальшивей, если такое вообще было возможно.       Оба, похоже, ожидали от Зирры безмерной радости, но та выглядела скорее растерянной. На лице ангела отразилось замешательство, она хлопнула ресницами и непонимающе улыбнулась.       - Что? – наконец решилась переспросить она, качнув кудрявой головкой.       - Работа, что ты все эти годы выполняла на Земле, не осталась незамеченной Всевышней, - пояснил Гавриил, также расплываясь в широкой улыбке и разводя руками.       - Тебе дают шанс заслужить звание архангела, - тут же подхватил Сандальфон.       Они все еще ожидали радости.       - Оу, - только и смогла произнести Зирра, невольно делая шаг назад и хмуря брови.       Маленькие пальчики судорожно перебирали складки простенького голубого платья, лоб прорезали морщинки, а в глазах, никак не похожие на радость, отражались растерянность и даже страх.       - Это…       - Это то, о чем мечтают все и каждый! - с искренним непониманием всплеснул руками Гавриил и в последний момент поймал падающую трость.       - Ты сможешь вернуться домой, на Небеса! – сразу же добавил Сандальфон.       - Д-домой? – эхом повторила Зирра, снова отступая назад.       - Конечно! Не кажется ли тебе, что ты засиделась здесь, м? На Земле, я имею в виду? – осведомился архангел, красноречивым снисходительным взглядом окидывая книжные полки.       - Твое испытание ждет тебя! – вторил ему коротышка, точно и правда целый день репетировал, как будет поддакивать архангелу.       - Разве ты не хочешь доказать Всевышней, что достойна почестей и похвал? – продолжил Гавриил, поджимая губы.       - Да, наверное, - Зирра неопределенно пожала плечами, лихорадочно теребя выбившийся из-за покрасневшего уха светлый локон и затравленно озираясь, будто ища спасения от наступавших на нее с пугающе доброжелательными улыбками братьев. – А что, испытание… Оно все такое же?       В вопросе этом затаилась плохо скрытая надежда на обратное.       - А что могло измениться за какие-то шесть десятков лет? – удивленно вскинул идеально ровные брови Гавриил.       Он опять поджал губы и, слегка согнув колени, чтобы заглянуть в глаза ангелу, развел руками. Трость ему вновь пришлось ловить. С этой его привычкой изящный жезл с набалдашником из лилового камня был весьма не кстати.       - К слову, об испытании, - Гавриил вдруг навел на нее указательный палец, вынудив Зирру вновь опасливо попятиться назад. – Тебе вроде выдавали пламенный меч? Он ведь все еще у тебя, не так ли?       Лицо ангела побледнело, став похожим на чистый лист пергамента, а затем пошло пунцовыми пятнами.       - Меч… Большой, остренький такой, да? – Зирра нервно засмеялась, продолжая отступать под пристальным фиолетовым взглядом и чувствуя, как по спине бегут нехорошие мурашки. – Да, конечно… Конечно, у меня, где ж ему еще быть-то, верно? Где-то тут положила, вероятно…       Она в отчаянии огляделась, точно и правда надеялась чудесным образом обнаружить его аккуратно прислоненным к стенке одного из шкафов или мирно лежащим на полке. Истина состояла в том, что меч этот был… Нет, не потерян, конечно же, а отдан. В незапамятные времена, так давно, что никто в целом мире не мог сказать даже примерно, где он находится сейчас. И отдан он был перволюдям, которых пожалела сердобольная Зирра. В конце концов, в пустыне ночью холодно, много диких зверей, а Ева уже ждала ребенка, так что…       - Отлично! – архангел громко хлопнул в ладоши, заставив Зирру вздрогнуть. – Он тебе очень пригодится.       При мысли о том, для чего именно ей пригодится пламенный меч, она сглотнула вставший в горле ледяной ком. Зирра нерешительно подняла ладошку, точно не решающаяся задать вопрос школьница в первый учебный день, умоляюще уставилась на Гавриила.       - А… я могу от этого отказаться? – еле слышно спросила она и добавила чуть громче.       – Боюсь, что я недостойна!       Зирра робко улыбнулась и, воспользовавшись наступившей паузой, продолжила.       - Я от всей души благодарю за оказанное мне доверие, но, боюсь, Всевышняя возлагает на меня слишком большие надежды! Я не заслуживаю такой чести, - она сцепила ручки у груди, удрученно опустила глаза. – Я искренне надеюсь, что вы сможете найти куда более достойного кандидата на роль архангела, в то время как я смиренно продолжу свою службу здесь, на Земле.       Зирра подняла взгляд, с плохо скрываемой надеждой оглядывая своих молчащих собеседников. Оба глядели на нее с огромным недоумением, и если Гавриил еще как-то пытался спрятать в своем взгляде тень насмешливости и презрения, то глаза Сандальфона представляли собой чудовищную смесь намертво въевшейся в них показной доброжелательности и жуткой неприязни, причем золотозубый ангел и при своем росте, в котором он уступал даже Зирре, умудрялся смотреть на бедняжку свысока.       - Так… мой отказ от должности принимается? – она улыбнулась с ослепительно-обезоруживающим очарованием, которое, казалось, могло пленить сердце даже самого Сатаны.       Архангел шумно вздохнул, красноречиво переглянулся с Сандальфоном, и оба расплылись в самых фальшивых из всех своих улыбок.       - Боюсь, что нет, - ответил он наконец. – …Так ты готова?       - А у меня есть выбор? – обреченно вздохнула Зирра, тоскливо обводя взглядом знакомые до каждой пылинки книжные полки, будто ища поддержки. Гавриил ее слова пропустил мимо ушей.       - Вот и отлично, - архангел вновь хлопнул в ладоши. – Тогда слушай…       Со всей уверенностью можно было бы сказать, что Гавриил ошибся, когда предположил, что Зирра засиделась на своем месте. Нет, она любила свой городок и его жителей всей душой, оберегала их поколение за поколением так долго, что попросту не могла не привязаться к этим людям. Зирра любила свое дело, и ей, конечно же, не нужны были ни награды, ни почести, ни похвалы. Она не стремилась превзойти кого-либо и тем более не горела желанием возвращаться на Небеса, где, среди сияющих первозданной белизной стен и гулкой стерильной тишины, ей было невыносимо скучно и тоскливо, где ее не понимали и понимать не хотели. И этот молчаливый взгляд, которым обменялись Гавриил и Сандальфон, говорил о многом. Ее вновь сочли странной, если не сумасшедшей, как много раз до этого. И в нее, конечно же, совсем не верили, не верили, что она справится, что она выдержит свое испытание. И ангелу хотелось скорее уж сбежать подальше от подобного, нежели возвращаться в то место, которое она за пять с половиной тысячелетий жизни так и не смогла назвать домом.       В глубине души Зирра не чувствовала себя нужной своим братьям, как ни старалась убедить себя в обратном. Казалось, ее и на Землю отправили только потому, что в Раю она была лишней, путалась под ногами со своими глупыми идеями и мечтами, мешая настоящим серьезным ангелам выполнять свою работу. Даже Гавриил являлся к ней раз в семьдесят-восемьдесят лет лишь за тем, чтобы без энтузиазма пожать маленькую теплую ладошку ангела, произнести пару дежурных фраз, сводившихся к тому, что ее труд очень важен для Небес, и побыстрее покинуть мир людей, в котором ни один уважающий себя ангел, а тем более – архангел, не согласился бы провести лишних пяти минут. Если же он являлся раньше этого срока, то исключительно затем, чтобы грозно напомнить ей о ее лимите чудес, который ею многократно нарушался. Конечно же, Зирре было обидно, просто ужасно обидно, что ее ни в грош ни ставят, и она была рада сбежать от всех них в тихий уголок к людям. Да, однажды она ошиблась. Но у них нет никакого права вечно припоминать ей ее оплошность в Эдемском саду! На ее месте мог быть любой, даже тот же Гавриил, и Змий-искуситель, пробравшийся в Сад, вполне мог проскользнуть и мимо архангела. Зирра так и не столкнулась с ним, коварный демон успел ускользнуть прежде, чем она заметила пропажу яблока, которое сорвала Ева. Но если бы она его встретила, ох, она бы высказала этому наглому Змию все, что о нем думает! Потому что именно из-за него ходить ей до скончания веков в неудачницах!       