О боли, её лечении, проливном дожде и о маленькой фигурке серебряной спящей змеи

- Юнги. Ответа нет. - Юнги-хён. Тишина полная. - Хён! - Боже, ну что? – лениво ворчит Юнги, всё же приоткрывая один янтарный глаз, щуря его в полумраке вечерней спальни, освещенной лишь светом ночника на тумбочке Чимина. Пак, видя, что объект его дониманий всё же не спит, пододвигается ближе, нагло под одеялом закидывает на Юнги ногу, обнимая его одну конечность двумя своими, как панда, заглядывает в глаза, как любопытный котёнок, и тут, к сожалению, приходится открыть уже два глаза, улыбнуться и шепнуть теплее, но Мин в жизни бы не променял это всё ни на что другое в этом мире, - что, Чимин-а? - Можно я кое-что спрошу? Юнги тихо стонет и закатывает глаза. День был насыщенный по максимуму – с утра они перетаскивали (не без помощи помощников Юнги, конечно же) вещи Чимина к нему в дом, расставляли их по местам, удобным для медика, цапались по-доброму по поводу полочек в ванной и слишком уж мрачной кухни Змеиного Отшельника. Чимин поначалу раскритиковал в пух и прах старый дубовый стол, занимающий полкухни, словно старый экспонат в музее, но уже через час, после того, как Юнги дважды взял его на этом самом столе, медик, оправляя одежду, отметил, что стол, так уж и быть, можно оставить, разве что, надо лаком покрыть, ибо спину царапает нещадно при… При трении. Юнги усмехнулся тогда, вгоняя младшего в краску, и, повернувшись спиной, продемонстрировал ему восемь красных, совершенно свежих страстных царапин, иронично интересуясь: - Кому, как ты думаешь, царапает спину сильнее? Чимин называет его дураком, бьёт слегка (не слегка!) кулаком в плечо, но спину всё же лечит, смущённо и возмущенно что-то бухтит себе под нос, а Юнги, прикрыв глаза, и ощущая чужую чакру на своей спине, ощущает себя самым счастливым на свете, легким, словно сигаретный дым, устремляющийся куда-то высоко-высоко в небо. Только вот Юнги не дым, он человек, настоящий, всем своим сердцем влюбленный человек, и он точно может сказать, что никуда больше от Пака не денется, как не крути. Они вместе уже месяц, и Юнги, на самом деле, никогда не знал, что может быть таким… Таким простым человеком. Он не знал, что есть особое удовольствие в том, чтобы встречать Чимина после его двенадцатичасовой смены в больнице, когда он, уставший, выходит на улицу уже без халата, думая о чем-то своем, и то, как вздёргиваются удивленно его брови вверх, и загораются мгновение назад тусклые глаза стоит многого, действительно многого. Юнги не знал, как сладко целовать его улыбку при встрече и прощании, как приятно, наконец-то, иметь кого-то рядом почти постоянно, хотя поначалу Мин боялся, что его будет раздражать рядом чужое присутствие. Всё же, он Отшельник (он убеждал себя много лет подряд в этом, так просто не откажешься), а они не могут много времени проводить рядом с кем-то. Но когда через три недели после Того-Случая-С-Выломанной-Стеной он посмотрел на Чимина, уже под полночь засобиравшегося домой, приглаживающего растрепанные волосы, улыбающегося зацелованными губами, слова срываются сами собой, и Юнги еще никогда не считал собственную иногда проскальзывающую импульсивность не недостатком, а достоинством: - Переезжай ко мне. Я больше не могу с тобой так часто прощаться. Чимин смотрит на него долго и внимательно, прямо глаза в глаза, больше не пытающийся в серьёзные моменты прятать глаза, и спрашивает уверенно, сжимая пальцами собственную голубую форму, в порыве страсти несколько часов назад скинутую с плеча: - Ты уверен, Юнги? В