***
Напиться от горя всегда самый лучший вариант. И пусть медики говорят, что хотят, но, пока помогает, Феликс не прекратит пользоваться этим лайфхаком. Тем более, что прямо сейчас это совершенно бесплатно. Еще и в хорошей компании. Чан неожиданно созвал вечеринку, в честь чего-то там, Феликс не запомнил, и, вполне веселый, но уже немного пьяный, свалил почти в самом начале вечера к себе. Не один, разумеется. Нарисовавшийся из ниоткуда Чанбин ободряюще похлопал Феликса по плечу, наивно полагая, что его сердце разбито. — Ты в порядке? — В полном, — огрызнулся Феликс, не понимая, как Чанбин до сих пор ничего не заметил. Он буквально никак не отреагировал на уход Чана! Зато он реагирует на присутствие Чанбина, и, кажется, все уже давно в курсе. — Мы можем выпить еще и завалиться ко мне. Посмотрим фильмы. Я угощу тебя мороженым, идет? — Чанбин ведет себя как самый лучший парень в мире, и это злит. Потому что он ведет себя так не из желания завоевать его сердце. Даже, черт возьми, не чтобы подкатить. — Сам смотри свои фильмы! Очень вовремя в толпе нарисовался Хенджин. Хенджин, как истинный соплеподтиратель, найдет решение и утешит прямо здесь и сейчас. Лучше всего то, что утешает он намученной самолично бурдой, от которой мозги отшибает нахрен. — Опять Чанбин? — быстро просек Хенджин. Джисон — трепло ебучее, и с этим ничего не сделаешь. — У меня разбито сердце, ведь Чан ушел с каким-то милым парнем, и я это видел, — ирония из Феликса сочится пропорционально выпитому алкоголю. А выпил он уже предостаточно. — Надо сказать Чанбину. Попросить его утешить меня по-взрослому? — А ну стоять, — Хенджин удерживает его за локоть. — Сначала проспись, а потом делай, что хочешь. — Но я не смогу делать что хочу на трезвую голову. Я зассу и опять просто пошлю его. Дай мне что-нибудь. Я сделаю это сейчас или дам обет безбрачия. — Ты еще пожалеешь об этом, — сделал последнюю попытку Хенджин, но удерживать больше не стал. Чанбин не сопротивлялся, когда его тащили на выход. Послушно шел за Феликсом, в руках которого покоилась еще непочатая бутылка виски. — Хороший выбор, — начал Чанбин, даже не взглянув на бутылку. — Хенджин дал, — отстраненно начал Феликс. — Ну, не мне. Я бы тоже не согласился с ним спать. Но я хочу. Глаза слипаются. Но я же не лил в них клей. Хен, я хочу склеить тебя! — Ничего не понятно, но очень интересно, Ликс, — слегка обескураженно скривился Чанбин. Он приобнял тонкую талию, и Феликс тяжело выдохнул, удивляясь непонятливости хена. Но его руки были такими теплыми и уютными, что даже ругаться не хотелось. — Хен… Я должен сказать тебе. Это важно. Правда. Только… Что я хотел сказать? — мозг Феликса окончательно поплыл, когда пальцы сжались сильнее, слегка щекоча и пуская мелкие разряды вдоль тела. Изо рта вырвался немного, совсем чуть-чуть, неприличный звук. Было до чертиков приятно прижиматься к Чанбину. Почти как в фантазиях, только в сотню, нет, в две сотни раз лучше. — Я верю, Веснушка. Вспоминай пока. Мы никуда не торопимся, — его смех легкой дрожью отразился от тела и застрял напряжением в горле. Феликс не выдерживает. — Ты придурок, — снисходительный тон вывел Феликса из себя. Захотелось вырваться и накричать. Но тело не слушалось, а в голове было немного пусто и тяжело, поэтому Феликс только бодает лбом чужое плечо и возвращается в объятия. И уже в чужой квартире Феликс точно не отступит от намеченного плана. Он оставляет легкий поцелуй за ухом, потому что только туда дотягивается, и на выдохе шепчет «Я на тебя дрочил». И хихикает. Хихикает, пока Чанбин отодвигает его, проверяя на адекватность, и внимательно разглядывает лицо. Так внимательно, что Феликс перестает слышать и забывает думать. А думать ему пока еще надо. — Я не так все понял тогда или сейчас? — Чанбин недоверчиво щурится, помогая Феликсу опереться на тумбу. — Если ты даешь мне ложную надежду, я тебя покусаю, — он присаживается на колени и, в подтверждение своих слов, сжимает челюсть на накачанной ляжке, приподнимая край шорт. Но гораздо большее волнение Феликс испытывает, когда Чанбин осторожно тянет шнурки и, приподняв его ногу, стягивает кед. — Так достаточно ясно? — Феликс не виноват, его член — отдельный орган, и живет он своей жизнью. Поэтому за то, что он упирается Чанбину в щеку, Феликс не несет никакой