Да, порой хотелось доказать, что все они не правы на ее счет. Зирра никогда не была честолюбива, но, в конце концов, всему есть предел и даже ангельскому терпению. Однако сейчас, когда такая возможность появилась, Зирра вовсе не была уверена, что ей это действительно нужно.       До недавних пор ее дом был здесь. Да, конечно, люди также не вполне понимали ее, но ее здесь любили, и Зирра чувствовала, что нужна, думала – именно тут ее место. Когда много лет назад она поселилась здесь, исполнив давнишнюю мечту о собственной уютной книжной лавочке, Зирра впервые ощутила, что не одинока. Но с годами ей все чаще казалось, что всем этим – любовью к книгам и чтению, к обычным смертным людям, не имеющим с ней почти ничего общего и лишь отчаянно нуждающимся в ее свете и добре, к тихой и размеренной жизни вдали от всего мира – она пытается заполнить мучающую ее пустоту в сердце. Зирра упорно гнала от себя эти мысли, но они возвращались вновь и вновь, не давая покоя, приносимые пугающими скукой и тоской, которые она вновь с некоторых пор начала испытывать здесь, так же, как и давным-давно в Раю. Порою ей действительно хотелось чего-то… большего, наверное. Того, о чем написано в тех книгах, что она прочла за все эти годы бессчетное множество. Приключений, опасностей, подвигов, героизма, такой особенной романтики, что всегда присутствует в жизни книжных героев. Того, о чем мечтать глупо и непозволительно, в особенности – ангелу. Да, порою чтения становилось мало, и ее разум наполнялся мечтами о том, что там – за зелеными хребтами гор, в том мире, что она покинула давным-давно ради тихой идиллии здесь. И иногда до такой степени хотелось бросить все и просто взмыть в бескрайнее голубое небо, свободной от всего и вольной лететь туда, куда она пожелает, что невидимые крылья начинали мучительно ныть. Однако покинуть своих подопечных, оставить так привыкших к ней людей на произвол судьбы – вряд ли Зирра была на это способна.       Но, пожалуй, самое отчаянное и тайное ее желание заключалось в том, чтобы в этом огромном мире, о котором она так мечтала, повстречать того, кто смог бы наконец понять ее, со всеми ее мечтами и причудами, с ее фантазиями и милой болтовней о пустяках и о важном одновременно. Увы, для нее, прожившей больше пяти тысячелетий, чья душа даже для ее братьев была тайной за семью печатями, это было практически невозможно. Но перестать мечтать – конечно же, то было против ее природы.       Так что, возможно, если подумать, Гавриил не так уж и ошибся. Хотя, как всегда, совершенно не понимал, о чем говорит.       Мечты мечтами, но со своими желаниями всегда стоит быть осторожнее. Никогда не знаешь, чем они могут обернуться. Нередко грезы о подвигах и приключениях приводят к плачевным последствиям, таким, что тысячу раз пожалеешь о том, что эти мысли вообще пришли к тебе в голову. Ведь на деле все частенько оказывается совсем не так радужно и прекрасно, как казалось вначале. Особенно, если весь пресловутый подвиг сводится к банальному убийству.       Есть на Небесах одна поговорка. Гласит она, что настоящий архангел должен в своей жизни сделать три вещи. Первое – благословить будущего великого правителя. Второе – помочь сынам человеческим победить в судьбоносном сражении (причем, очевидно, какой стороне помогать – несущественно). И третье – избавить мир от исчадья Ада. От демона, другими словами. И если первые два пункта были к выполнению не обязательны, то последний был как раз тем испытанием, которое ангелам приходилось проходить, чтобы получить право зваться архангелами. И именно оно теперь предстояло очаровательной и мягкой владелице книжной лавки, которая никогда в жизни и мухи бы не тронула, даже владей она до сих пор пламенным мечом.       Когда, наконец, не преставая вежливо улыбаться и благодарить за оказанную честь, она с усилием выпроводила своих гостей за дверь, Зирра, бледная и потерянная, прислонилась спиной к дверному косяку и невидящим взглядом окинула погруженную в приятный полумрак лавку. Пока они разговаривали, солнце успело сесть, и теперь между высоких шкафов пролегли длинные тени, а в углах и вовсе затаились обрывки ночной тьмы. И в этих полупрозрачных сумерках шуршали, потрескивали и едва слышно шелестели стоящие на полках тома. Будто живые, они перешептывались друг с другом, и, может быть, кто-то, обладающий особенно чутким слухом и достаточно богатым воображением, мог различить, о чем именно говорят книги. Зирра вот могла.       - Что мне делать? – тихо спросила она у полной шорохов тишины.       Зирра и не подозревала, что поблизости обитает демон. Нет, не совсем поблизости, конечно. Скорее уж – неподалеку. Где-то в Западных горах, по словам Гавриила, которые, как понятно из названия, находились на западе от города. Ничего конкретнее архангел не сказал, и потому оставалось лишь догадываться, где и как скрывается исчадье Ада.       Да, все это время неподалеку обитал самый настоящий демон, и внезапно мирная жизнь городка в последние несколько столетий показалась ей не такой уж и безопасной. Пусть никаких признаков своего присутствия исчадье Ада не проявляло, вело себя удивительно тихо и незаметно, но кто сказал, что так будет продолжаться и дальше?..       Если бы кто-то в эту тихую и теплую сентябрьскую ночь по неясным причинам подобрался к распахнутому окну книжной лавки, он услышал бы звенящий тревогой голос, доносящийся из ее глубины. Его хозяйка расхаживала из угла в угол, замирая на мгновение, вновь устремляясь к противоположному концу лавки, петляя между шкафов с молчаливыми книгами и мучительно размышляя. Расстроенная, взвинченная и донельзя встревоженная, Зирра уже выпила три чашки какао, с корицей, разумеется, как делала всегда, когда чувствовала, что душа у нее не на месте. Однако в этот раз горячий сладкий напиток, как и ожидалось, не смог вернуть ей хорошего расположения духа.       - Нужно убедиться, что никакой опасности нет, - бормотала Зирра, рассеянно скользя пальчиком по твердым корешкам. – Я же должна?       Но книги молчали. Их владелица частенько беззаботно щебетала о всяких пустяках, смахивая с полок пыль или расставляя по ним новые любопытные экземпляры, и было непонятно, разговаривает ли она сама с собой или же с ними. Правда, сейчас это были далеко не пустяки.       Сама Зирра демонов не встречала никогда раньше. (Помимо того наглеца из Эдемского сада, но встречей это назвать было нельзя. Ох, вот его бы она не постеснялась пару-тройку раз приложить огненным мечом!) Для ангела с пятью тысячелетиями рабочего стажа это было удивительно, но она ведь и не была одной из тех, кто «карал» или, как любил выражаться Гавриил, «воздавал по заслугам». Или как-то иначе взаимодействовал со стороной врага. Зато Зирра слышала множество самых жутких рассказов об этих существах от своих братьев и сестер. Те в один голос твердили о том, как ужасны и порочны эти создания, как они злобны и отвратительны, коварны и жестоки. Говорили, что им нет веры и нет прощения. Что они сеют хаос, боль, разруху и смерть, где бы не появились. Что их нужно истреблять и искоренять, как абсолютное зло на Земле, коим они, собственно, и считались.       И вот одно из этих страшных существ обитало в опасной близости от людей. И, если бы оно было таким, как описывали другие ангелы, этот городок давно должен был бы лежать в руинах, а все его жители – гореть в адском пламени. Потому в душу Зирры закрадывались определенные сомнения. Хотя, быть может, исчадье Ада просто выжидало удобный момент, чтобы напасть?       - Они же под моей защитой, ведь так? Конечно, я не позволю им пострадать! – взмахнула руками Зирра, меряя шагами ряд с философскими трактатами. – Но они-то не знают…       С одной из полок неожиданно свалился с грохотом толстенный фолиант. Зирра вздрогнула, прервавшись на полуслове, и обернулась.       - Да, конечно, - произнесла она, нагибаясь и поднимая том. – Я обязана защитить их. Я не могу допустить… Ведь то, что до сих пор ничего не произошло, не означает, что… Но почему Гавриил-то молчал? Мог ведь предупредить?       Книга опустилась на место с чересчур громким стуком, подняв облачко пыли. Зирра возмущенно уперлась руками в бока.       - «Зирра, я тут заскочил сказать – присматривай за своим городком получше, у вас под боком поселился демон!»       