Юнги нет сомнений. Лишь любовь, заполняющая изнутри, словно сладкий розовый газ, и он никогда в жизни еще не был так рад быть отравленным, как сейчас. - Абсолютно. - Я не уверен, - кривит губы этим вечером Юнги, почему-то нерешительно переминаясь с ноги на ногу у дверей кафе, в котором собралась вся их компания. Хотя, технически, сейчас это была только компания Чимина, ведь Змеиный Отшельник по-нормальному с ними не общался уже много-много лет, и медик настоял на том, чтобы заново «представить» его всем остальным. Уже сейчас, по какой-то причине нервничая, сам не зная, почему, он думает, что идея, на самом-то деле, дебильная до невозможности – что он, мог забыть этих дураков? А они могли забыть его? Бред сумасшедшего. Но Мин косит глаза в сторону того самого «сумасшедшего», который улыбается так, что сердце ухает куда-то вниз, в район желудка, и Юнги, вздохнув, думает о том, какой же он подкаблучник, но всё же мысль свою продолжает, раз уж начал, - что это хорошая идея. Чимин дёргает его за ухо слегка поучительно, за что получает обоснованно-недовольный хёновский взгляд, но после целует в щеку мягко, словно листочек по коже мазнул, и отпускает, наконец, руку Юнги, первым заходя в кафе: - Это хорошая идея, так нужно сделать. Не только для тебя или для меня, а для всех нас. Спина Чимина скрывается за цветастым балдахином, служащим дверью, звякают колокольчики, а Юнги выдыхает, поднимая глаза к небу. - А я не понял, ты почему один? – громко и воинственно интересуется Тэхён, порываясь встать с места, завидев Чимина, подошедшего к их столику, - он не пришел? Вы поругались? Мне ему сейчас всечь, или как?! Пак закатывает глаза: - Я тоже тебя рад видеть. И нет, он здесь, просто я зашел первым, чтобы вот такого, - он аккуратно показывает Чонгуку пальцем на Тэхёна, и Мастер Оружия реагирует мгновенно – сгребает надувшегося Мастера Воды в объятия, крепко держа, - не было. Спасибо, Гуки. - Я за него переживаю, а он!.. - Ой, всё, не сотрясай воздух, - машет на него ладошкой Сокджин, в меню показывая официантке на те блюда, которые собирается заказать, - свинину все будут? И я действительно не понимаю, почему мы не могли собраться у меня дома, почему нужно было тащиться сюда. Хосок, бывший сегодня почему-то тише воды, ниже травы, хмыкает, отпивая глоточек водички из стакана: - Потому что Чимин хотел заново представить Юнги нам, его старым друзьям, а не превратить это вот всё в знакомство с родителями. Сокджин было открывает рот, чтобы громко и по-матерински возмутиться, но его отвлекает Намджун, тушащий сигарету о дно пепельницы, кивнувший на руку медика: - Красивая бирюлька. Откуда? Ответить Пак не успевает – колокольчики звенят снова, в кафе тихими-тихими шагами заходит кто-то, кого Чимин, наверное, узнал бы, даже лишившись всех органов чувств разом, и уже через мгновение он переплетает свои пальцы с чужими, сцепляя руки в замок, ощущая себя невероятным образом правильно. Голос предательски дрожит, как и коленки: - Ребята, я… Я рад вам представить… Представить моего парня, Мин Юнги. Вы, должно быть, хорошо его помните еще со школы. Последнее предложение звучит глуповато, особенно, при условии того, что еще только месяц назад все шестеро друзей дрались с вражескими шиноби за лабораторию Юнги и самого Юнги чуть ли не насмерть, но Чимин, в своё время, напереживавшийся из-за путаницы в чувствах, желал, чтобы всё было действительно правильно, так, как положено у всех пар, и не важно, что его друзья знают Юнги, или что самому Юнги сейчас слегка неловко. Так должно