ответственности. — Предельно, — Чанбин слегка отодвигается и встает, даже не притронувшись к явному намеку. Феликс куксится, отворачиваясь, и идет, куда подсказывает интуиция. Ванная, конечно, здорово, но хочется в кроватку. Желательно не одному. И с продолжением. Потому что терпеть уже нет сил. Повысившееся от возбуждения давление дало о себе знать головокружением и сильной тошнотой. Только благодаря подоспевшему Чанбину Феликсу удалось не запачкать волосы и одежду. Хотя пол немного пострадал. Большая ладонь успокаивающе гладила по спине, и Феликс мог бы заснуть в таком положении, но у него есть миссия поважнее. — Хен, поцелуй меня, — Чанбин не сопротивляется и оставляет короткий поцелуй на лбу. Феликса это не устраивает. Он хватается за шею Чанбина и тянет его к себе. — Почисти зубы, тогда получишь поцелуй, — кажется, Чанбина совсем не напрягало происходящее. Он обращался с Феликсом почти как с ребенком, и это снова начинало выводить из себя. — Щетку дай, — раздраженно тянет Феликс. Он не дает Чанбину даже открыть ее, сам рвет упаковку, небрежно выдавливает пасту, пачкая и пол, и себя, и Чанбина немного, быстро возюкает по зубам и языку и, даже не ополаскивая толком рот, лезет целоваться. Язык жжет мятной свежестью, и губу он успел разбить, неосторожно впечатавшись в чужие зубы. — Умойся, кровопийца. Сейчас принесу сменку, — Чанбин потрепал его по волосам и вышел наружу. Нахрен ему сменка? Все равно снимать нужно скоро. Приняв решение, Феликс разделся и залез в ванну. Помыться все же нужно было. Но до того, как он успел что-то сделать, сознание помутилось и последнее, что он услышал было: — Чудовище, — и обжигающе приятные руки, прижимающие его к груди.***
Феликс почти час просидел в ванной. Точнее, в ванной Чанбина. Того самого Чанбина, который разбудил его раздвинутыми шторами, ласковым поглаживанием по голове и «Ничего не болит?» вместо приветствия. Потом он провел короткую лекцию о вреде алкоголя и спросил, не забыл ли Феликс, что происходило ночью. И проблема в том, что да, забыл. Феликс в душе не гребет, что было этой ночью. После третьей бутылки пива его понесло на откровения, а потом провал. Последняя мысль «надо сказать Чанбину». А что сказать-то, зачем сказать? И жук этот нихрена лучше не делал. Расселся у его бедер в одном сползающем полотенце, улыбнулся обезоруживающе и все, Феликс пропал. Он не то, что эту ночь забыл от восторга, имени матери не вспомнит. Перед глазами то и дело маячит голый влажный торс, повышая сразу слюноотделение, потливость и пульс. На кухне Чанбин был уже одет. Правда, все еще не полностью, потому что штаны, видимо, не были любимым предметом гардероба. Аппетитные ягодицы игриво выглядывали из-под, еб его мать, джоков. Феликсу срочно нужно на воздух. — Закрой рот, муха залетит, — посмеялся Чанбин. Он, как ни в чем не бывало, поставил на стол несколько тарелок с завтраком и пару кружек. — А тебя не продует? — все еще немного ошарашенный, Феликс усаживается на любезно отодвинутый стул. Чанбин снова смеется мягко и низко, и треплет волосы Феликса. Привычка у него новая что ли? — О, нет, я надел их только ради тебя, — он подмигивает и отпивает кофе. А Феликс, кажется, лишился дара речи. — Ты такой милый, когда смущаешься. — Стоп! Чанбин, что происходит? Я нихрена не помню, — сознался Феликс и умоляюще уставился на Чанбина. Голова начинала болеть не только от похмелья. — Что я натворил? — Ничего такого, за что тебе было бы стыдно. Возможно, — Чанбин выдержал паузу, заставляя Феликса ерзать от нетерпения. Он готов был сорваться, потому что выражение лица Чанбина было слишком довольным и насмешливым. — Всего лишь помог мне осознать ошибку. И теперь, когда я полностью осведомлен, а ты трезв… Мы могли бы продолжить оттуда, где закончили прошлой ночью. Шепот Чанбина — что-то невероятное. Он пробирается в уши, щекоча барабанные перепонки, и заставляет тело мгновенно реагировать. Мурашки бегут от самой макушки к пяткам, и Феликс содрогается, прикрывая глаза. Он сглатывает, глубоко вдыхает, задерживает дыхание и прикусывает губу. Когда он открывает глаза, Чанбин находится совсем близко, смотрит в упор и укладывает ладонь на щеку, поглаживая большим пальцем. Резкий выдох, еще один короткий вдох, и губы Чанбина полностью перекрывают доступ к кислороду. Феликс держит глаза открытыми и это