(не)удачная попытка мастурбации

      Феликс провел рукой по горячему раскрасневшемуся соску. Боль от прикосновения отдавала в кончики пальцев неприятным покалыванием. Второе прикосновение было не столь болезненным, но приятно не делало. Кто вообще сказал, что проколотые соски становятся чувствительнее?       Нет, чувствительнее они стали однозначно, но приятного в этом мало. Парень надевает поднятую с пола футболку и встает из-за рабочего стола. Через десять минут должен позвонить Чанбин, а Феликсу не хотелось бы показывать свое новое украшение раньше времени. К возвращению его парня из Америки они должны как раз зажить. Футболка была слишком широкой, поэтому болталась из стороны в сторону, продолжая натирать несчастную кожу.       Парень вздрогнул из-за неожиданно раздавшегося звонка мобильного. Это был не видео-вызов, а простой звонок через приложение. Так странно.       — Да, хен, — Феликс слегка настороженно принял звонок.       — Доброе утро, Солнце, — поприветствовал Чанбин. Его голос был слегка заспанным и тихим, но радостные и нетерпеливые нотки слышались слишком отчетливо, — Как тебе спалось?       — Как обычно. Хен, почему ты звонишь на мобильный?       — Я просто так соскучился по тебе… — в трубке что-то зашумело, послышались разговоры.       — Хен, ты куда-то идешь?       — Ты не дал мне закончить. Я так соскучился по тебе, что решил взять академ.       У Феликса перехватило дыхание. По ногам прошелся разряд, они задрожали и подкосились. Щеки покраснели, а сердце учащенно забилось где-то в горле.       — Т-ты где сейчас? — Феликс сглотнул вязкую жидкость и присел обратно в кресло.       — Жду такси, — ответ звучал немного уклончиво, — Ликси, я очень соскучился, — он произнес эту фразу шепотом, нежно и настолько откровенно двусмысленно, что у Феликса в ухе закололо так, будто сказано все это было вживую, с горячим дыханием на коже и руками, переплетающими их пальцы.       Феликс задрожал и впился пальцами в подлокотник, тяжело поверхностно вдыхая и выдыхая. Чанбин не представляет, насколько сильно скучали по нему.       — Я скоро буду дома. Я мог бы, — Феликс представляет, что эта пауза была взята для облизывания пухлых розовых губ, — взять тебя в прихожей?       Это предложение заставило парня возбужденно выдохнуть и подняться с места, сбрасывая вызов. Чанбин наверняка довольно улыбается, слыша короткий гудок и последующую тишину.       Феликс чуть ли не бежит принимать душ, сбивая по пути небольшую коллекцию искусственных суккулентов Чанбина.       Весь мокрый и абсолютно готовый он входит в их спальню, заваливаясь на кровать. Соски вновь отдают болью, соприкасаясь с тканевой поверхностью. В этот раз боль какая-то странная, неожиданно мягкая и больше приносящая расслабление и желание получить еще. Феликс переворачивается на спину чувствуя накатывающее желание.       Оголенная кожа приятно соприкасается с шероховатой простынью. Пальцы нетерпеливо поглаживают грудь, стараясь сильно не дразнить чувствительную плоть, хотя так хочется сжать их посильнее, насладиться ноющей истомой.       Давно затвердевший член выделяет все больше и больше смазки. Он нетерпеливо дергается, набухает и краснеет. Феликс перехватывает плоть у основания, несильно сжимая и медленно проводя вверх. Второй рукой он все же делает попытку дотронуться до проколотого соска. Неожиданно прикосновение вызывает наслаждение такой силы, что Феликс практически кончает без особых усилий. Парень со стоном переворачивается на бок и сжимает член. На глаза наворачиваются слезы, а дыхание сбивается.       Звук поворота ключа не делает лучше. Феликс лишь вздрагивает и кончает от неожиданности. В глазах потемнело на мгновение, в ушах стоит звон, из-за которого он не слышит абсолютно ничего.       Феликс все еще немного обескуражен, когда с трудом приподнимается с кровати и, пошатываясь, направляется в прихожую.       Но, выглядывая из комнаты, он никого не обнаруживает, только обувь и чемодан.       