быть, и, боже, просто дайте Пак Чимину побыть влюбленным эгоистом всего минуточку в его жизни. - О мой бог, - вместо приветствия выдает Тэхён, бесцеремонно и совсем по-детски показывая пальцем на соединённые руки Чимина и Юнги, другой рукой крепко-накрепко вцепляясь в плечо Чонгука, лицо которого быстро перекосилось от боли, - у вас что, парные браслеты? Чимин краснеет безбожно, на инстинктивном уровне стараясь завести руку на спину, стесняясь, но Юнги держит крепко, на том же месте, и, гордо улыбнувшись, подаёт голос, кивая, даже двигая их руки вперёд, дабы друзья лучше посмотрели украшения, которые он сделал для них сам: - Да. - Это цветы сакуры? – интересуется Намджун, осторожно поворачивая из стороны в сторону их запястья, рассматривая тонкую ювелирную работу, сделанную из чистого серебра. Руку Чимина обвивала, что было ожидаемо, змея, с маленькими глазками, сделанными из янтарных камушков, вокруг запястья Юнги же обвивались цветы, природу которых Мастер Теней и хотел узнать. - Я еще никогда не был в тебе так разочарован, - заявляет Сокджин, складывая руки на груди, - мы вместе уже семь лет, а ты так невнимателен к тому делу, которым занимается твой парень! - Да что я вообще… - Я – флорист, гений ты несчастный! Я чёртов флорист, а на восьмом году отношений ты не можешь отличить цветы сакуры от цветов яблони! – громко и на высоких нотах возмущается Сокджин, и, переключая внимание с горе-парня на Чимина, доверительно сообщает, указывая на их парные украшения, - а вы, ребята, прямо вот отвратительно милые, прям фу. Если Джуни мне не сделает такие же штучки, я клянусь, я прикопаю его под гортензиями в своей оранжерее. Отчаянному возмущению Намджуна нет предела, и он, всплеснув руками, решает сделать самую гениальную вещь в такой ситуации, а именно – перевести стрелки: - Да я ни в чем вообще не виноват, боже ж ты мой! И вообще, почему мы говорим об этом всём, когда еще у кое-кого здесь есть важные новости?! Чимин ощущает странное дежа-вю, когда слышит его, но улыбается, присаживаясь вместе с Юнги за стол рядом с потеснившимся на диване Намджуном. Он так и держит руку Змеиного Отшельника под столом у себя на коленях, и это чертовски приятно, чем он не брезгует наслаждаться. Тэхён даже не смотрит на Чонгука, пытающегося всеми силами закрыть чужой рот, и до того, как его успевают заткнуть, принимается говорить, активно жестикулируя руками: - Что ж, этого, наверное, было не избежать, хотя я очень этого хотел. На самом деле, когда делаешь добрые дела, я считаю, не всегда нужно этим кичиться, знаете, не все герои носят плащи, как говорится. Хотя, я только сейчас подумал, что все Хокаге носят плащи, а никто больше не носит, вау… - Тэхён… - Так вот! В самом деле, я буду рад принять ваши слова благодарности, не знаю, может быть, подарки какие-нибудь – к слову, нам с Куки очень пригодится новый холодильник после ремонта, потому что если бы не я, вы бы так и продолжили вслепую тыкаться куда попало, как котята, которые не могут найти сиську... - О мой бог, Тэхён… - Короче, я счастлив, что благодаря мне вы нашли свою сиську любви! – Мастер Воды заминается слегка, обмозговывая, доволен ли он собственной фразой, и удовлетворенно кивает, ударяя собственным кулаком по своей же ладошке, - да! То, что я вижу сейчас, стоило всех тех моих сил, времени и чакры, которые я потратил на призыв дождя в те дни, когда Чимин ходил лечить Юнги! Чимин открывает рот в удивлении, совсем забыв о манерах, а Юнги хмыкает, щуря змеиные глаза: - Как интересно… - На самом деле, Чимин, ты