Она раздраженно сдула со лба светлую кудряшку и вперилась сердитым взглядом в несчастный том. Когда Зирра злилась, она морщила нос и тихо пыхтела, становясь похожей на разъяренного ежа. И, вероятно, угрозу представляла соответствующую. Однако заполнившая воздух пыль заставила ее прикрыть носик ладошками и тихонько чихнуть, мгновенно растеряв остатки гнева, после чего лицо ее вновь приняло тоскливое и озабоченное выражение. Долго злиться этому ангелу было попросту не дано. Зирра рассеянно погладила ладонью корешок упавшей книги.       - Это ведь не ради испытания! – произнесла она чуть тише.       Молчание.       - Подумать только! – вновь воскликнула Зирра. – Я? Архангел?       Книги молчали, и вопрос повис в тишине, так и оставшись без ответа. Зирра пожала плечами. Она развернулась, прижавшись спиной к шкафу и прикрыла глаза.       - Мне вовсе не нужна такая жизнь!       Где-то на соседнем ряду яростно зашуршали страницы.       - Точно, - пробормотала Зирра, вновь удрученно утыкаясь лбом в полку и опуская руки. – Точно.       Она глубоко вдохнула родной запах книг, всегда успокаивавший ее, приводивший в порядок мысли и утешавший. Но сейчас он не помогал. Напротив, с каждым вздохом сердце лишь наполнялось щемящей тоской и отчаянием. Потому что всего несколько часов назад все было хорошо, и она, по крайней мере, верила, что счастлива, а теперь стало ужаснее, чем можно себе вообразить. Теперь ее поставили перед чудовищным выбором – ослушаться прямого приказа Всевышней и подвергнуть опасности жителей города или же поднять руку на живое существо. Пойти на убийство.       Зирра знала, что не способна на это. Никогда не была и никогда не будет способна, в этом ее суть. Но неужели она подведет всех, неужели позволит людям, ставшим для нее за долгие годы почти что семьей, жить в постоянной опасности? И неужели пойдет против божественной воли? Почему все вдруг стало таким страшным, каким образом она вдруг оказалась в этом тупике, не имея никакого выхода, что вел бы ее по правильному пути?       - Не обязательно же убивать! – в отчаянии воскликнула Зирра, чувствуя, как голос дрожит от подступающих слез.       Она принялась яростно теребить отходящий кусочек кожи на краешке фолианта, пытаясь успокоиться, потому что ощущала, как трепещут готовые от волнения вырваться на свободу крылья. Зирра чувствовала себя слабой, беспомощной, совершенно неспособной на те геройства, которые совершала в мечтах, когда, подперев кулачком круглую щеку, увлеченно читала какой-нибудь захватывающий приключенческий роман. Это вовсе не было каким-то чудесным приключением, все это было чудовищно, и самое страшное было в том, что забыть об этом и жить, как раньше, не предприняв ничего, Зирра уже не могла.       - Почему обязательно лишать жизни? – сдавленно всхлипнув, спросила она у тишины.       Потрепанная книга перед глазами безмолвствовала.       - Слово «избавиться» уж точно допускает разночтения, - пробормотала Зирра, отдергивая руку от корешка. – Можно поговорить, убедить не творить зло, в конце-то концов! Если демон никому не причиняет вреда – это значит, он не злой? Исчадье Ада должно быть злым… Получается, нет зла – нет и проблемы, не так ли? Испытание будет пройдено, все довольны, и никто не пострадает…       Она вздохнула, тщетно приглаживая торчащий кусочек обложки. Ей так хотелось верить в то, что она говорила, пусть даже это и звучало, как бред, сама Зирра видела все ясно и четко. Очень хотелось верить, потому что, помимо того, что рассказывали ее братья и сестры, она также точно знала и то, что до своего падения каждый демон был ангелом. Просто однажды он сошел с правильного пути, затерялся во мгле пороков. Значит, нужно просто помочь ему вернуться на дорогу добра? Вряд ли все они так безнадежны, по крайней мере, некоторые из них, по крайней мере, тот, которого ей поручили… надо быть честной, ей поручили его убить… Ведь до сих пор он никого не тронул, хотя находился в этих краях, по словам Гавриила, примерно столько же, сколько и она сама. Удивительно, сказал архангел, что они не встречались раньше. И правда удивительно, согласилась Зирра. Так может, есть шанс, что этот демон отличается от других, раз он не выполняет своих… «демонических» обязанностей?       