лучшее, что он сделал этим утром. Чанбин мило морщит брови и жмурит глаза, его ресницы подрагивают — он полностью вовлечен в процесс. От этого зрелища сердце Феликса неспокойно заходится, глухо шумя в ушах. Феликс настолько засматривается, что забывает отвечать, только сильнее сжимая футболку на груди Чанбина. — Что-то не так? — Чанбин слегка отстраняется. Он выглядит обеспокоенным и напряженным, чего не было до момента поцелуя. Феликс краснеет смущенно и опускает глаза, стараясь не пялиться на оголенные ноги. — Мне надо в душ, — несмело шепчет Феликс. — Но ты только оттуда. Я поторопился? — Чанбин звучит расстроенно, и Феликс вообще не понимает, что произошло буквально за секунду. — Я постирал твою одежду, но ты можешь взять мою, — и уже тут до Феликса доходит. — Я не останавливаю тебя, — он оставляет легкий поцелуй на его щеке и убегает в ванную. Глупый Чанбин не так понял. Снова. Когда Феликс заканчивает, Чанбин уже растянулся на кровати, отрешенно глядя в потолок. Легкое покашливание и прогнувшаяся кровать отвлекают его. Улыбка на мгновение озаряет его лицо, но тут же спадает, стоит ему увидеть Феликса. Обнаженного, немного смущенного и донельзя возбужденного. Но самое лучшее только впереди. Чанбин привстает, кажется, собираясь устроиться поудобнее, а его колени тут же седлают, заставляя подавиться слишком резким вдохом. Феликс действует смело — стягивает с Чанбина майку, зарывается пальцами в волосы и утягивает в поцелуй. Немного неуклюжий и робкий от волнения, но не менее жаркий, чем до этого. Он ерзает, пытаясь устроиться поудобнее, и они оба тихо мычат от расползающейся неги. Феликс начинает намеренно тереться, чтобы продлить удовольствие. — Мы так долго не продержимся, — шепчет Чанбин и наконец устраивает руки на попе Феликса. Они горячие и слегка влажные, но так приятно сжимают ягодицы, что Феликс несдержанно урчит, упираясь лбом в чанбиново плечо. — Мг, — только и может выдавить он. Пальцы Чанбина длиннее, чем его, проскальзывают глубоко, хотя, это не то, чтобы было так необходимо. Он намеренно сгибает их, чтобы при движении назад подушечками надавить на простату. И Феликса трясет от всего, что происходит прямо сейчас. Они меняют положение, когда Чанбин полностью убеждается в том, что Феликс готов. Смазка и презервативы в тумбочке, далеко тянуться не нужно. Чанбин скалой нависает над младшим и быстро натягивает латекс. Одно движение кулака по члену заставляет вздох сорваться с губ. Чанбин бережно согревает смазку между пальцами и снова мучит Феликса, медленно проскальзывая в самую глубь. — Я вхожу, — шепчет Чанбин. Он придерживает свободной рукой его ягодицу, проталкивается внутрь до середины, а потом гладит Феликса по щеке, несдержанно целуя лицо в нескольких местах. — Ты умница, — продолжает он, когда видит напряжение на лице. Двигаться на удивление легко. Феликс полностью расслаблен и открыт, охотно отвечает на все действия и пытается сделать приятно в ответ. Чанбин долго не выдерживает. Милое лицо, кажется, отпечаталось под веками, поэтому Чанбин ни на секунду не выпускает образ расслабленного и наслаждающегося Феликса из головы. Тихие стоны становятся последней каплей, и Чанбин, слегка ускоряясь, доходит до пика, хрипя чужое имя. Он выходит, осматривает проделанную работу, удовлетворенно облизываясь, и спускается ниже. Феликс мычит довольно, когда член оказывается в жаркой тесноте, а между ягодиц снова толкаются пальцы. Он слишком чувствительный, слишком нуждающийся. И Чанбин слишком хорош, когда заглатывает до середины и широко лижет вверх. Хочется открыть глаза и посмотреть на все происходящее, но Феликс может только скулить, насаживаясь на пальцы, которые непрерывно массируют простату, и подаваться вверх, чтобы немного жестче вбиваться в горячий мокрый рот. Он кончает, когда Чанбин плотно сжимает губы на головке и тычется языком в уретру. Становится как-то хорошо и свободно. Феликса немного трясет от полученного удовольствия, и он расслабленно откидывается на подушки, прикрывая глаза. Хочется спать. Долго и крепко. И с Чанбином. — Снова в душ? — посмеивается Чанбин на ухо и обнимает поперек груди, укладываясь на плечо. — Ты будешь моим парнем? — Очень своевременно. Феликс закатывает глаза на насмешку и счастливо улыбается, когда Чанбин целует под ключицей и шепчет «естественно».