знаешь, я хочу от тебя в качестве благодарности еще и пару баночек стимулирующих пилюль. Знаешь, как сложно было несколько раз в неделю по шесть часов подряд поддерживать дождь? Я был утомлён! Даже Куки в эти дни не получал привычный для него кусочек меня, если ты понимаешь, о чем я, а я думаю, ты теперь понимаешь, не так ли? – игриво шевелит бровями Тэхён. Чонгук закрывает лицо рукой, а Чимин, вроде как, очухавшийся, гневно пищит, выдергивая руку из захвата Юнги, хлопая ладошками по столу и перегибаясь в сторону лучшего друга: - Так этот дождь – твоя работа?! - Конечно моя! Чья еще? Кто так хорошо сделает, как не я? - Так это из-за тебя я постоянно мок?! Из-за тебя я тогда заболел, да?! - Все претензии к Юнги, который тебя не оставлял у себя дома и не отогревал, как следует! Грел бы нормально – не пришлось бы вообще из дома выходить! - ДА КАК ТЫ МОГ ТАК СО МНОЙ ПОСТУПИТЬ?! - Я узнаю эту атмосферу сумасшедшего дома, - хмыкает Юнги, складывая руки на груди, глянув на Намджуна, пока рядом разгорался самый настоящий скандал, - словно и не уходил никуда. Мастер Теней улыбается тепло, толкая старого друга плечом: - Скучал? - Вот уже сейчас думаю, что не особо. Они смеются немного, с умилением наблюдая за коллективной руганью, к которой присоединяется Сокджин, вставший на сторону Чимина ( «Он же мог умереть от воспаления легких, тупая твоя голова!»), и Чонгук, конечно же, защищающий Тэхёна («Да ничего ему бы не было! Я уверен, что его если пополам разрезать, то он не умрёт, а раздвоится, как дождевой червяк!»), и уже стало казаться, что это не кончится никогда, но ситуацию спасает Хосок, заоравший так громко, что в секунду заткнулись даже Чимин с Тэхёном: - Я ВСТРЕЧАЮСЬ С ТЕМАРИ! ОНА СКОРО ПЕРЕЕДЕТ В КОНОХУ, И Я ПОДАРЮ ЕЙ ЩЕНКА, ЕГО ЗОВУТ ЕНТАН, Я НАДЕЮСЬ, ВЫ ПОЛЮБИТЕ И ЕГО, И ЕЁ! Все затихают на добрых несколько минут, и первым сдавленно реагирует Чонгук: - Кого? Его поддерживает схватившийся за голову Сокджин: - Чего? Намджун вздыхает: - Вообще, это и были те новости, о которых я говорил… - Ну так что ты хочешь от меня, а, Чимин-и? Голос Юнги вырывает медика из дневных воспоминаний, и он краснеет, находя себя уже глубоким вечером под боком у Мастера Змей. Периодически Чимина накрывает осознанием того, что всё то, о чем он так мечтал – правда, и раз за разом приходится напоминать самому себе, что всё это не сон, а настоящая, счастливая реальность. Пак осторожно и мягко пробегается пальцами по чужой груди, останавливая ладонь на уровне сердца, и спрашивает тихо, примостив голову так, чтобы было удобно смотреть в глаза: - Та фигурка, которую ты мне еще в детстве подарил… Мне не казалось, что я ощущаю от неё твою чакру? Юнги улыбается самыми уголками губ, щуря змеиные глаза: - Возможно. А что? - Зачем в ней чакра? Юнги смотрит на младшего с несколько секунд, вздыхает и проводит рукой по розовым волосам, пропуская мягкие прядки промеж пальцев, слегка смущаясь: - Я… Я хотел просто знать, что с тобой всё в порядке. Так что, когда ты носил её с собой, я мог, если захотел, услышать биение твоего сердца. Если бы на нее попала твоя кровь, фигурка бы призвала змею, которая бы тебя защищала, если бы на неё попали твои слёзы… - К чёрту слёзы. Что было бы, если бы я её поцеловал? Юнги на секунду задыхается от чужой наглости, но чёртова любовь берёт своё, и он, совершенно не ощущая былой усталости, перекатывается, нависая над заулыбавшимся медиком, и, чувствуя, как его руки обвивают собственную шею, хрипло шепчет прямо в губы, почти сразу припечатывая поцелуем: - Это.