Помимо всего прочего, Зирра совершенно точно знала, что в сердце каждого живет искра добра, Всевышняя закладывала свет во все души без исключения. Значит, нужно просто не дать угаснуть этому огоньку, протянуть руку помощи?       В душе забрезжила надежда. Зирра стерла струившуюся по круглой щечке слезинку беспомощности и отчаяния, шумно втянула носом пропитанный книжной пылью воздух, стараясь все-таки успокоиться. Где-то на грани восприятия все еще витал пряный аромат какао с корицей. Пусть она не имела ни малейшего представления о том, что именно собирается делать, но это хотя бы был вариант, не предполагавший ничьей смерти и страданий. А значит, нужно было попробовать. В конце концов, у героев в книгах никогда не бывает легких путей. Да даже и легких путей у нее все равно нет. Гавриил ясно дал понять – отказаться Зирра не может. А если бы и могла, нельзя сидеть сложа руки, ведь демон все равно был и останется потенциальной угрозой для людей. Нужно предпринять хоть что-то. Но она не убийца, ее никто не заставит, это неправильно, это чудовищно!       Слабость и отчаяние внезапно сменились ярко вспыхнувшей в душе решительностью.       - Я не стану никого убивать! – выкрикнула Зирра непонятно кому, разворачиваясь.       Трепещущие крылья едва не вырвались на свободу, дрогнули, невидимые и неощутимые, и теплый ветерок прошел по ряду, шелестя страницами. Шорох бумаги, словно причудливое эхо, разошелся волнами по всей книжной лавке.       Нет, она совершенно точно не станет убивать. И вовсе не потому, что у нее нет ее пламенного меча, но потому, что она ангел. А настоящие ангелы – герои, они должны нести свет и добро, а не отнимать жизни. Даже у демонов. А ей очень хочется верить, что она настоящий ангел.       Первый луч поднимающегося солнца проскользнул в окно и золотистой полоской лег на пол к ее ногам. Пусть весь остальной город еще спал, но где-то уже вовсю драли глотки петухи, громко щебетали, извещая весь мир о наступлении утра, птицы. Ночь пролетела слишком быстро, непозволительно быстро.       - О, Господь всемогущий, - пробормотала Зирра, сжимая у груди побелевшие ладошки и обреченно глядя на светлеющую пустынную улочку за окном.       Прощание далось ей тяжело. Она старалась убедить себя, что вернется совсем скоро, но, едва сделав первый неуверенный шаг за дверь лавки, Зирра ощутила, как сердце наполняется мучительной тоской. Слезы вновь сдавили горло, влажные голубые глаза страдальчески уперлись в ручку двери, что она судорожно сжимала в ладони, панически боясь отпустить. Внутри лавки все еще еле слышно позвякивал потревоженный колокольчик. Едва ее ноги коснулись известной до последнего камушка мощеной улочки, озаренной пронзительно-рыжим светом восходящего солнца, как вся решительность и отвага покинули ее окончательно, оставив лишь сдавливающий грудь скользкими холодными щупальцами страх, липкую панику, заставляющую сердце сжиматься, а незримые крылья – мелко подрагивать, не переставая. Нет, Зирра боялась не за свою жизнь, мысль о том, что она сама может пострадать от руки демона, если все пойдет не так, даже и не пришла ангелу в голову. Она ужасно боялась уйти, оставив на произвол судьбы так полюбившихся ей людей, пусть даже, как она надеялась, ненадолго.       И все же, скрепя сердце, Зирра окинула тем же прощальным взглядом улочку, утопающую в золотистом искрящемся сиянии, и зашагала вперед, не оборачиваясь, глядя лишь на мостовую под ногами и стараясь, чтобы щипавшие глаза слезы так и не сорвались с подрагивающих ресниц. На ее счастье, улицы были пусты, и никто не остановил ангела, никто не спросил, куда это она спешит так рано поутру. Только пустые окна домов, отражающие рыжий свет, провожали ее взглядом. И это было хорошо, думала она, это было очень хорошо, потому что Зирра каждой клеточкой тела ощущала: остановится хоть на секунду, заговорит с кем-нибудь, позволит себе обернуться – не сможет уйти.       