Чанбин нашелся в ванной. На нем черная водолазка и рваные джинсы, его волосы выкрашены в светло-русый и это так необычно.       — Я дома, Солнце, — Чанбин не отрываясь разглядывает показавшееся в проеме лицо. Во взгляде сплошная нежность и детская радость, — может, подойдешь?       Феликс мнется немного, щеку закусывает, но все же выходит из своего укрытия. Взгляд Чанбина сразу тяжелеет, зрачки расширяются, а пульс подскакивает.       — Кхм, я не думал, что ты сразу, — уши Чанбина краснеют, когда он видит перед собой полностью нагое тело. Ноги Феликса длинные, ровные и сильные, такие красивые и сексуальные. На худых ляжках видно следы спермы, как в их последнюю встречу, только засосов не хватает. Подтянутый живот оброс мышцами.       Глаза Чанбина расширились, когда взгляд все же дошел до груди. Металл симпатично посверкивал в ярком свете лампы. Шарики плотно обхватывали сосочки, подчеркивая их контур. Чанбин сглотнул.       — Как давно?       — Четыре месяца. Хен, прошу тебя, будь аккуратен, они еще… Ах!       Феликс не смог закончить, почувствовав слабое прикосновение кончика пальца. Было настолько приятно, что его ноги подогнулись, и Феликс несомненно бы упал, если бы не Чанбин, обхвативший его за талию. Пальцы впились в крепкие плечи в поиске опоры. Феликс прильнул к нему всем телом, слегка подрагивая. Чанбин улыбнулся, целуя в щеку и прижимаясь еще ближе. Он зарылся носом в волосы и вдохнул родной запах.       Находящееся совсем близко ухо все не давало покоя, поэтому Чанбин немного наклонился и прикусил верхний хрящ, проводя языком вдоль раковины и облизывая с обратной стороны.       — Надо снять, — Феликс слабо потянул за низ водолазки, не в силах нормально выразить мысль, но Чанбин все понимает. Ему самому до жути хотелось почувствовать Феликса всем телом.       Избавлялись от одежды они по пути в спальню. Чанбин застрял в горловине и чуть не споткнулся о джинсы, но они все же добрались без происшествий.       Чанбин уложил Феликса на кровать, сразу же отстраняясь. Все его внимание было приковано к соскам. Он долго разглядывал красные горошинки, плотоядно облизываясь.       Соски выглядели так, будто их прямо сейчас нужно обласкать, поэтому Чанбин потянулся к одному из них рукой, слегка надавливая и прижимая, чувствуя твердый металл сквозь плоть. Это чувство было довольно необычным и интригующим, поэтому Чанбин обхватил грудную клетку Феликса руками, начиная растирать соски большими пальцами. Феликс сжал острыми коленками бока, тихо поскуливая от приятной боли.       Чанбин попробовал перекатить горошинку между пальцев, а после опустился и коснулся языком. Мокрым и горячим языком. Феликса передернуло, он вскрикнул и выгнулся. Дыхание перехватило у обоих, но Чанбину настолько понравилась реакция, что он снова высунул язык, начиная выводить узоры. Он касался острым кончиком самого центра, а после поддевал накрутку, приподнимая вверх.       Чанбин припал к нему всем ртом, обсасывая и вылизывая не только сосок, но и кожу вокруг. Мягкая чувствительная плоть горела и болела, вызывая лихорадку по телу. Феликс кричал, толкал Чанбина в плечи, в попытке остановить сладкую пытку, сжимал ногами бока до боли, но парню, кажется, было все равно, его заводило то, как извивается его Феликс от удовольствия.       Чанбин так и не касается себя, просто спускает Феликсу на промежность, когда тот сильно хватает его за волосы и тянет к себе, перекрывая стоны эйфории поцелуем.       Чанбин дышать нормально не может, до сих пор шокированный настолько сильным оргазмом. Он даже прикосновения не получил, не то, что минет или полноценный секс, а спустил так бурно и ярко. Всему виной Феликс со своим шилом.       — Хен, ты извращенец, — обиженно дуется парень, полностью обездвиженный наслаждением.       — Ты это про меня? — усмехается Чанбин, целуя шею и обнимая парня.       Феликс лишь вздыхает и целует Чанбина в макушку.       — С возвращением.