И чем чаще становились удары башмаков о булыжники, тем сильнее разрасталось в груди пока что еще смутное и неясное чувство свободы. Словно она постепенно избавлялась от сладких и желанных оков, сдерживавших ее очень долгое время, вытесняя из своего сердца каплю за каплей такую приятную патоку иллюзии. Зирра не могла и припомнить, как давно не покидала городок. Столетие? Два?       Странный это был букет ощущений – ноющая тоска, густо замешанная на страхе, неосознанная боязнь перемен, нечто вроде резиновой привязи, тянущей ее обратно, и в то же время упоительное, захлестывающее чуть ли не с головой ощущение свободы, окружавшее ее со всех сторон. Оно витало в звенящей утренней тишине, выглядывало из-за занавесок за окнами, слышалось в ударах собственного сердца, учащенном дыхании и стуке подошв о гладкие камни, звенело голосами утренних птиц во всем подернутом позолотой мире.       Зирра позволила себе оглянуться лишь, когда оказалась за городскими воротами, когда коснулась мягкой травы и услышала шуршание мелких камушков на широкой проселочной дороге, уходившей вверх по шелковистому от травы холму. На секунду ей с новой силой мучительно захотелось вернуться назад, будто еще можно было вернуть все, как было, будто Гавриил своим визитом не перевернул ее мир с ног на голову. Она покачала головой, представив себе, что придется еще целый век или два безвылазно сидеть и только мечтать о настоящих приключениях, коротать дни, как две капли воды похожие один на другой, точно время в ее жизни ходило по кругу, топя скуку в книгах и сладостях, в то время как сейчас ей представлялась возможность сделать что-то действительно нужное и правильное, что-то героическое. И, возможно, да, она хочет что-то кому-то доказать. Хочет доказать своим братьям, доказать Гавриилу, что она способна на большее, что они все это время недооценивали ее, и зря считали странными и неосуществимыми ее идеи, а ее саму – слабой, что они зря в нее не верили. Но доказать не убийством, а по-настоящему милосердным поступком.       Неожиданно для себя Зирра широко улыбнулась лишь начинавшему просыпаться городку, развернулась и побежала вверх по уже успевшим нагреться камешкам на дороге. Резиновая лента, тянувшая ее назад, оборвалась, отозвавшись в ушах пронзительным шелестом колышущейся травы.       С высоты холма город напоминал сказочную картину, изображенную искусным художником. Толпу будто игрушечных домиков с красными черепичными крышами, подернутыми золотистым рыжеватым туманом, в центре которой торчала кукольная башенка с часами, обрамляли уже потихоньку начинающие желтеть деревца, слева, за белокаменной церквушкой с горящей в лучах свечей купола, колыхалось под волнами ласкового ветерка желтое море поспевшей пшеницы, а за всем этим возвышались зеленые холмы, постепенно переходящие в причудливо изгибающиеся хребты гор, кольцом огибающих долину.       И вся эта позолота вдруг показалась совсем-совсем ненастоящей, нереальной, и на одну секунду Зирре действительно почудилось, будто она смотрит на поразительно детальную картинку, изображенную на крышке музыкальной шкатулки. И мелодия внутри должна была быть обязательно трогательной, нежной, печальной, струящейся, такой, какая подходит началу осени, когда лето еще не ушло, но все вокруг уже застывает в золоте, словно в янтаре. И приедающейся до тошноты уже после пятого прослушивания.       Точно и правда все это было каким-то сном. Только сейчас Зирра подумала, что все это время, все эти несколько столетий можно было бы с легкостью заменить одним единственным днем в ее книжной лавке, потому что все было однообразно, все было одинаково почти минута в минуту, менялись лишь книги у нее в руках, да лица людей старели, постепенно все реже и реже появляясь, и им на смену приходили новые, свежие, но так же быстро приедающиеся. И теперь пора было проснуться.       Зирра глубоко, до боли в груди вдохнула наполненный светом воздух, пытаясь вытеснить из своего тела дрожь, внимательно оглядела видимые ей как на ладони пустые улочки. Никого. Сердце сладко замирало и еще больше ускоряло свой ритм в предвкушении полета. С плохо сдерживаемым вздохом наслаждения Зирра наконец развернула белоснежные пушистые крылья. Прикрыла глаза от удовольствия, легонько взмахнула ими, разминая, и перья мягко зашелестели за ее спиной. Как давно она их не выпускала! Они успели ужасно затечь, и это заставляло ангела не на шутку беспокоиться о безопасности их использования. Развоплощаться не хотелось.       В последний раз взглянув на утопающий в золоте городок, Зирра глубоко вдохнула, оттолкнулась от мягкой пружинящей травы и с поразительной легкостью взмыла в небо. А уже через секунду игрушечные крыши домиков остались далеко внизу вместе с башенкой и церковью, вместе с позолоченными деревьями, волнующимся полем и пологими изумрудными холмами.       Беспокоилась Зирра напрасно. Разучиться летать невозможно, как ни старайся. Крылья повиновались идеально, ничуть не убавив в своей подвижности и изящности движений за долгие века. Мир вокруг наполнился шелестом и свистом ветра в ушах. Ветра, что гулял среди перьев прохладными дуновениями, ласково гладил пушистое оперение, щекотал мягкий пух, скользя тысячами невидимых ладоней, путался в волосах, играя со светлыми завитками, и наполнял грудь забытым запахом неба. Прозрачного, чистого и бескрайнего неба над головой. Свежим и острым запахом дождевых туч и озона, мокрой пыли, ароматом теплого, уже согретого едва приподнявшимся над землей солнцем воздуха, в который чуть уловимыми струями вливались сладкие и дурманящие запахи полевых цветов, смолы, хвои, прелых листьев и молодой травы, исходящие от далекой-далекой земли.       Зирра успела позабыть, как это невообразимо восхитительно – летать. Купаться в пропитанном золотисто-медовым светом воздухе, кружиться в самом центре бесконечного небесного простора, где только ветер и солнце, где каждый удар сердца – это новый взмах сильных и надежных крыльев, заставляющий дыхание прерываться от переполняющего душу восторга, заставляющий захлебываться безграничной, звенящей в ушах свистом ветра радостью. И теперь она жалела только о том, что не позволяла себе окунуться в это потрясающее чувство столетиями. И лишь теперь, ощущая себя в своей стихии, на той высоте, куда открыта дорога лишь птицам и ангелам, Зирра вспомнила, как много теряла, чего лишала себя долгие столетия.       Запах неба пьянил, ветер уносил из головы тревоги и сомнения. Все они остались на земле, далеко внизу, среди крошечных домишек, и казались отсюда мелкими и незначительными. А здесь – только бесконечное голубое небо, что олицетворяет веру и мечты, светлое небо, в котором нет места страху. Здесь сердце вдруг наполнила упоительная блаженная уверенность – у нее все получится, она справится…       Говорят, имя демона нельзя произносить ни при каких обстоятельствах, вероятно, потому, что тот может явиться на зов. Или, по крайней мере, говорящий навлечет на себя беду. Обыкновенные человеческие байки, если честно, не имеющие под собой ровным счетом ничего. Люди выдумывали много всяких мифов как про ангелов, так и про демонов, мифов совершенно неправдоподобных и нелепых. Для призыва демона требовался намного более сложный ритуал, затрачивающий огромное количество сил и времени. Иначе, наверное, куда больше людей заключали бы сделки с исчадьями Ада. Сказать по правде – вряд ли они вообще слышали, как кто-то на другом конце планеты называет их имена. А если и слышали – дела им до этого не было ровным счетом никакого. Наверное.       - Кровлей, - с неизъяснимым замиранием сердца повторила Зирра названное ей Гавриилом имя. – Кровлей.       В шелесте ветра оно отозвалось странным шипением.       Сделав несколько кругов в вышине над городом, чтобы наверняка убедиться в том, что крылья ей полностью послушны (все-таки путь предстоял неблизкий), она устремилась прочь от поднимающегося солнца, туда, где вдалеке виднелись мрачные подернутые туманом Западные горы.